Версия для печати

На  Пасхальном богослужении я не была уже два года: у нашей небольшой  Черниговской общинки нет ни постоянного священника, ни своего храма. На большие праздники община разъезжается по другим приходам, а мы, по разным обстоятельствам, до этого года никуда вырваться не могли. Мне, проведшей много лет на большом омском приходе с его постоянными торжественными богослужениями, это особенно тяжело, непривычно. Именно поэтому, когда нынче появилась возможность поехать на Пасху в Киев, я была несказанно рада, хотя знала, что у Киевской общины тоже нет храма, священник же, иеромонах Савва, не является постоянным – он просто был приглашен послужить на Пасху. Что ж! Пусть без храма, пусть как-нибудь, лишь бы служба, лишь бы радостные, такие знакомые с детства, песнопения, лишь бы Cв. Причастие.

Вечером вдвоем с мужем выехали из Чернигова. Два часа пути до Киева кажутся непривычно долгими – хочется скорее на службу! В Киев прибыли уже почти ночью, в одиннадцатом часу. В полупустом метро вместе с нами едут на службу православные – вижу это по корзиночкам (по-здешнему, кошикам) с куличами и крашеными яйцами. Корзинки по-украински накрыты вышитыми крестиком рушниками. Настроение праздничное, весеннее, будто сейчас начнется какая-то чудесная сказка.

Наконец, выходим, но не возле храма, а на обычной рабочей улице, – и направляемся к ряду многоэтажных зданий. Я знаю, что в одном из них, в офисе, киевская община РИПЦ снимает комнату для богослужений. Я там еще ни разу не была, и мне эта комната рисуется в воображении большим и красивым храмом. Входим в офис, объясняемся с вахтерами, куда мы, и поднимаемся на какой-то очень высокий этаж. Как только открываются двери лифта, слышим привычный молитвенный речитатив – прихожане стоят кучкой в коридоре и читают правило ко Причастию. Людьми заполнен почти весь коридор, бегают счастливые дети, а какой-то совсем маленький гулит в коляске – тут же в коридоре. Где-то за углом идет спевка крошечного – в три человека – клироса. Нам сообщают, что уже началась исповедь, и мы садимся в очередь перед каким-то кабинетом.

Пока подходила очередь, я немного рассмотрела прихожан: преимущественно молодые люди, много семей с маленькими детьми, все очень приветливые, в радостно-трепетном возбуждении перед службой. Подошла очередь – вхожу в двери кабинета, обнаруживаю за ними еще один узкий коридорчик, миную его – и оказываюсь в маленькой комнатке. Посередине стоит аналой с Крестом и Евангелием, рядом с ним вижу отца Савву. И только после исповеди понимаю, что вот эта крошечная – не больше десяти шагов в длину и пяти в ширину – комнатка и есть храм! Здесь помещается Престол, Жертвенник, большой Крест, аналой, шкафчик для книг и клирос, за которым может встать только один человек. И это храм! Где же стоять прихожанам? В коридоре, который отделен от этой комнаты еще одним узким коридорчиком? Как же слушать службу? Как же дети поймут, что такое Пасха, если почти ничего не увидят и не услышат?..

Мое настроение немного упало, так что я даже не сдержалась и стала спрашивать у прихожан, как же они тут служат. Но никого не смущала величина их храма, меня стали успокаивать, что всегда все бывает хорошо, и я попыталась смириться с тем, что есть.

Около полуночи началась служба. Все, кто поместился, вошли в комнатку. Кто-то встал на пороге, кто-то вдоль коридорчика – словом, кое-как, но всем нашлось место. Мне повезло, потому что меня благословили петь, и я стояла рядом с клиросом, а значит примерно посередине этого миниатюрного храма. Отец Савва пригласил всех, кто не успел до этого, приложиться к Плащанице. Плащаница – небольшая картонная иконочка с изображением Господа во Гробе – лежала теперь на том же аналое, где раньше Евангелие. Я лишний раз вздохнула: если бы поместить сюда настоящую Плащаницу, то, пожалуй, она не поместилась бы, а уж о том, чтобы торжественно унести ее на Престол, и говорить не пришлось бы. Но отец Савва торжественно возложил эту нашу маленькую Плащаницу на голову и унес ее на Престол, который стоял тут же перед нами.

Подошел самый торжественный момент –  начло праздничной утрени. Тихо-тихо первый раз батюшка поет «Воскресение Твое, Христе Спасе…». Все молчат, и хотя положено возжигать свечи, никто этого не делает: мы так тесно набились в комнату, что о свечах и подумать страшно. «Как же Крестный ход?» – мелькает у меня в голове, – «неужели без Крестного хода? Вот так просто прямо здесь начать петь пасхальные песнопения?..» В минувшие два года, когда мы мiрским чином служили Пасхальную службу у нас дома, мы обходили со свечами дом… Отец Савва допевает «Воскресение Твое» третий раз, оборачивается к нам и говорит: «Ну что, устроим хотя бы маленький Крестный ход, выйдем из кабинета. А потом зайдем назад» – и мы с пением стали выходить. А затем, стоя перед дверью нашего «храма», мы в первый раз в этом году пели «Христос воскресе из мертвых», да так дружно, будто долго репетировали перед этим. Радостно отвечали Батюшке на его христосование детские голоса, и перед осознанием совершившегося чуда Воскресения как-то померкли все эти неудобства наших полупоходных условий.

И вот мы уже поем пасхальный канон. Поют почти все прихожане, поет священник, потому что клироса как такового здесь тоже нет, есть только три человека, которые имеют какой-то небольшой певческий опыт. Отец Савва иногда оборачивается к окончательно сбившемуся клиросу и начинает громко петь сам, чтобы хоть что-то выправить. Клирос подстраивается, вслед за ним – прихожане, и так продолжается служба. Но и это нестройное пение уже совсем не кажется мне неудобством. Я немного наблюдаю за прихожанами и невольно поражаюсь их горячему молитвенному настроению. Вижу, как усердно они крестятся и кланяются, как подпевают клиросу, как торопливо подают отцу Савве свечу, или кадило, или молитвослов, как радостно они участвуют в службе. Господи, помоги нам, недостойным! Так мало нужно для этого блеска в глазах, для радости этого ни с чем не сравнимого общения во Христе! Маленькую комнатку, несколько икон и аналоев, несколько богослужебных книг – и готового служить священника. Так мало – и так много, ведь в той общине, откуда мы сегодня приехали, нет и этого… И невольно вспоминаются рассказы катакомбников об их службах. Да, мы сейчас поем не вполголоса, как они когда-то, не боимся ареста и проч., но и не служим мы, как положено, а ютимся в каком-то небольшом офисе на каком-то высоком этаже… И атмосфера вся та же, катакомбная…

Когда подходит время христосоваться, отец Савва с улыбкой сообщает нам, что христосоваться будут абсолютно все – по древнему обычаю, и прихожане, подойдя ко Кресту, становятся в ряд, который тянется длинной цепочкой в большой коридор. Поцелуешь Крест – а потом христосуешься со всеми по очереди, пока не встанешь сам в конец цепочки. Этот древний обычай особенно понравился детям, которые сначала смущались, а потом разошлись и, целуясь, восклицали «Христос воскресе» так оглушительно, что прихожане невольно потом потирали уши. Христосование по времени заняло почти треть службы, что, впрочем, никого не огорчило.

Литургия  началась почти без перерыва. Отец Савва все успевал: и клиросу подпевать, и проскомидию совершить, и священнические возгласы подавать. Как всегда бывает на Пасху, Литургия по сравнению с утреней идет более спокойно и плавно, клирос поет знакомые литургические песнопения более слаженно. Причастниками были практически все члены общины, разбудили и самых маленьких прихожан. А когда Литургия закончилась, мне уже стало казаться, что я давно знаю всех этих людей, что все кругом родные, и что ничего лучше такой службы и желать не стоит.

Праздничный стол после службы накрыли в другом кабинете, напротив нашего маленького храма. Удивительно домашним и добрым показалось мне это розговенье. Все оно прошло в беседах о Боге, празднике, Церкви, о нашем полукатакомбном житье-бытье, о том, есть ли возможность выстроить храм. Вздохнули и мы о Черниговской общине, которая начала прошлым летом постройку, да заморозила из-за вечной финансовой проблемы. Когда-то суждено завершиться этой постройке?..

Незаметно рассвело за окном, и пришло время прощаться. Со всеми расставалась я как с друзьями, было ощущение, что знаю этих людей давно. Особенно певчих, с которыми простояли рядом всю  службу, вместе ошибались, вместе исправлялись. Уходя, поздравили с праздником вахтеров этого офиса, и было так странно вновь ощутить неестественность нашего положения и того, что они всю ночь провели здесь, внизу, и, наверное, даже не слышали нашего радостного ночного пения и христосований.

Я надолго запомню эту Пасху, она  для меня первая в своем роде. И я никогда не скажу, что она была менее радостной, чем прежние, встреченные в настоящем храме при архиерейском богослужении с несколькими дьяконами и прекрасным пением. Нет, она такая же радостная, как все, такая же светлая, только, может быть, немного более внутренняя и самоуглубленная. Помоги нам, Господи, недостойным, помоги нашей Церкви, нашим маленьким общинам, помоги и укрепи ту горячую ревность о Господе и радость служения Ему, которые я увидела нынче ночью в глазах киевских прихожан.

Христос Воскресе! Воистину Воскресе!  

      р.Б. Светлана, г. Чернигов, РИПЦ

Дополнительно см.: 

1. Архиепископ Тихон с архипастырским визитом посетил Киев

http://www.catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=page&pid=1620

2. Киевскую общину РИПЦ выселяют из молитвенного помещения

http://www.catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=page&pid=1526

3. Пасхальное богослужение в киевском приходе Прп. Варлаама Киево-Печерского

http://catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=page&pid=1347