Преосвященнейший Владыка Лазарь (в мiру Феодор Иосифович Журбенко) родился в 1931 году. Отец его был из кубанских казаков, по матери он происходил из духовного сословия. Дедушка и бабушка по материнской линии богоборцами были сосланы в 30-х годах в Сибирь. Так и не вернулись. Невинно пострадали от богоборцев.

Узник сталинских концлагерей,

катакомбный Архиепископ Лазарь

Жили они в станице Кавказская. В то время на Кубани и Украине свирепствовал голодомор. Миллионы людей гибли от голода прямо на улицах, в течении только 1932 – 1933 годов с лица земли исчезли тысячи деревень, обрели массового характера случаи людоедства.

Богоборцы у крестьян силой изымали хлеб, обрекая таким образом православных селян на голодную смерть. Поэтому отец Феди стал работать столяром в мастерской. На работе, вместо зарплаты, ему выдавали макуху  - выжимку из подсолнуха, он приносил ее домой. Хоть как-то удавалось выжить. Мама от голода уже пухлая лежала. Время было такое, что опасно было выпускать ребенка на улицу, боялись людоедства. Отец предупреждал: «Федя, ты далеко, смотри, не ходи, а то украдут…»

Потом мать уехала с Федей в Белгородскую область, она сама была родом из тех краев — думала, там, может быть, легче будет! Оказалось, и там такая же история, богоборцы везде голодомор устроили. Она умерла, и Федя трех лет от роду остался сиротой. «Остался так, на Божью волю», — говорит он сам.

Позже отец женился вторично. Мачеха была неверующей, злобной, страдала  нервным расстройством. Она не любила Феодора. Когда у нее появились свои дети, Федя стал лишним...

В годы войны, после прихода немцев, православные верующие открыли церковь, и отрок Феодор Журбенко смог свободно посещать храм. Катакомбные священники тогда стали выходить из подполья и служить открыто. Люди, духовно изголодавшись за годы богоборчества,  тянулись к ним массами. Богослужение мальчику очень нравилось. Ма­тушка священника предложила ему пономарить, и Феодор с радостью согласился. Теперь священник идет на требы, и Феодор с ним.

Он работал дома по хозяйству, ходил в школу, читал священные книги. Бывало, идет пасти коровку, а у самого в сумочке Евангелие. Коровка щиплет травку, а он стоит, читает акафист.

Феодор уже не общался со сверстниками, с некоторых пор их игры стали ему чужды, а дружил с верующими старушками. У соседки бабушка, катакомбница, была грамотная, много читала, знала молитвы. В молодости она окончила Церковно-приходскую школу, хотела поступить в монастырь, но родители насильно выдали ее замуж. И еще была одна старушка — честная, богобоязненная, тоже катакомбница. Эти простые женщины и были наставницами Феодора в истинно-православной вере.

«Я с ними все время проводил, дома-то у меня отрады не было никакой, отец на работе, мачеха ругается, сквернословит, вспоминает сегодня владыка Лазарь. — Я соблюдал посты, а домашние не соблюдали. Старшая сестра, дочка мачехина, клеветала на меня…»

«Вот я и ушел из дому пономарить в храм, — продолжает рассказ архиепископ Лазарь. — В храме служил бывший катакомбный батюшка Константин Высоцкий, он был из Епархии Св. Новомученика  Митрополита Агафангела (Преображенского) Ярославского. Отец Константин был миссионер-проповедник, в 1905 году окончил Санкт-Петербургскую духовную академию, почитатель был святого праведного Иоанна Кронштадтского, всегда его поминал со слезами: «Это мой благодетель», — и рассказывал такой случай: «Когда я был студентом, заразился картежной игрой, в начале века это было модно, просто до страсти заразился. Однажды иду по Невскому проспекту - толпа идет навстречу. Что ж такое? Приближается толпа, а потом вдруг раздвигается, раздвигается — и подходит ко мне отец Иоанн Кронштадтский, кладет мне руку на голову и говорит: «Константин, больше в карты играть не будешь!». Меня сотрясло так, что я чуть не упал. Как он мое имя-то сказал, а потом мою страсть узнал? Это прямо на улице было. И после этого я забыл, что такое карты, как отнялось совершенно». И вот он благодарный был всегда отцу Иоанну Кронштадтскому, всегда панихиды по нему служил, поминал часто.

Отец Константин до войны служил тайно, на дому, к Катакомбной Церкви принадлежал. С уходом Советов вышел из катакомб, восстановил храм.

После вечерни батюшка Константин обычно проводил диспуты, народу собиралось очень много.

Он был прямой, даже резкий, особенно обличал архиереев-обновленцов и сергиан. «Советскую церковь» не признавал. Однажды к нему прислали сергианина со своим антиминсом, так он его вытолкнул, даже в алтарь не пустил.

Таким был первый духовный отец Феодора Журбенко, заложивший в сознание мальчика первые зерна веры. Однако духовную радость от общения с батюшкой испытывать Феодору довелось не долго. «По окончании войны, в 1944 году, в станице Кавказской Никольскую церковь закрыли, а батюшку за «антисоветскую агитацию» посадили. Семья его жила в Пятигорске. После освобождения сыновья его взяли на поруки. Он к тому времени был уже совсем старик. Обслуживал разные катакомбные общины. В 1955 году я встретил его в Пятигорске. Иду с электрички, а он навстречу… Хороший был батюшка, Царствие ему Небесное».

А в 1944, оставшись без духовника, Феодор Журбенко милостью Божией через благочестивых катакомбных христиан сблизился с бывшим благочинным бывшего Обвальского миссионерского мужского монастыря иеромонахом-отцом Самуилом. «Когда война окончилась, никого из подвижников благочестия почти не осталось, догорали последние из них, отец Самуил был из их числа, — вспоминает далее Владыка Лазарь. — Он был старенький, своей квартиры не имел. Где ночь застанет, там и спит, жил, как странник. Все были ему рады, он был монашествующий батюшка — сапоги, серый подрясник, скуфейка серая, с палочкой, в руках корзинка, там требник, крестильный ящичек. Где поисповедует, где покрестит. Отец Самуил почти не скрывался, хотя официальную церковь не признавал. Он тоже обслуживал катакомбы. Он-то и одел меня в монашеское, дал подрясник, пояс, скуфейку, четки. Но не постригал меня, а только одел как послушника, видимо, подготавливал к принятию иноческого чина. Отец Самуил читал много книг о мо­настырях, о старцах, и я брал у него эти книги».

В то время как большинство сверстников отдают себя на посвящение сатанинским культам октябрят, пионерии и комсомола, принимая тем на чело и руку печать богоотступничества, отрок Феодор сознательно, на заре своей жизни избирает противоположный, полный лишений и угроз путь – служение Христу и Его гонимой Церкви Катакомбной. Церкви Святых Новомучеников и Исповедников земли Русской. Церкви Истинно-Православной, отвергнувшей антихристову власть, ее греховные культы и богоотступную Сергиеву Декларацию, предпочтя взамен терновый венец страданий Христа ради.

Молились тайно, ночью, по домам, в горах и лесах, скрываясь от безбожных властей подобно римским христианам первых веков. В те годы сам факт принадлежности к Катакомбной Тихоновской Истинно-Православной Церкви был явным Исповедничеством, за что в любой момент могли арестовать, отправить на каторгу, расстрелять. Именно такой путь Промыслом Божиим выпал на долю будущего катакомбного Архиепископа Лазаря.

Вспоминает Владыка: в станице Кавказская жили катакомбные монашки, я к ним ходил. От этих матушек я и узнал про катакомбного старца Феодосия, который жил в Минеральных Водах. Прежде чем встретиться с ним, я уже был о нем много наслышан. Эти монашки ездили к нему и рассказывали, что он великий подвижник, молитвенник, прозорливый, исцелял, привлекал людей. В свое время батюшка Феодосий жил у нас в станице Кавказской под горой. Там протекает река Кубань, на ней остров, и он жил на этом острове, имел там небольшую келейку. Реку переплывал на лодке и ходил в церковь. Меня тогда еще на свете не было.

В станице в те годы служил архимандрит Евгений (Жуков), тоже подвижник благочестия, исповедник. Они с отцом Феодосием были сомолитвенники. В 1905 году отец Евгений поступил на Афон в обитель Архангела Михаила. В начале 1914 года у него умерла мать, и он по благословению настоятеля поехал отметить ее сороковины. Прибыл на Северный Кавказ, а тут война германская, дороги назад отрезаны, и он остался на родине. Поступил в Лебяжий казачий монастырь. Тогда не хватало священников, и епископ направил многих монахов на приходы. Когда же монастырь закрыли, монахи так и остались на приходах.

Патриарх Тихон хотел посвятить его в архиереи, за его твердое стояние в Истине Православия, но он от высокого сана отказался. Патриарх его в архимандриты только посвятил и назначил благочинным всего Северного Кавказа. Церквушка, где он служил, была маленькая, как часовня.

В 1933 году отца Евге­ния посадили на 10-ть лет в Мариинские лагеря. Он отбыл там три года. С ним сидел один московский юрист. Узнав, что отец Евгений — Афонский монах, спросил: «Вы подданный Греции? Значит, поедете домой. Греческое правительство меняет коммунистов на своих грекоподдапных». И действительно, вскоре отца Евгения вызвали в Москву и он, не дожидаясь истечения 10-летнего срока, оказался на Афоне.

Мы думали, что он умер, но в 1962 году он прислал письмо на адрес одной нашей старушки, своей бывшей прихожанки. В конверт было вложено фото. Мы с ним потом десять лет переписывались. Через отца Евгения по переписке тогда же удалось установить общение и с Архиепископом Леонтием (Филлиповичем) Чилийским, а через него – с Синодом Зарубежной Церкви. У нас в Катакомбной Церкви законного епископа к тому времени уже не было, и мы Владыку Леонтия стали считать своим кир-иерархом. От многих катакомбных батюшек довелось  пересылать Владыке прошения о приеме под его омофор, исповеди и другие письма. Так между Катакомбной и Зарубежной Церквями-Сестрами в 60-е годы было восстановлено тайное духовное общение.

Отец Евгений десять лет хлопотал, чтобы я уехал на Афон, но я так и не уехал. Греческое пра­вительство согласилось, Синод - Протат Афонский, согласился, губернатор согласился, а Москва нет. Отец Евгений за послушание даже посылал меня к епископу Никодиму под видом своего племянника. Но Никодим, промариновав одиннадцать суток перед входом в приемную, таки отказал. Так и не довелось мне покинуть СССР. Так вот, когда отец Евгений служил в Кавказской, отец Феодосий приезжал к нему из Темных Буков, они служили вместе, приобщались Святых Христовых Тайн.

А попал я к батюшке Феодосию в Минеральные Воды так. Уже после войны 8 августа 1945 года на день великомученика Пантелеймона я попросился у отца пойти на моление. Он не пустил, и я очень плакал. Дело в том, что у нас в станице великомученик Пантелеймон почитался особенно.

В 1905 году была холера, умерших выносили ежедневно по 50-70 человек, и жители дали целителю Пантелеймону обет, если холера прекратится, ежегодно праздновать этот день, как престольный праз­дник. Обошли крестным ходом с иконой вокруг станицы, и мор прекратился. С тех пор на Пантелеймона у нас никто не работал, это был грех, всем миром в церкви пели нараспев акафист. Но отец не разрешил мне участвовать в святом празднике и заставил работать: «Ты недавно был у своих черниц, иди корову паси».

Я пригнал корову к железной дороге, пустил пастись, а сам заснул — жара была страшная. Просыпаюсь - земля трясется, корова стоит на полотне, а на нее мчится поезд. Он не смог остановиться, и корову всю измололо, шпалы в крови. Она была старая, хромая, но давала много молока, была нашей кормилицей. Я стал кричать. Рядом с полотном была посадка, тутовник, женщины-колхозницы пришли туда лист резать — подбежали, стали утешать.

На окраине станицы смотрю — мачеха бежит с возиком, значит, уже все знает. Я испугался — злая мачеха, прибьет — вырвался, и по кукурузе скорей домой, чтобы ее опередить. Кое-как собрал книжки, иконки и ушел в станицу к одной благодетельнице — она была мне как тетя, своих детей у нее не было. Рассказал о своем горе и попросил скрыть меня. Тем временем отец подал на меня в розыск.

За Кубанью был лес, Кореновский скит, красивые места, там были заводы Воронцовых-Дашковых. Я искал пустынника по дебрям, ободрался, обкололся, думал, что там пустынники живут. Не нашел и поехал к отцу Феодосию, у нас в станице духовные чада его жили (катакомбники), они к нему примыкали, ездили, и они очень много о нем рассказывали. Они мне дали рекомендацию, и я по рекомендации поехал. Батюшка меня сразу принял, и с тех пор я стал его посещать, группами возить туда людей.

К нему пробирались тайно, распределялись по квартирам. Вечером верные сообщали батюшке, что приехали люди. Иные приезжали как будто в курортное место — поездом до Минвод, потом на электричке в Пятигорск, Железноводск, Ессентуки, где были здравницы. Их тоже расселяли по квартирам, и вечерком, утречком, кому как батюшка назначит, потихоньку приходили к нему. Он исповедует, причастит, случалось и постригал. Все требы выполнял всегда ночью, тайком.

А так бегал — дедушка, обычный старичок, небольшого росточка, в штаниках, сорочка длинненькая у него, подпоясанный, волосенки кучерявые, всегда по плечи, бородка — благообразный-благообразный старичок, глаза голубые, прямо лучисто-сияющие, лицо такое — прямо невольно тянешься к нему.

Он был Афонский монах, с трех лет на Святой Горе. Родом пермяк, вышел со двора, заблудился. Там протекает река Кама - богомольцы взяли его с собой. В обитель приняли как сироту. Игумену было открыто, что это не простое дитя. Потом стало известно, что у него есть родители. Игумен отправил его домой взять благословение, после чего он вернулся в обитель. Потом служил в Иерусалиме в духовной миссии, ездил по сбору. Несколько лет нес послушание у Гроба Господня. В Минводах его звали «дед Кузюк». Старый, он всегда был в окружении детей, они облепляли его, как пчелы, у него в карманах всегда были для малышей конфетки. Сядет на лавочку, что-нибудь расскажет. Он был такой доходчивый для всех. Лицо у батюшки всегда было сияющее.

Когда в 1989 году я посетил его могилку — старец скончался как раз под день великомученика Пантелеймона - люди на кладбище рассказали: наступали немцы, фронт приближался, дед Кузюк вбежал в школу и шутками-прибаутками увел детей за собой, а на место школы упала бомба. Или: вагон на рельсах стоит, а он толкает его, приговаривая тоненьким голосочком: «Господи, благослови». Проходит патруль, спрашивает: «Что ты, дед, делаешь?» -  «Так Божичка повелел». Они подумали: совсем выжил из ума старик. Батюшка ушел, а через некоторое время на то самое место, где стоял вагон, попала бомба, а там были снаряды, попади бомба в вагон, от станции и людей ничего не осталось бы.

Катакомбный старец Феодосий (Кашин) -

духовный отец Архиепископа Лазаря (Журбенко)

Три года, с 1945 по 1948, ездил я к истинно-православному старцу Феодосию, и часто ездил, людей возил. Этот катакомбный батюшка принимал всех, кто бы ни обратился, он очень милостиво относился, был сильно любве­обильный, всех людей жалел, прямо как батюшка Серафим Саровский, исцелял больных, бесноватых. Всегда скажет хоть краткое, но наставление, длинных проповедей не произносил. Некоторым писал открытки.

В 1947 году, когда мне было шестнадцать с половиной лет, отец Феодосий вдруг говорит:

—      «Пожалуй, я тебе, Федя, крылышки приделаю».

—      «Как благословите», — ответил я, ведь я уже был «одетый», в послушнической одежде.

И он тайно постриг меня во иноческий чин, благословив не раскрывать этого внешним и нести тайный подвиг в мiру. И я действительно полетел как на крыльях, чувствовал себя, как будто я на небе. Это потом уже, когда постригали в мантию, в монашество, то дали мне имя Лазарь, а тогда, в иночество, батюшка постриг меня в честь Преподобного Феодосия Киево-Печерского, благословив отправиться к местам его духовных подвигов – в Киев.

Было это 4/17 сентября 1947 года, когда Святая Церковь празднует иконе Божией Матери «Неопалимая купина» и чтит памягь пророка Боговидца Моисея. Еще в этот день празднуется мученик Феодор Кандавлский, Никомидийский, почему, видимо, батюшка и выбрал именно этот день для пострига».

После этого события еще почти год инок Феодосий исполнял при старце послушание связного и проводника, привозя в Минеральные Воды тайные группы паломников.

Исполняя опасное по тем временам послушание, сопровождая группы катакомбных истинно-православных христиан к местам тайного служения, иноку Феодосию доводилось прибегать ко всевозможным мерам предосторожности и конспирации, дабы не навлечь слежку и подозрение. Времена были  страшные, у власти тогда стоял Сталин, гонения на веру были такие, что ныне и представить сложно. Поэтому, когда тайный инок сопровождал группы верующих старушек-катакомбниц, то нередко в целях конспирации приходилось и самому закутываться в платок и «бабье тряпье». Тогда так поступали все катакомбные священники, дабы скрыться от слежки, не привлечь к себе внимания или подозрения чекистов, милиции или сексотов. Такие времена тогда были. Жизнь была сопряжена с постоянными опасностями и угрозами. Вот и приходилось прятаться, переодеваться и т.п.  Чтобы понять, почему катакомбные подвижники вынуждены были прибегать к таким мерам конспирации, как переодевание, нужно знать условия, в которых им доводилось нести свое тайное от богоборных властей служение.

Однако к старцу не долго еще можно было ездить.

Еще до пострига инока Феодосия (Журбенко) батюшка как-то сказал рабе Божией Антонине: ”Молил я Боженьку: “Возьми меня, Боженька, хватит мне жить”. А Боженька говорит: ”Поживи еще немножечко, у тебя миллион духовных деточек…” Стало быть, немного еще поживу”.

 Вспоминает Архиепископ Лазарь: в последнее время батюшка Феодосий перестал уже носить воду, а раньше и ведра таскал, и дрова рубил, и огород копал, и по дому хозяйничал. За три дня до смерти занемог, скончался в полном сознании. Случилось это 8 августа 1948 года. Говорят, ему было тогда 147 лет. Когда он отошел ко Господу, то в святом углу, как на Пасху, зазвонили колокола.

Когда я ехал в 1989 году на его могилку, думал: прошел 41 год, наверное, все батюшку Феодосия забыли. Приезжаю и с удивлением узнаю, что там уже на машинке распечатали житие, все его читают, переписывают. Не знаю, кто собрал и записал эти факты, важно то, что люди его помнят, чтут.

Одна женщина из Краснодара заболела раком, врачи приговорили ее к смерти, а у нее был маленький ребенок. И вот ей во сне предстал некий старец и сказал: «Приезжай ко мне в Минеральные Воды, я тебя исцелю». Терять ей было нечего, и она поехала. Где в незнакомом городе спросить про старца? Конечно, в церкви. А там монашки приглашают приезжих на поминальный обед. Прийдя к ним, она взглянула на портрет и узнала старца, который позвал ее в Минводы. Это был отец Феодосий. Ее отвели на могилку, и она там долго молилась, плакала, ела земельку. Куда и рак делся, врачи только руками разводили. В благодарность она выхлопотала цинковое железо и устроила на могилке часовню на столбиках, без стен. Теперь там день и ночь горит лампадочка.

Каждое воскресенье у могилы старца Феодосия много народа. Я приехал, посмотрел - милиции вроде бы нет, после 1988 года открыто молиться стало не так опасно. Надел епитрахиль, полумантию, крест, и мы всем миром справили панихиду. Сколько людей со свечами стояло, горячо молилось. Вместо погребальных ирмосов мы пели ирмосы Пасхи, как в Светлое Христово Воскресение.

После панихиды спрашиваю у людей: «Вот вы собрались здесь — вы этого батюшку знали?» Кое-кто только знал. Один человек говорит: «Я милость получил», другой: «Он исцелил меня», третий: «Подал помощь в трудных обстоятельствах». Все ответы сводились к следующему: раньше мы о нем не знали и не слыхали, он нам явился в сонном видении, призвал в Минеральные Воды, и вот мы здесь. Все паломники были из разных мест, кто-то даже из Петропавловска-Камчатского.

Мне передали, что один сергианский священник из Ессентуков сказал: «Он раскольник, его нельзя прославлять». Действительно, отец Феодосий принадлежал к Катакомбной, Тихоновской Истинно-Православной Церкви и он никогда даже не заходил в храмы официальной Московской патриархии. Как в 30-е годы позакрывали последние истинно-православные храмы, так он легально больше не служил, все в катакомбах. И Сергия он не признавал. А до 1933 года старец Феодосий еще открыто приезжал к отцу Евгению (Жукову) на станицу Кавказская и они у нас приобщались Святых Христовых Тайн — они оба были афониты, постриженники Святой Горы...»

Высокопреосвященнейший
Архиепископ Лазарь

После рассказа владыки Лазаря стало еще яснее, что лампада Святого Истинного Православия теплилась в сердце народа русского вопреки богоборчеству, ересям обновленчества и сергианства, смутам и потрясениям века сего. Верная Святейшему Тихону, Патриарху-Исповеднику веся Руси, гонимая Церковь Катакомбная дала миру множество Новомучеников и Исповедников, подлинных подвижников и старцев, которые не изменили Истине в годы жесточайших испытаний. К этой Церкви Истинно-Православной принадлежал и преподобный старец Феодосий Минводский, под духовным водительством которого воспитывался и от рук которого принял благословение и иноческое посвящение будущий святитель катакомбной Русской Истинно-Православной Церкви Архиепископ Лазарь (Журбенко) Одесский.

Не без Промысла Божия нашему времени открываются сегодня образы пастырей истинного духа. Скрытые в пещерных святилищах - катакомбах, куда, по слову Апокалипсиса, в трудные для Истинной Церкви годы удалились верные, они дают нам прообраз дней грядущих, о которых сказано: «Не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных сократятся те дни» (Мф. 22, 24). Итак «Не бойся малое стадо, ибо Отец уготовал вам Царствие».

Помяни, Господи, за Веру Православную гонимых раб Твоих, их же имена Ты, Господи, веси!

Публикацию подготовили

В.В. Шумило, С.В. Шумило

Дополнительно на данную тему см.:

1. Таинственное исчезновение мощей катакомбного старца Феодосия (Кашина) Кавказского

2. Архиепископ Лазарь почтил память Аввы - Святителя Леонтия Чилийского

3. Святыня Русской Истинно-Православной Церкви: Чудотворному образу Иверской иконы Божьей Матери Благоухающему – 11 лет

4. Русская Истинно-Православная Церковь