Семья как основание Государства Чести Ю. Ю. Булычев Размышления над последним фильмом Глеба Панфилова Ярким свидетельством того, что вопросы о сути русской монархической государственности, о смысле падения монархии и о значении цареубийства в судьбе России по- прежнему являются основополагающими в сознании всякого мыслящего русского, служит последний фильм известного кинорежиссера Глеба Панфилова "Романовы- венценосная семья". С чисто эстетической точки зрения фильм - замечательный образец строгого воплощения принципов русского классического киноискусства. Ясная продуманность связи и в то же время жизненная естественность обозреваемых фактов и событий; традиционная для нашего художественного сознания соотнесенность внутренних состояний героев с образами русской природы; прекрасный новый романс- символ душевной "соборности" в семье Государя, представляющий собой заметное явление в нашей музыкальной культуре; поразительная точность воспроизведения исторических интерьеров - все говорит о крайне серьезном, ответственном, добросовестном отношении Г. Панфилова к своей работе. Эти же черты отличают подбор актеров, исполнивших роли с высокой степенью жизненной достоверности. Александр Галибин (Николай II), Линда Беллингхем (императрица Александра Федоровна), Владимир Грачев (цесаревич Алексей), Ольга Будина, Юлия Новикова, Ксения Качалина, Ольга Васильева (царские дочери) в буквальном смысле воссоздали дорогие сердцу всякого православного русского одухотворенные, ясные образы нашего царственного святого семейства. Следует особо отметить психологически тонкую и лингвистически блестящую работу Инны Чуриковой по русскому дублированию речи Л. Беллингхем, поскольку Чуриковой пришлось отражать и утонченную душу, и немецкий акцент императрицы. К ощутимым недостаткам фильма нужно отнести внешнюю несхожесть А. Галибина с Государем Николаем Александровичем. Столь всем известный и дорогой многим из нас даже в своих внешних деталях облик невысокого, стройного, подтянутого, преданного воле Божией императора-воина, несмотря на глубокий психологизм игры актера, порой решительно не вяжется с его высокой, сухопарой и сутуловатой фигурой, а также со специфическими чертами лица, образующими в совокупности образ замученного рефлексией чеховского интеллигента. Отсюда проистекает зачастую режущий глаз и слух и, насколько можно судить по воспоминаниям лиц, близких Государю, довольно чуждый ему сентиментализм внутреннего мира, мировосприятия и оборотов речи царя в интерпретации Панфилова и в исполнении Галибина. Но, по большому счету, эти обидные изъяны кинокартины не разрушают сильное положительное впечатление от ее просмотра. Причем важно заметить, что, раз посмотрев ее, хочется снова и снова вглядываться в произведение, возвращаться к отдельным сценам, вдумываться в образы действующих лиц, любоваться лучезарными ликами царских детей, вслушиваться в смысл произносимых с экрана слов и в звуки чарующего романса. Не стремясь к неуместному пересказу содержания кинопроизведения, не претендуя на анализ его художественного целого, я хочу обратить внимание только на те смысловые узлы, на те ключевые идеи фильма, которые делают работу Панфилова художественно ярким документом русского нравственного чувства и культурно- исторического самосознания. Итак, в центре фильма царская семья: семья накануне революции, семья в демократическом и большевицском заключении, семья в расстрельной комнате Ипатьевского дома, наконец, на иконах после канонизации. Судя по киноряду внешних событий, царская семья - довольно типичное для императорской России многодетное дворянское семейство, состоящее из обычных земных людей со своими слабостями, недостатками... Словом, семья как семья с частыми детскими болезнями, пустячными бытовыми трениями между детьми, детьми и родителями и с вечными родительскими треволнениями. Но со стороны душевной природы ее членов - это Семья высшего порядка. Ибо она проникнута духом общей православной веры, теплым чувством взаимной любви, глубоким уважением личного достоинства всякого человека, чутким отношением к душе ближнего. И потому Семья излучает в окружающий мiр спокойное благородство и сердечное отношение к людям. Иначе и быть не может, ведь Царь - это ближайшим и существеннейшим образом отец, царица - мать, царевны - доченьки, царевич - сынок. И уже во вторую и третью очередь они "Государь Император", "Государыня Императрица", "Их высочества цесаревны", "Его высочество наследник цесаревич". Русский режиссер, приоткрывая нам внутреннюю сторону жизни венценосной семьи, художественно оживляет в нашем сознании ту общую истину, что всякого рода человечность, истинная религиозность, живой патриотизм, одушевленность самосознания коренятся не в абстрактных возвышенных идеях и приобретаются не воздушно- капельным путем, а живут в конкретных семейных организмах и усваиваются личностью через семейное воспитание. Семья, только семья- ничем не заменимый "атом" собственно человеческого общества, "квант" национального духа, естественная предпосылка церковного единства, первоначальный "класс" культурного и нравственного воспитания. История русской культуры свидетельствует, что именно в старинных аристократических, православных и вместе с тем высокообразованных семьях Аксаковых, Киреевских, Хомяковых, Трубецких, наконец, Романовых наш православно- национальный дух, наше русское самосознание достигали своего высшего положительного развития. Сиротское же детство даже видающихся способностями людей (П. Я. Чаадаев), или воспитание в обстановке семейного разлада (П. Н. Милюков) зачастую способствовали раннему отчуждению личности от исконных устоев русской жизни и переходу на позиции холодного, рассудочного западничества. Со своей стороны, рассудочное западничество и оголтелая антимонархическая революционность ставили одной из первых задач перед своими адептами подрыв семейной традиции в крестьянстве и дворянстве, поощрение крайней свободы нравов и даже циничного разврата как средства разрушения исторической патриархальности русского нравственного и государственного уклада. Напомню, что известный революционер и анархист М. А. Бакунин в целях безпощадной борьбы против ненавистного ему семейного духа, против крепости вероисповедной, нравственной, государственной, находил два метода: разврат и разбойничество. По откровенному признанию Бакунина, на поприще социальной революции необходимо максимально использовать весь подпольный мiр бродяг, воров, бегунов и разбойников, искони протестующих против государства, задействовать все разнуздывающие силы народного разврата, который якобы прекрасен своей жизненностью и может быть революционно полезен, если дать ему разгуляться на воле, направив против традиционной религии, церкви, семейных устоев. В России все грязно и безобразно, значит, нечего лицемерить - грязь, безобразие должны открыто заявить о себе в русской жизни, освобождая сознание обывателей от обветшалых моральных догм и способствуя утверждению вольного общественного строя. Так, по своему логично, рассуждал знаменитый теоретик- растлитель и политик-анархист, предвосхищая программу современных идеологов безбожного, аморального либерализма. Но совсем не так думали русские православные мыслители. Они, подобно святителю Филарету, проводили тесную связь между Отечеством посюсторонним и Отечеством не от мiра сего, видели глубокую общность "горизонтальной" родственности людей на земле и "вертикального" родства их с Отцом Небесным. Триединый Бог христиан есть именно Родное как Абсолют, указывал выдающийся православный философ А. Ф. Лосев. Поэтому-то Бог и Отец, поэтому-то Бог и Сын, Единство Рождающего и Рожденного. Поскольку в богословском существе христианства заключено понятие о Родстве как собственной стихии Божества, христианская религия видит Родственность всего сущего в природе сотворенного Богом бытия, а любовь понимает как силу вселенского существования. Русский народ, вследствие характерного для него с древних времен семейного и общинного духа, сумел чутко и глубоко воспринять в православной вере именно этот ее момент. Наш народ, стихийно выработав идею Святой Руси, органически сплавил свои высшие идеалы Святости и Отечества. При этом русское родное в свете святости приобрело высшее содержание, стало абсолютным, безусловно ценным, предназначенным к преображению и спасению в вечности. Святость же в свете национального родного получила живое земное укоренение, стала конкретной, душевно и телесно близкой, родной святостью. Установив единство Небесного и Родного, русский народ национально самобытно и в то же время без искажения раскрыл глубокий объективный смысл христианства как религии человеческого братства и сестринства, отечества и сыновства, призванной путем национально конкретного подвига духа и тела возвести человека с вещественной почвы Отчества земного в небесную высь обетованной земли Царства Небесного. На основании этого мiровосприятия образовалась наша православная нация, проникнутая интуицией нравственно-душевного единения свободных лиц в свете безусловных ценностей Веры и Родины. И вполне естественным стало то, что государственное выражение этот духовно-семейный тип русского православно- национального самосознания нашел не в безличных социальных учреждениях, не в отвлеченной конституции, а в живой личности Государя, в конкретной царской семье, в Императорской фамилии. Так как Русская государственность произросла не из рассудочной системы абстрактного права, а из душевной реальности внутрисемейных связей православных людей, она воплотилась в глубоко личных, глубоко неформальных отношениях любви, чести, верности и служения между подданными и царем. Редкие Государи, не умевшие установить духовной связи с нацией, точно замечает видный отечественный мыслитель И. А. Ильин, проходили в русской истории словно тени. Как правило же, душевная чуткость, религиозно развитая способность воспринять свое служение и вдохновляться верой в русский народ позволяли Государям любовно созерцать свою страну, жить в русле ее истории и мыслить из ее трагической судьбы. "Они, так сказать, "врастали" в Россию,- продолжает Ильин,- чему много содействовала художественная даровитость русского человека. Русский народ, созерцая сердцем своих Государей, вовлекал их (уже в звании наследника!) в ответное сердечное созерцание, и Государям,- инстинктивно и интуитивно,- открывалось самое существенное: душевный и духовный уклад русского народа, его историческая судьба, его грядущие пути и, в особенности, его опасности". Я не знаю, изучал ли Глеб Панфилов православное предание русского народа и наследие монархических мыслителей, но он совершенно верно показал венценосное семейство как "соборного" выразителя духовных качеств миллионов тех не венценосных семей, которые создавали возможность существования Российской православной монархии. Исконно русский тип отношений людей - тип семейно-родственных связей, с их сердечностью, прямодушием, искренностью, честностью, проявляется в фильме не только в среде царственных персонажей, но и в отношениях Семьи и близких ей лиц: воспитателя цесаревича П. Жильяра, слуг, доктора Боткина. Царская семья показана в фильме не обособленным "оранжерейным" феноменом, но прекрасным олицетворением высших качеств культуры русской православной семейной жизни, а также свойств благочестиво воспитанного и многогранно просвещенного в семейном духе русского православного человека. Если коротко сказать, что является в кинокартине самым главным свойством семьи Романовых, то можно выразиться так: чистота, свет, непорочность. Не случайно духовно-жизненный центр собирательного образа царственного семейства выражается не столько личностями Царя и Царицы, сколько ликами их детей. Эти светлые, без преувеличения ангельские лики, не ведающие еще греховных трясин земной жизни, радостно обращенные к новому для них, интересному и волнующему мiру, открывают для православного зрителя воистину небесную природу всякого юного человеческого существа, с его изначальным стремлением к праведному, чистому, благородному. В нравственной чистоте доверчиво воспринимающих жизнь молодых людей очевидно отражается и непорочная природа их воспитавших родителей - больших детей, искренне молящихся, вверяющих себя Богу и вполне доверяющих на слово их окружающим, порой глубоко непорядочным политикам. В фильме не чувствуется никакой идеализации главных персонажей - они показаны вполне земными и конкретными русскими людьми, правда представителями лучшего, высшего типа личности, воспитанного в дореволюционной России. Г. Панфилов художественно ясно, тонко и достоверно показывает разностороннюю: интеллектуальную, эстетическую, религиозно-духовную развитость царских детей, органически присущие им человечность, простоту общения, внутреннюю порядочность и какое-то особое изящество естественно и благородно вести себя в самых различных, порой унизительных обстоятельствах. То, что режиссер сознательно реконструирует чуть ли не полностью уничтоженный в России после революции высший человеческий тип, высшую "породу" русских людей, выражают слова наставника цесаревича Алексея Пьера Жильяра. Последний говорит своему воспитаннику, когда тот просит не называть его высочеством, ибо его отец ныне не император: "Вы "высочество", Вы принц по крови и по воспитанию, и Вы всегда будете "высочеством", какое бы место в жизни не занимали". В противовес ясной, чистой, кристально прозрачной духовной атмосфере Семьи в фильме резкими, порой ярко символическими штрихами-образами очерчивается мiр безсемейности, неродственности, безотечественности, безбожия - мiр политического шума, черной зависти, коварного насилия, преступного сговора и холодного расчета. Такова скандально-самодовольная публика Государственной Думы; таковы наглецы из Петроградского Совета, вламывающиеся в царскосельский дворец, проверить - на месте ли арестованный царь; таковы же хулиганы-большевики из охраны царственного семейства. В кинокартине отчетливо, порой нарочито контрастно заостряется противопоставление двух типов или "пород" людей: благородных людей веры, традиции, чести и безпородных, безчестных, своекорыстных представителей взбунтовавшейся черни. Выявлен в фильме еще и третий человеческий тип - слуги зла, инициаторы разнузданности и насилия. Таковы Ленин, Троцкий, Свердлов, показанные мельком в сумраке, в выразительной тени, за занавесом сцены в зале какого-то большевицского массового собрания - черные кукловоды совдеповской закулисы, келейно принимающие решения убить Семью. Таков же, конечно, и Яков Юровский, ничтожный фотограф в прошлом, а в настоящем технический организатор и главный исполнитель цареубийства. Это духовно темный, хитрый, вкрадчивый, бездушный, неумолимый персонаж. Он не грубит, не хулиганит. Он хищно, пружинисто, зловеще позванивая тюремными ключами, все кружит и кружит вокруг Семьи, готовясь к решающему броску цареубийцы. Юровский представляется в фильме как зловещий чужак, как посланец запредельного сумрачного мiра, прибывший на русскую землю с особой миссией палача. Чрезвычайно умно и психологически достоверно Г. Панфилов отделяет среди преступных слагаемых революции поверхностную зависть к власть имущим, желание пограбить чужую собственность, разудалое хулиганство грубых масс, как меньшее, чисто историческое зло, от подлинно сатанинского дела вдохновителей и организаторов террора. Так в роковой момент подготовки к расстрелу один из самых хулиганистых грубиянов-охранников, периодически оскорблявший членов заключенной Семьи, вдруг отказывается участвовать в безсудной расправе, стрелять в детей и, презрительно назвав Юровского фотографом, предпочитает идти под арест, нежели убивать невинных. И вот неотвратимо надвигающееся преступление свершается. И еще раз до сознания доходит фатальная предопределенность гибели в условиях большевицкого безбожного и безотечественного режима всей Семьи и всех ей верных людей, стало быть, людей ей близких по духу. Не ради чисто политических соображений, а ради духовного, культурно-исторического искоренения основополагающих символов и устоев православно-русского мiропорядка коммунисты уничтожают бывшего Государя как живое напоминание о христианско-монархическом идеале; царское семейство как воплощение русских семейно-родовых начал; слуг и приближенных царской семьи как олицетворение духовно-аристократической традиции чести, верности и служения. После свершившегося Убийства мы всем нашим русским мiром угодили в преступное пространство истории. Ибо исторические представители русского народа, в лице современников цареубийства позволившие своим содействием или своим бездействием пролить кровь помазанника Божия на русской земле, оказались втянуты в грех цареубийства и вместе с тем в уничтожение всего, что делало возможным существование в России духовно возвышенной, благочестивой, культурно развитой, национально близкой нам и технически эффективно защищавшей наши всенародные интересы и наше всенародное достоинство государственности. Было погублено государство чести, чтобы построить на его развалинах государство черни, но в конечном счете мы остались без всякой государственности. Мы, русские, в национально-политическом смысле с 1917 года безформенны, беззащитны, подавляемы, угнетаемы в своей собственной стране. Ибо отчасти по своему легкомыслию, отчасти по злой чужой воле оказались изъяты из лона родной веры и социально- исторической традиции и до сего времени пребываем вне их живительных стихий. Подобно некоему морскому моллюску, выбитому из раковины и выброшенному на чуждый берег под лучи знойного светила, русская масса гибельно раскисает, медленно расплывается в условиях нынешней свободы, лишенная твердого религиозно- национального самосознания и полностью беззащитная под проникающим излучением Запада. Винить некого. Каяться недостаточно. Нужно подниматься на дело мысли, самопознания и возрождения всего того, что воплотила в себе венценосная семья страстотерпцев и о чем еще раз напоминает нам фильм Глеба Панфилова. И если нам удастся освободить себя от чар иноземных верований и чужеродных внушений, если мы возродим в себе русские души, русские умы, русские сердца - все остальное встанет на свои места естественно и просто. На безхитростную прямоту и духовную прозрачность фундаментальных оснований русского православно-национального бытия указывает лаконичное стихотворение Марины Цветаевой: Это просто, как кровь и пот: Это ясно, как тайна двух: Царь с небес на престол взведен: Царь опять на престол взойдет – *** В. И. СерединИЗ ВОСПОМИНАНИЙ СОВРЕМЕННИКОВСергей Сергеевич Бехтеев родился 7 апреля 1879 году в городе Ельце Орловской губернии в старинной дворянской семье. Из юношеских лет поэта известно, что он воспитывался и обучался в Императорском Александровском лицее, где в свое время учился А.С. Пушкин. Вместе с высокими традициями Лицея, духа патриотизма и верности монархии С. С. Бехтеев впитал и любовь к поэтическому слову. Его первый поэтический сборник вышел 1903 году был посвящен Государыне Императрице Марии Федоровне. Когда перед первой мiровой войной 1914 года повсюду усиливаются ложь и сплетни вокруг Царской семьи, он не дает обмануть себя, и еще сильнее звучат в его стихах ноты верности и любви к Государю. С начала войны служит в действующей армии, получает ранение в голову и, как офицер привилегированного полка, попадает в Дворцовый лазарет, где удостаивается посещения Государыней Александрой Федоровной с Великими Княжнами. После отречения Государя от престола и страшных событий октября 1917 года Сергей Сергеевич пишет пять стихотворений, которые удалось передать Царской семье в Тобольск, а сам решает, что "его долг послужить гибнущей Отчизне", и вступает в Добровольческую армию, в которой находится с 1918 по 1920 год. В ноябре 1920 года С.С.Бехтеев покидает Родину и находит приют в королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев (С. X. С.) под покровительством молодого короля Александра I. В 1923 году в Мюнхене издает первый выпуск стихов "Песни русских скорби и слез", а 1925 году выходит его автобиографический роман в стихах "Два письма". В 1926 году в Белфаде издает газету "Русский стяг", в 1927 там же выходит книга его стихов "Песни сердца".Находясь за фаницей, он внимательно следит за тем, что происходит в России, примечая каждое духовное событие. С конца 1929 по 1954 год С. С. Бехтеев живет в Ницце. В 1934 году в Ницце выходит в свет сборник стихов "Святая Русь". До 1946 года Бехтеев был ктитором храма Божией Матери Державная. На его средства и его трудами в храме были устроены два иконостаса в приделах Державной иконы Божией Матери и преподобного Серафима Соровского, за что он был удостоен особой благодарственной грамоты. События в Европе и в России в период Второй Мiровой войны не находят отражения в творчестве Бехтеева, вероятно, потому, что его идея "За Веру, Царя и Отечество" была определена им на всю жизнь и для окружающего его мiра была уже почти непонятна. А сам он продолжал воспевать те события, подвиги и тех людей, которые не были воспеты в свое время в старой России. Сохраняя реальный взгляд русского православного человека на свою Родину, на состояние русских людей, он все же верит в будущее России. И подтверждением тому - его стихи. * * * С. С. БехтеевЦареубийцы"Кровь Его на нас и на детях наших" (Мф.27,25) Был темен, мрачен бор сосновый; Трещал костер, огонь пылал, И в мраке свет его багровый Злодеев лица озарял. В зловещем сумраке тумана, От мiра спящего в дали, Рабы насилья и обмана Тела истерзанные жгли. Вперялись в тьму злодеев очи В немом предчувствии беды, Спешил убийца в мраке ночи Стереть кровавые следы. Не возмутился он душой, И пали в славу иудея Отец и отрок дорогой. Во всей Руси благословенной Не отыскалось никого, Чтоб удержать удар презренный В тот миг направленный в Него. И умер Он, как был, великий, Державно кроткий, всеблагой, Перед глазами банды дикой, Кипевшей местью и враждой. Пучина гнусных злодеяний Была безсильна осквернить Минуты царственных страданий И слез, которых не забыть. Одни с молитвами своими, С великой правдой на челе, Они ушли от нас святыми, Как жили с нами на земле. Пройдут века, ночные тени Разгонит светлая заря, И мы склонимся на колени К ногам Державного Царя. Забудет Русь свои печали, Но сохранят века стрижали Святых страдальце имена. На месте том, где люди злые Сжигали тех, кто святы нам, Поднимет главы золотые Победоносный Божий Храм. И, Русь с небес благословляя, Восстанет образ неземной Царя-Страдальца Николая С Его замученной семьей. |
© Catacomb.org.ua |