Уроки креационной науки
в старших классах средней школы

Пособие для учителей и учащихся

У Р О К 6
НАУЧНЫЕ ОПРОВЕРЖЕНИЯ МАКРОЭВОЛЮЦИИ
(Палеонтология, эмбриология, морфология, естественный отбор)

ЭВОЛЮЦИЯ — НЕ ФАКТ, А ТЕОРИЯ

Как известно, теория Дарвина есть некое объяснение возникновения жизни и ее развития от простых форм к сложным, исключающее какое-либо сверхъестественное вмешательство на каком-либо этапе этого пути. Любую теорию следует отличать от научных фактов. Фактами именуются такие процессы или события, которые можно проверить наблюдением или опытом. Например, возможность синтеза аминокислоты глицина в опыте Миллера есть факт, который при нужде можно легко проверить. Наличие давления в нефтяных месторождениях также есть факт, который также можно проверить. Отсутствие гелия в атмосфере земли также есть факт, доступный проверке.

Истиннная наука кладет в свою основу факты — данные наблюдений и опытов. Безусловно, не все процессы в мире поддаются наблюдению или эксперименту, прежде всего те из них, которые не доступны людям по причине удаления в пространстве или во времени. Например, характер излучения далеких квазаров нам неясен по причине их удаления в пространстве.

Возникновение и развитие жизни от предполагаемого древнего примитивного до современного уровня недоступно нашим наблюдениям или опытам, потому что оно отстоит от нас в слишком далеком прошлом.

Для объяснения связи между фактами наука оперирует различными теориями, которые еще не являются сами твердо установленными фактами или законами природы. Теория может объяснить некоторое количество фактов, иные же факты могут в нее не "вписаться". Хорошей проверкой верности теории является ее способность факты предсказать, с тем чтобы последующие опыты подтвердили предсказание и саму теорию.

В этом смысле главное предположение эволюции — о том, что все виды существующей жизни развились из немногих самых простейших ее форм путем случайных наследственных изменений и их "проверки" естественным отбором — является не более, чем теорией. На нынешнем уроке мы и сопоставим ее с фактами биологических наук.

ХРОНОЛОГИЧЕСКОЕ НЕСООТВЕТСТВИЕ

Последовательность эволюционных превращений требует по самой теории миллионолетних сроков. Если бы удалось за столетние или тысячелетние сроки хотя бы один раз наблюдать превращение животного или растения в существенно иные формы — то есть возникновение новых классов или типов живых существ — можно было бы говорить о возможности протекания эволюции в тысячелетние сроки. Но поскольку ничего подобного за всю свою историю человечество не наблюдало в природе ни разу и никогда не могло получить искусственно, то эволюционисты и требуют длительных временных промежутков, не доказывая впрочем, почему если не хватило тысячи лет на превращение бактерии в человека, то хватит пары миллиардов.

Однако же, как мы видели выше, у нас нет никаких серьезных оснований доверять эволюционной хронологии, но есть все основания ее отвергнуть согласно изложенным фактам. Тогда для протекания эволюционного развития практически не остается времени. За тысячу лет вывести из бактерии человека не представляется возможным никому из сторонников эволюции.

Впрочем, пока мы отложим проблему возраста и станем преимущественно рассуждать в эволюционистской временной шкале.

ПАЛЕОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЭВОЛЮЦИИ

Дарвин считал, что видоизменение происходит путем постепенного накопления новых признаков у растений и животных, которые в случае их полезности для организма, закрепляются естественным отбором. При таких условиях вся воображаемая геологическая колонка должна была быть наполнена в основном переходными формами, каждая из которых сохраняет признаки и предка (все более исчезающие) и потомка (все более нарастающие). В том, что было найдено палеонтологами ко временам Дарвина, сам он не увидел ничего похожего, но объяснил это существенной неполнотой геологической летописи, признав, что отсутствие промежуточных форм есть главное возражение против его теории.

Крупнейший современный французский зоолог Пьер Грассе так пишет о роли ископаемых в определении путей эволюции: "Натуралистам следует помнить, что процесс эволюции можно установить только по ископаемым останкам. Знание палеонтологии, таким образом, обязательно. Только палеонтология может дать свидетельства об эволюции и открыть ее причины и механизм... Вот почему мы постоянно обращаемся к палеонтологии, единственной истинной науке об эволюции" [31].

Со времен Дарвина палеонтология работала уже почти 150 лет и за это время накопила и изучила десятки миллионов окаменелых остатков организмов, принадлежащих, как оценивают, к 250 000 видов. [31] Но никто из ученых не видит в этом многообразии ни одной эволюционной последовательности, переходящей от одного класса или типа к другому. Лишь некоторые формы принято считать переходными (хотя и это не совсем корректно, но об этом скажем далее), однако для подтверждения схемы Дарвина требуются не единичные формы, а целые цепочки их, на существование которых нет даже намека в летописи окаменелостей.

На неполноту палеонтологической летописи эволюционисты жалуются и теперь. Она дала им слишком малое разнообразие видов, значительно меньшее, чем им бы хотелось иметь. Один суровый критик первого издания привел в полемике буквально следующие данные: "Палеонтологам известно приблизительно 9% видов от их современного количества и около 3% от биоразнообразия, существовавшего за всю историю существования биосферы". (250 тысяч — это, действительно десятая часть от современного количества видов растений и животных).

За такие признания можно только искренне и горячо поблагодарить ученого, не заметившего, как прекрасно они обращаются против его собственной точки зрения. Об этом-то и речь, что вымерших видов совсем не так уж много, и все они могли одновременно обитать на первозданной земле (конечно, не в одном географическом месте) и даже более того: всем их представителям хватило бы места в Ноевом ковчеге! И если такова неполнота летописи, то почему ископаемых представителей биосферы мы находим всякий раз массовыми захоронениями: кладбища динозавров, целые колонии древних моллюсков и кораллов, целые косяки окаменевших рыб. Недостатка в представителях вида ни в коем случае нет! (В среднем — по сотне и больше экземпляров каждого ископаемого вида.) В том-то и дело, что существует недостаток в самих вымерших видах. При этом необходимо учесть еще то обстоятельство, что среди ископаемых полно современных видов, как животных, так и растительных. И наконец, существует фактор тщеславия ученого, побуждающий его почти каждую окаменелость, имеющую неявно выраженные расовые или половые различия оценивать уже как новый вид и называть своим именем. Так что реальный процент вымерших видов, возможно, придется даже несколько снизить, но это говорит не о воображаемой "неполноте летописи", а о кратковременности ее. По сути, с точки зрения видообразования там и нечего было "летописать".

А цифра вымерших видов в 3% от всего биоразнообразия — откуда она взята? Современных видов 100%, вымерших еще 9%. Эти 9 от 109 составят 8, а не 3 процента. Что здесь, просто описка, или некоторый домысел эволюционной теории? Но даже если это домысел, то и он не предполагаетет достаточного количества переходных форм, чтобы можно было расставлять их в какие- то филогенетические цепочки.

Рассмотрим подробнее некоторые примеры.

1. Кембрийские отложения.

Первый слой пород, в котором находят разнообразные окаменелости беспозвоночных — так называемый кембрийский. В докембрийских отложениях находят предполагаемые останки только одноклеточной жизни и сине-зеленых водорослей. (Недавно, впрочем в докембрийских слоях обнаружены и многие многоклеточные организмы, но это не меняет сути дела.) В кембрийском же слое все основные типы беспозвоночных появляются внезапно, в удивительном многообразии форм и в полностью сформировавшемся виде. Выделяют следующие типы кембрийских окаменелостей: губки, кишечнополостные (кораллы, медузы), различные черви, моллюски, иглокожие, членистоногие. За один ли или за два периода, но возникновение всех типов современных беспозвоночных выглядит слишком внезапным. Долгое время кембрийский слой считался первым населенным слоем как раз потому, что следующий слой под ним был в ряде мест вовсе лишен окаменелостей, так что докембрийская жизнь известна по крайней мере, далеко не везде, где есть кембрийская.

Некоторые организмы, считающиеся типичными (руководящими ископаемыми) для кембрия, имеют очень сложную организацию. Чего стоят хотя бы раковины моллюсков, появляющиеся сразу в совершенном и современном виде. Эти "брони" могут пригодиться, только полностью готовыми к употреблению. Полураковины нигде не найдены и совершенно не нужны, даже вредны, их обладателям. Или иной пример: трилобиты — ракообразные существа с плотно подогнанным пластинчатым панцирем, позволяющим при опасности сворачиваться колечком. Самое удивительное их свойство — полностью сформировавшееся зрение. Происхождение глаза со всеми его тончайшими органами и множеством функций сам Дарвин считал практически необъяснимым чудом. И вот этот глаз появляется у самых "ранних" или "примитивных" по оценкам эволюционистов животных в самых нижних слоях, где только встречаются окаменелости. Притом трилобиты для кембрийских слоев — подчеркнем еще раз — самые распространенные животные. И вообще членистоногие — существа самые сложные и высокоорганизованные из всех беспозвоночных. Они ничуть не проще позвоночных, просто сложность у них особая.

Характерно, что докембрийские слои по своему составу и структуре практически неотличимы от кембрийских, однако в большинстве мест окаменелостей не содержат. Иначе не было и разговора о "кембрийском взрыве" жизни. Итак, нет никаких сведений, что животные кембрия произошли от каких-то более примитивных существ. Более того, не найдено ни одной окаменелости, которую можно было бы считать переходной формой между основными типами в самом кембрийском слое. Наконец очень важно то, что представлены все современные типы беспозвоночных, никаких особых, неизвестных науке, типов нет. Получается, что все типы, кроме позвоночных, появляются совершенно внезапно, за кратчайший геологический срок, и далее за целых полмиллиарда лет по эволюционной шкале возникает один-единственный тип животных, а прочие за этот срок так и остаются в своих пределах: моллюски моллюсками, а кораллы кораллами.

Имеются сведения, что в кембрийских слоях сравнительно немного одноклеточных организмов, protozoa, из которых, как полагают, возникло множество видов многоклеточных, но эти одноклеточные встречаются в более верхних слоях, чем кембрийские, в большем количестве. [33]

Вообще самые первые переходы от бактерий к одноклеточным, содержащим ядро, и от одноклеточных к многоклеточным не только невозможно проследить по каким-либо переходным формам, но трудно даже представить себе. Какую пользу организму мог бы принести такой переход, что отбор предпочел бы его? И как, положим, колония одноклеточных могла преобразоваться в единый организм? На каком совещании однотипные клетки поделили между собой, кому быть наружной, а кому внутренней тканью нового организма? Здесь остается только фантазировать...

Известный палеонтолог-эволюционист Дж. Г. Симпсон долго занимался этой проблемой, но в конце концов признает, что отсутствие докембрийских окаменелостей (кроме примитивных организмов) "является главной загадкой истории жизни на земле".

2. Переход к позвоночным.

Не найдено также ни одной переходной формы от беспозвоночных к позвоночным животным. Этот переход представляется чудовищно трудным. Между разными классами позвоночных гораздо меньше различий, чем между любыми позвоночными и беспозвоночными. Наряду с кембрийским "взрывом жизни" это, по признанию эволюционистов, вторая и столь же зияющая, брешь в воображаемой летописи окаменелостей.[31]

Прежде всего, непонятным образом должен возникнуть внутренний скелет животного, затем должны быть перестроены системы дыхания, кровообращения, питания. Короче сказать, требуется настолько сложная перестройка организма, что право же, проще вновь создать позвоночного из ничего.

Первые рыбообразные существа (бесчелюстные) появляются в следующем за кембрием ордовикском слое и притом совершенно внезапно, без каких-либо переходных форм. Между различными отрядами рыб, появляющимися в следующем слое, переходных форм также не найдено. Эти же отряды известны и среди ныне живущих рыб: хрящевые, костные, кистеперые. Сторонники эволюции полагают, что кистеперые рыбы дали начало амфибиям и первыми вышли на сушу. Однако после поимки в океане живой кистеперой рыбы целаканта (латимерии), ничуть не изменившейся за воображаемые 350 млн. лет эволюции, появилась необходимость объяснить, как предки с потомками сосуществуют вместе столько времени. Эволюционисты настаивают на том, что на сушу вышли древние кистеперые рыбы, которые теперь уже вымерли. И более никаких эволюционных потомков, выходящих за пределы своего отряда, за 350 млн. лет эволюции эти рыбы не произвели. Впрочем к этому странному обстоятельству мы еще вернемся чуть позже.

3. Выход на сушу.

Эволюционисты предполагали, что мясистые плавники кистеперых рыб со временем преобразовались в конечности амфибий. Поимка живого целаканта показала, что эволюция кистеперых больше не продолжалась, а сам плавник остается настоящим плавником и ничем более. Также не найдено никаких "полурыб", у которых начала бы формироваться новая система дыхания и кровообращения.

Кроме того, все отряды земноводных появляются в летописи одновременно и не содержат "соединительных звеньев" между собой. Не найдено и переходных форм между ископаемыми палеозойскими амфибиями и современными их представителями.

Между земноводными и пресмыкающимися также не найдено ни одной переходной формы, хотя все они различаются и по скелету, и особенно по мягким тканям. Главный же отличительный признак — яйцо с твердой оболочкой — появляется также внезапно.

4. Рептилии — птицы.

Этот воображаемый переход также требует коренного изменения во всем строении тела животного. Прежде всего необходимо преобразование конечностей в крылья, а чешуи в перья. Если бы такой процесс протекал "по Дарвину", должно было остаться множество промежуточных форм с полукрыльями и полуперьями.

В действительности никакой такой последовательности не найдено. Ни один из палеонтологов не нашел еще получешуйки — полупера и полулапы — полукрыла. Найдено нечто совсем иное, не промежуточная, а так называемая "мозаичная" форма — археоптерикс. Существование мозаичных форм, не являющихся переходными, признают и сторонники эволюции. Креационисты же все предполагаемые переходные формы трактуют, как мозаичные.

Археоптерикс имеет некоторые признаки рептилии, оставаясь впрочем совершенно нормальной птицей. О рептилии напоминают зубы по бокам клюва и хвост из нескольких позвонков. Но крылья и перья уже полностью птичьи. На крыльях, правда, имеются когти, но они встречаются и у современных птиц. Ни одного рудиментарного, то есть ненужного, отмирающего органа у археоптерикса нет. Он, видимо, не был прекрасным летуном, но и сейчас есть, и в древности могли быть нелетающие птицы. Когти на крыльях помогали цепляться за ветки. Нет оснований считать археоптерикса чем-то промежуточным, с учетом и того, что рядом с ним в тех же слоях найдены остатки и обычных птиц.

Как подчеркивают критики первого издания, вот уже десять лет, как сами эволюционисты больше не признают археоптерикса переходной формой, но когда-то еще соответствующая поправка дойдет до школьных учебников! Ведущие современные эволюционисты Гоулд и Элдредж в своей монографии называют археоптерикса "курьезной мозаикой". [31] Но попробуйте, юные читатели, сказать это вашему учителю биологии.

На почетное место соединительного звена вместо археоптерикса теперь выдвигают другое пернатое существо — протоависа, найденного в 1987 году в количестве трех экземпляров, но далеко не все специалисты считают его действительно переходной формой, а не птицей. Он оказался найденным в слоях, датируемых 225 млн. лет, то есть на 75 млн. лет старше археоптерикса. Это единственное обстоятельство, позволяющее предполагать протоависа предком птиц. Но птичьих черт у него оказалось даже больше, чем у археоптерикса. У него вполне птичий череп и клюв без всяких зубов, как у большинства обычных птиц. Грудная кость у него неподвижна, в костях имеются полости. Крылья и перья полностью сформированы. Единственная заметная черта сходства с рептилиями — позвоночный хвост, как и у археоптерикса. И наконец появляется эта птица одновременно с первыми динозаврами — своими воображаемыми предками. [31,8]. Для сторонников эволюции, как видим, это не великое приобретение!

Вдобавок, не забудем, что для доказательства теории Дарвина требуется цепочка переходных форм, которой никто нигде не видел.

(вставка рисунка археоптерикс рядом с протоависом и подпись:
Археоптерикс и протоавис. Головоломка, типа: найдите десять различий)

5. Рептилии — звери.

В этом предполагаемом эволюционном переходе также необходимо преодолеть коренную перестройку организма: и системы кровообращения, и органов размножения (должна возникнуть плацента), и покровов организма (должна исчезнуть чешуя и вырасти шерсть).

Здесь имеется несколько форм, которые также можно считать мозаичными. У них есть признаки и рептилий, и зверей, но все соответствующие органы и системы полностью закончены и присутствуют в совершенном виде. В учебнике биологии рассматривается зверозубый ящер — стопроцентное пресмыкающееся, имеющее только разного размера и назначения зубы, подобно тому, как это бывает у млекопитающих. В остальном между этим ящером и любым млекопитающим — такая же пропасть, как и для прочих рептилий. Например, любое млекопитающее, живущее или окаменевшее, имеет три ушных кости и одну челюстную, а любая рептилия, живущая или вымершая имеет одну ушную и много челюстных костей. Промежуточных же форм по этому признаку не существует. [31].

Здесь также последовало возражение критиков, состоящее в том, что происхождение зверообразных рептилий и этапы их превращения в млекопитающих на сегодняшний день неплохо изучены. При этом отмечается, что известно около сорока видов таких рептилий, каждая из которых может претендовать на роль предка млекопитающих. Непонятно, как логически соединить оба эти высказывания. "Неплохо изучены этапы" каждого из сорока вариантов? Или, правильнее: филогенетическая веточка, не найдя последовательных звеньев, превратилась в целый куст из сорока параллельных отростков, размером в одну форму каждая?

Объективности ради мы это возражение все же приведем, не берясь рассудить на уровне специалистов. Но свою нелогичность критик чувствует сам, почему тут же привычно сетует на неполноту палеонтологической летописи.

Современного крокодила также можно было бы шутки ради считать мозаичной формой по одному признаку: у него четырехкамерное сердце. Больше никаких признаков млекопитающего у него нет, а по некоторым признакам он, как отмечают, даже ближе к птицам. Можно ли считать его переходной формой или предком млекопитающих, если он прекрасно живет рядом с ними вот уже более 100 млн. лет по эволюционному счету, притом ничуть не изменяясь?

Типичными современными мозаичными формами можно считать яйцекладущих — утконоса и ехидну, живущих в Австралии. Эти животные откладывают яйца, но кормят детенышей молоком, имеют нормальную шерсть и по всем прочим признакам напоминают зверей. Впрочем, челюсти утконоса сильно напоминают утиный клюв, а его перепонка между пальцами вполне может быть истолкована, как чисто птичий признак. Так от кого же и к кому является утконос переходной формой: от рептилий к зверям или от зверей к птицам? Вдобавок, нужно учесть, что он так и не "перешел" от кого-то к кому-то, а просто остался утконосом, сосуществуя и со зверями, и с гадами, и с птицами.

Предполагается, что существовали и млекопитающие рептилии, которых находят, правда, в более нижних слоях, чем динозавров, и никто не знает, каким млекопитающим эти рептилии могли дать начало. Ибо по эволюционной шкале между этими классами существ лежит большой временной разрыв. На этот счет строятся только предположения.

Вопрос в том, по каким окаменелым остаткам можно определить наличие у животных млечных желез, равно и предполагаемое наличие шерсти у пресмыкающихся?

Эволюционисты, наши критики, отметили, что можно отличить теплокровное животное по строению неба. У пресмыкающихся нет сплошного небного перекрытия, полости рта и носа не разделяются и поэтому во время проглатывания пищи животное не дышит. Рептилии "могут себе это позволить", поскольку они холоднокровные и дышать им столь часто вовсе не обязательно. Поэтому сторонники эволюции полагают, что те зверообразные, которые имели сплошное небо, были уже теплокровными, а отсюда делают вывод, что они были уже покрыты шерстью. Характерный пример дерзновенности логического построения! А почему бы не предположить, что они просто умели быстро проглатывать свою пищу и жили в таких краях, где не успевали замерзнуть во время обеда? И наконец, сам факт теплокровности все-таки ничего не говорит ни о шерсти, ни о млечных железах.

Главная особенность мозаичных форм — подчеркнем еще раз — это совершенно законченные в своем формировании структуры — перья, шерсть, чешуя и т.п., хотя в одном организме сочетаются структуры, свойственные разным классам животных.

Не логичнее ли предположить, что мозаичные формы являются совершенно особыми творениями, которые созданы Творцом по особому замыслу? Ведь Конструктору всего живого не требовалась наша таксономическая система, где птицы, звери и гады строго разделены между собой? В конце концов наша классификация организмов существует только в нашем абстрактном мышлении, как идея, только для удобства нашего постижения замыслов Творца, но Самого Творца эта система вовсе не может подчинить себе в Его собственном творческом делании.

ЛОШАДИНАЯ СЕРИЯ

Единственной цепочкой, которой могут похвастаться эволюционисты, является так называемая лошадиная серия ( критики отметили, что эта серия не одна; к настоящему времени на таком же уровне разработаны родословия парнокопытных, динозавров, хоботных, некоторых отрядов моллюсков и еще очень немногих животных).

В учебниках приводится последовательность из четырех картинок древних лошадок, различающихся ростом и формой копыт. Но следует помнить, что такая схема выстроена довольно условно и искусственно. На самом деле в мире найдено не 4, а до 300 видов различных лошадей, составляющих даже по признаниям эволюционистов не цепочку, а сложный комплекс, причем в пределах одной территории никак не удается найти последовательности эволюционных изменений: внизу мелкие лошадки, далее все крупнее и крупнее вплоть до современных. Напротив, останки многих разновидностей встречаются в одних и тех же захоронениях. Некоторые представители цепочки вообще не найдены на тех континентах, где найдены другие. Как тогда одни из них могли быть предками других?

Кроме того, если лошадок расставить в воображаемой эволюционной последовательности, то окажется такая "эволюция" количества ребер: сначала 18, потом 15, потом 19, наконец снова 18. Подобные же вариации наблюдаются и в количестве позвонков.

В итоге на сегодняшний день эволюционисты "разобрали" сложный куст лошадиных форм на отдельные восходящие веточки, внутри которых рост животных нарастает, а также якобы идет отбор по признаку укрепления жесткости спины, а вовсе не по числу позвонков или пальцев. Пусть сам читатель судит, насколько убедительны такие умопостроения.

С другой стороны в наше время иногда рождаются лошади и мулы с лишними пальцами, оканчивающимися карликовыми копытцами, совсем, как у "первобытных" лошадей. Поэтому в существовании трех- и четырехпалых лошадей в прошлом нет ничего сверхъестественного. Подобно и рост современных пород лошадей может быть весьма небольшим — метр в холке и меньше. Просто, видимо, первоначально сотворенный род лошадей имел достаточный запас наследственной изменчивости и первоначально это проявилось во множестве разновидностей, но впоследствии, видимо, часть этого разнообразия была безвозвратно утрачена.

Если когда-нибудь эволюционист-палеонтолог раскопает современные породы собак от сенбернара до крошечного мопса, не построит ли он восходящую эволюционную последовательность от последних к первым, как путь развития от низших форм к высшим? Впрочем об изменчивости в пределах рода, мы скажем далее немного подробнее.

Были ли лошади изначально разными видами в пределах одного семейства, или относились к одному роду — в этом также нет согласия у разных авторов. Некоторые самое первое звено в цепочке — маленького пятипалого эогиппуса, вообще не считают лошадью.

Короче сказать, лошадиная история, это не простенькая цепочка, а чрезвычайно запутанный сюжет, у разных авторов рассматриваемый со своими оценками. Если суммировать все данные, вышла бы книга, намного большая, чем эта. Но в любом случае лишнее ребро или лишнее копытце — это не замена чешуи на шерсть или перья.

Общее правило, установленное всеми палеонтологами таково: чем выше таксономическое деление от семейств и отрядов к классам и типам, тем меньше вероятность встретить какую-либо форму, которую с какой угодно натяжкой еще можно толковать как переходную. Между классами еще встречаются мозаичные формы, но поскольку они достаточно закончены в себе, то нет оснований считать их переходными.

НЕОДАРВИНИСТСКИЕ ТЕОРИИ

Итак, переходных форм между высокими таксонами не найдено. Теория эволюции встала не просто перед фактом отсутствия прямых доказательств, но и перед сложностью вообразить себе предполагаемые эволюционные цепочки. Для множества видов просто невозможно даже сочинить эволюционную родословную или, по-научному, филогенетическое древо. Так, активный антикреационист Дерек Эджер, профессор геологии, вынужден признать: "Неслучайно почти все истории об эволюции, которые я учил студентом... теперь опровергнуты. Я сам более двадцати лет искал эволюционные связи среди мезозойских брахиоподов, и это оказалось такой же иллюзией". [цит. по 31]

Объяснить столь неутешительное для дарвинизма положение с переходными формами недостатком ископаемых остатков уже невозможно. Сами эволюционисты большей частью уже не держатся чисто дарвиновского учения о накоплении мелких эволюционных изменений, "фильтруемых" естественным отбором, и выдвигают видоизмененные теории.

Предсказание дарвинизма о множестве переходных форм оказалось полностью несостоятельным. С тех пор теория эволюции уже ничего не предсказывает. Вместо того, чтобы искать подтверждающие факты, она вынуждена постоянно давать объяснения опровергающим фактам.

Рассмотрим в качестве примера две неодарвинистских теории, которые слегка затрагиваются и в школьном учебнике.

1. Прерывистое равновесие.

Сторонниками этого взгляда выступают известные биологи Стивен Гоулд и Найлз Элдридж. Идея заключается в том, что переход от одних видов к другим происходит очень быстро, буквально в несколько поколений в одной обособившейся популяции предков. Такое быстрое изменение не оставляет следа в окаменелостях. Быстрое изменение сменяется длительным периодом накопления непроявляемых мутационных изменений, пока их количество не перейдет в качество и вновь в отдельной малой популяции, где наследственных изменений накопилось много, произойдет новый скачок эволюции.

2. "Обнадеживающий урод" (hopeful monster)

Другая неодарвинистская теория сводит переход от одного класса к другому вообще к одному поколению: динозавр отложил яйцо, а из него вылупляется готовая птица. Автором этой теории является Гольдшмидт, про которого неодарвинисты шутят, что он сам снес это яйцо.

Между сторонниками двух концепций эволюции давно ведется спор, сводящийся в основном к опровержению оппонента на том основании, что ни за ту, ни за другую версию не находится реально подтверждающих фактов. Разница между двумя названными теориями лишь в том, что первая требует долгого случайного повторения случайных изменений (мутаций), а последняя требует одной супермутации повышенной сложности. Трудность последнего случая состоит еще в том, что обнадеживающему уроду должен найтись точно такой же урод противоположного пола для деторождения. В настоящее время концепция Гольдшмита не нашла подтверждений и упоминается большей частью, как курьез биологической мысли.

Не вдаваясь в подробности спора, мы можем лишь констатировать факт хрупкости и шаткости всех подобных построений. Обратим внимание и на то, что для исключения Бога из картины мира, люди готовы придумать самую фантастическую нелепость и невероятицу вроде этих "обнадеживающих уродов", которые позволили совершенно случайно создать все многообразие земной жизни. В такую чушь верить — это научно, а верить во Всемогущего и Всеведущего Творца — почему-то до сих пор считают недопустимым.

То ли еще будет, когда мы доберемся до происхождения человека!..

СРАВНИТЕЛЬНЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ЭВОЛЮЦИИ

Палеонтологические доказательства эволюции можно было бы назвать прямыми, если бы они были убедительными. Цепочек переходных форм весьма немного, да и те сомнительны — этот факт вынуждены признавать все эволюционисты и никуда от него не деться. Объяснение эволюции, как явления, не оставившего следов в окаменелостях, — нравится ли оно нам или нет — нельзя считать более, чем гипотезой, но все-таки не фактом. Ведь это не анализ того, что есть, а объяснение, почему этого нет. Вдобавок никуда не деться от многочисленных свидетельств молодого возраста земли.

Во всех учебниках биологии, школьных и вузовских приводятся косвенные доказательства эволюции: эмбриологические и сравнительно-анатомические. Возражения против этих доказательств рассматриваются и в креационной литературе, перейдем к ним и мы, но предварительно приведем интересное признание одного из резких критиков нашего первого издания:

"Надо ясно понимать, что Т. Гексли, один из сподвижников Ч. Дарвина, пожалуй, еще больше, чем сам Дарвин досадивший тогдашним креационистам, совершил логическую ошибку, выдвинув идею сравнительно-анатомических, эмбриологических и других сравнительных доказательств эволюции. Сравнительный ряд можно построить из любой серии предметов, не связанных общностью происхождения, например, из пуговиц, подобранных по размеру, цвету или форме. Сходство строения, процессов метаболизма, онтогенетического развития и т.д. является следствием эволюции. Поэтому считать их доказательством эволюции нельзя. Нельзя доказывать причину следствием. Это ясно изложил еще сам Дарвин во введении к "Происхождению видов".

Здесь бы слова "является следствием эволюции" заменить на "предполагается следствием ее" — и получится прекрасный логический довод в пользу креационизма. Значит, палеонтология прямых доказательств почти не дает, эмбриологию и морфологию, а также и сравнительную биохимию использовать для доказательства эволюции нельзя с точки зрения логики. Что же остается? Одна слепая вера и больше ничего?

Но мы все же эту логику немного поправим, обратив ее пока против себя же. В науке, действительно, следствие не должно быть прямым доказательством причины, ибо одному и тому же следствию можно придумать разные причины. Но, если причину саму по себе невозможно уже наблюдать, то следствие при благоприятных условиях может быть свидетельством или косвенным доказательством причины, если иные версии причины для объяснения следствия выглядят неправдоподобно. Примерно с такой логической проблемой мы имеем дело, а потому осмотрим и эти "сравнительные доказательства".

ДАННЫЕ ЭМБРИОЛОГИИ И ЭВОЛЮЦИЯ

Эволюционисты попытались найти общие признаки и общих предков всего живого, рассматривая строение организмов, и в частности их зародышей. Во всех учебниках биологии приводится изложение теории рекапитуляции Э. Геккеля, сводящаяся к тому, что любой зародыш в своем развитии проходит целый ряд стадий, каждую из которых предлагается рассматривать, как повторение эволюционного пути данного вида.

Этот "закон" иллюстрируется, например, тем, что на ранних стадиях развития у всех позвоночных зародышей появляется хорда, вокруг которой потом формируется позвоночник. Из этого делается вывод, будто бы таким путем зародыш повторяет эволюцию древнейших хордовых. Но спрашивается: какие-то группы зародышевых клеток должны же послужить материалом для развития позвоночника? Не может же одна клетка сразу иметь вид целого, сформировавшегося организма, только маленького. Причем тут воображаемые предки?

Чтобы доказать свою теорию Геккель указывал на складки кожи человеческого зародыша, уподобляя их жаберным щелям древнего своего предка — рыбы. На самом деле, никаких жабер, ни жаберных щелей у человеческого зародыша нет, а складки служат для формирования различных органов.

На это нам снова обоснованно возразили критики: "складки на шее человеческого эмбриона и эмбрионов других млекопитающих — это, действительно закладки жабр. Об этом говорит их внутреннее строение... а также соотношение с другими органами. Другое дело, что у амниот жаберные щели не прорываются. Благодаря этой закладке, у всех наземных позвоночных возникают сонные артерии и яремные вены, эволюционно возникшие из жаберных артерий и вен".

Значит, все-таки не жабры, и не жаберные щели, а просто "закладки". И формируются из них все-таки другие органы. А что про них пишут учебники? А уж сходство артерий и вен рыб и наземных существ — это, извините, больше напоминает ряд похожих пуговиц.

Приписывал Геккель также человеческому зародышу наличие хвоста, хотя на самом деле позвоночник зародыша сразу содержит 33 позвонка, как и у взрослого человека, немного опережая развитие нижней части туловища.

Теория Геккеля, подкрепленная его рисунками зародышей была выдвинута в 1860 году. Дальнейшие работы других эмбриологов столь разительно опровергали его теорию, что в 1907 году он вынужден был признать, что намеренно преувеличивал данные, подгоняя их под свою схему. За эти подделки тогда же его осудил университетский суд города Иены. Но до сих пор его теория рекапитуляции приводится в учебниках, как подтверждение эволюции.

Между тем, известны закономерности как раз противоположного свойства. Выдающийся эмбриолог К. Бэр опровергал теорию рекапитуляции Геккеля в следующих словах: "Если бы это было правильно, то в развитии некоторых животных не наблюдалось бы в эмбриональном состоянии образований, которые остаются навсегда лишь у вышестоящих форм... Молодые ящерицы имеют очень большой мозг. У головастиков есть настоящий клюв, как у птицы. Зародыш лягушки на первой стадии оказывается бесхвостым — состояние, которое наблюдается лишь у высших млекопитающих, ибо даже взрослая лягушка имеет внутренний хвост" [19]. На этих примерах видно, как развитие зародыша не повторяет "прошлые", а предвосхищает "будущие" этапы эволюции!

Самый логичный отсюда вывод: зародыш развивается совершенно по-своему для каждого вида по богоустановленным законам, по неведомому нам оптимальному пути. Поэтому его свойства иногда напоминают "прошлые", а иногда "будущие" стадии наших схем развития организмов. Меньше всего лягушкин хвост "думает" о хвостах млекопитающих или рыб. Каждый класс животных вполне неповторим в своих путях развития зародышей.

Один ученый подытожил эту проблему так: "Как неразличимы здания офисов, домов и фабрик, когда еще только заложен фундамент, так эмбрионы многих различных существ выглядят похоже на начальной стадии развития, но по плану должны стать разными" [13].

Наши жесткие критики, непонятно с какой целью, полностью подтвердили сказанное здесь: "Биогенетический закон, сформулированный Геккелем на основе явления рекапитуляции справедливо критиковали многие авторы. Критиковали за неправильную трактовку соотношения онто- и филогенеза, но не за существование рекапитуляции". — И мы здесь не возражаем против этого явления, мы просто не признаем за ним статус закона. Да, иногда зародыши одних животных похожи на взрослые формы других, как принято у нас считать, более примитивных. Мы только в согласии с нашими оппонентами утверждаем, что это — не закон, а довольно случайное явление, которое никак не может подтверждать эволюцию.

МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ "ДОКАЗАТЕЛЬСТВА" ЭВОЛЮЦИИ

Морфологией называется раздел науки, рассматривающий строение организмов. Из этой области эволюционисты обычно приводят два главных довода в свою пользу — гомологичные органы и рудименты.

1. Гомологичные органы.

У разных животных встречаются органы, имеющие одинаковую структуру. Такие органы называются гомологичными. Во многих учебниках приводятся рисунки передних конечностей различных животных, живущих в совершенно разных условиях. Конечности же имеют плечевую, лучевую и локтевую кости, а также сходное строение кисти и пальцев. Кости имеют разные виды и формы, пальцы могут быть и недоразвитыми (как у лошади), потому что все конечности приспособлены для разных функций. Но основные черты сходства принято относить за счет развития от общего предка.

Сильное возражение этому взгляду состоит в том, что у разных животных гомологичные органы развиваются из разных зародышевых клеток и при участии разного генетического материала. Если бы все виды, имеющие гомологичные органы, происходили бы от общего предка, а тем более если бы при этом зародыш действительно повторял эволюцию от этого предка, то и развиваться эти органы должны были бы из одних групп зародышевых клеток, а информация о них была бы записана в одном месте хромосомы.

Но дело обстоит иначе. К тому же, и задние конечности животных, зачастую выполняющие иные функции, чем передние, имеют такое же строение: одна бедренная кость, сустав, две кости голени, стопа с пятью пальцами. Задние конечности также образуются из различных зародышевых клеток, и при участии разного генетического материала у разных животных. Притом передние и задние конечности у одного животного несмотря на сходство в своем строении также образуются, естественно, из различных зародышевых клеток, а информация о них также записана в разных местах хромосом.

Напрашивается более разумное объяснение. Творцу и Конструктору всего живого благоугодно было реализовать одну общую идею строения конечности, идею весьма универсальную, в самых разных формах и видах. Сделано это было именно для человека, пытающегося познать природу, чтобы тот наглядно видел единственность Творца и единство Его творческого замысла. Самопроизвольным же возникновением похожих органов на основе разного генетического материала гомологию объяснить невозможно, особенно с учетом того, что в гомологичных органах повторяется лишь самая основная конструктивная идея, а во всех деталях остается огромная разница.

Интересен тот факт, что ни мутации, ни отбор не исказили нигде общей схемы, хотя этого было бы естественно ожидать. Вспомним, как у той же лошади в эволюционной концепции отмирают все ненужные пальцы. Почему бы у кита не убрать кости предплечья, совершенно сросшиеся с плечом? (см. рис. ) Почему бы ему и летучей мыши не приобрести по шестому пальцу, который пригодился бы гораздо больше? Почему ни у кого плечевая кость не была дублирована, как кости предплечья, а из этих последних нигде не оставлена только одна? Ведь убирать ненужное мутации умеют, как мы дальше еще увидим.

Схема остается одной и тою же. Причина этому в конце концов та, что не только всякая клетка и всякий организм, но и все видовое разнообразие построено Творцом иерархически. Сначала общие идеи, потом все более мелкое их раздробление на частные реализации..

Так и идея конечностей. Общая схема: всех конечностей четыре, каждая устроена по общей схеме. А специализациям нет предела. Но видно, что все сделано одним Творцом по Его единому плану.

2. Иерархическая систематика.

Вплотную к этому вопросу примыкает существование самой таксономической системы. Сторонники эволюции полагают, что если все виды животных и растений мы можем расположить в виде огромной пирамиды, объединяя виды в роды, роды в семейства и так далее до типов и царств, — то это и есть свидетельство общего происхождения всего живого.

Логически это понятно. В основе каждого класса или типа лежит несколько общих идей строения. Общая идея, например, птицы: перо, крыло, четырехкамерное сердце, постоянная температура тела и т. д., а частных воплощений этой идеи — множество. Общая идея зверей: шерсть, плацента, млечные железы и т. д., а конкретных вариаций опять много. Потому и возникает вообще вся биосистематика.

Объяснить это происхождением от общего предка можно было бы, если существовали бы переходные формы между классами и типами. Но поскольку их нет, а сами идеи существуют и записаны у каждого живого существа в хромосомах, то остается принять, что вся систематика и есть Божественная иерархия Творческих конструктивных идей. Иерархические конструктивные системы строит любой инженер. Например, он изобрел самолет. В рамках общей самолетной идеи возникает множество ее конкретных вариантов: военная авиация, транспортная, гражданская, спортивная. В каждой области свои подразделения. Например, военные самолеты делятся на бомбардировщики, истребители, штурмовики, разведчики. Бомбардировщики в свою очередь бывают дальние и ближние, во множестве разных конструкций. Чем не систематика самолетов? Да еще с "гомологичными" органами: крыльями, стабилизаторами, фюзеляжами, шасси, закрылками и т.д. Конструктивная идея строится иерархически. Но это не значит, что какому-нибудь авиаконструктору пришло бы в голову свой вновь придуманный истребитель конструировать, разбирая и переделывая чужой бомбардировщик. Это был бы в точности эволюционный путь, которым конструкторы никогда не ходят. Идеи развиваются и структурируются только в замысле, а каждый замысел "в железе" воплощается отдельно от других подобных.

Подобно сему и Божии Творческие идеи хороши, как свидетельствует о них Библия. Хорошую идею (птицы или зверя) хорошо бы разработать во множестве частных приложений. Так и развивалась эта идея — но только в Божием замысле, а не на земле в живых организмах. Творец уже готовую, уже полностью развитую во множестве частностей идею просто вложил в материальное воплощение. Это только человек, который не обладает Божиим всеведением, творит свою "систематику самолетов" постепенно, сначала простые формы, потом сложные. А у Бога вся иерархия замыслов "выстроилась" до начала творения во всем совершенстве. Лишь для большей красоты между звеньями этой пирамиды в систематике организмов были встроены мозаичные формы.

Вот креационистское объяснение таксономии. Отсутствие "промежуточных звеньев" подтверждает именно ее.

3. Рудиментарные органы.

Так называются органы, которые, предположительно, не несут никакой функции у данного вида, но у предков его играли важную роль. Поворот эволюционного пути делает эти органы ненужными и они постепенно атрофируются, отмирают, хотя еще сохраняются какое-то время в недоразвитом состоянии.

В прошлом веке список таких органов составлял для человека целых 180 наименований. Считалось, что если у человека вырезать гланды или аппендикс, и он продолжает жить, то удален был рудиментарный орган. В принципе человек может жить и с одной почкой, и с одним глазом, но это никак не признак рудиментарности.

К нашему времени список рудиментов сократился буквально до нескольких наименований. Назовем функции лишь тех органов, которые упоминаются в школьном учебнике. Копчик служит для крепления тазовых мышц и его повреждение влечет крайне неприятные последствия. Аппендикс выполняет важную роль в поддержании иммунитета, особенно в юном возрасте. Выяснена работа и щитовидной железы, и мышц ушной раковины, и других органов.

Суровая критика и здесь вставила слово: "не только копчик, но и аппендикс, утратившие у человека свои главные функции, сохранили при этом не одну, а несколько второстепенных". Как хорошо! Значит, даже теперь у рудиментов не одна, а несколько функций (и лишь школьные учебники почему-то не отмечают этого обстоятельства). Конечно, эволюционистам лучше известна отмершая главная функция этих органов, но задумаемся вот о чем: в любом организме, в любом человеческом изделии, есть органы (детали), выполняющие одни более важные, а другие — менее важные функции, но нет ненужных вовсе.

Впрочем, наличие рудиментов само по себе ничего не говорит о восходящем развитии организма. Рудименты, если они и встречаются, должны свидетельствовать лишь о дегенерации, то есть о том, что орган не работает уже больше в полную силу. Если у нас есть некоторые незадействованные остаточные органы, то это значит, что созданы мы были с более широкими возможностями, чем теперь. Так оно и должно быть, согласно христианскому вероучению.

Другое дело, если бы наряду с рудиментами у животных наблюдались бы развивающиеся органы. Нужны не только "задние" шаги эволюции, а ее "передние" шаги, причем этих должно быть больше и они должны быть сложнее, если, конечно, эволюция действительно идет вперед и в наше время. Но подобных органов в животном мире не обнаружено ни одного!

Спрашивается: а если недоразвитые органы все же появляются каким-то образом, что станется с их носителем — "передовиком эволюции"?

РОЛЬ ЕСТЕСТВЕННОГО ОТБОРА

Здесь мы вплотную подходим к выяснению действительной роли естественного отбора. Дарвинизм приписывает ему творческую роль — закрепление любого полезного для вида признака, помогающего выжить в борьбе за существование. Выживают самые приспособленные — такая установка тавтологична, потому ею можно объяснять все что угодно. Кто бы ни выжил, кто бы ни дожил до наших дней — он и есть наиболее приспособленный. Если бы было сказано, что выживают самые высокие и самые зеленые, то это положение можно было бы проверить наблюдением, но выживание самых приспособленных объяснит заранее результаты любого наблюдения.

Но в этом-то и слабость теории. Охватывая все, она не объясняет ничего. И прежде всего, такая трактовка естественного отбора не может объяснить возникновение новых органов и структур. При переходе от одного высокого таксона (класса, типа) к другому должен измениться не один орган, а сразу множество, лучше сказать, сразу все. При постепенном накапливании невыраженных изменений, при появлении развивающихся органов, которые еще не работают в полную силу, они будут создавать только помехи для выживания. Естественный отбор забракует прежде всего таких уродов, которые были не совсем безнадежными, но еще до конца не развитыми. Существует множество примеров в живой природе чудесной согласованности различных органов и великолепной слаженности их работы.

Приведем лишь три примера. Жук-бомбардир (Brachymus crepitans) при нападении врага выстреливает в него ядовитой жидкостью, вызывающей ожоги. Кроме того, жидкость образует облачко голубого пара, служащего дымовой завесой для прикрытия жука. Жук имеет две группы желез, вырабатывающих гидрохинон и перекись водорода, которые хранятся в смеси в особых мешочках вместе с катализатором. Такая смесь в лабораторных условиях мгновенно взрывается, но у жука хранится в нейтрализованном с помощью особого вещества состоянии. Когда смесь попадает в "камеру сгорания" действие ограничителя нейтрализуется еще одним особым веществом и взрыв происходит уже на выходе из "стволов" этой удивительной "пушки".

Невозможно представить себе, чтобы не только камера и "дульца" жука возникли эволюционным путем, но чтобы таким образом у него развились четыре вещества, каждое из которых требует особого сложного синтеза и при этом соотношения концентраций должны быть тщательно подобраны. Ошибка на 1% в концентрациях у воображаемого предка жука должна взорвать его самого или не произвести выстрела и предоставить жука в пищу хищнику. Естественный отбор может только уничтожать всякого обнадеживающего урода-жука, пытающегося обзавестись такой защитой.

Другой пример — морская улитка Nudibranch. Ее основная пища — морские анемоны, покрытые чешуйками-жалами, которые выстреливают яд при малейшем прикосновении. Однако улитка способна разрывать и глотать анемоны — и жала при этом не поражают ее. Еще более удивителен тот факт, что жала анемонов не перевариваются в желудке улитки, а проталкиваются из него по крохотным трубочкам к кончикам улиткиных отростков. Таким образом улитка крадет у анемон жалящее оружие и потом использует его для самозащиты, стреляя в рыб, пытающихся напасть на нее!

Такое устройство никак не могло возникнуть в результате эволюции. Каждая деталь его должна была быть совершенной изначально. Изначально же и должны были существовать в современном виде и улитка, и анемоны, и рыбы. Никаких предков у всех трех типов животных быть не могло — иначе такое хитрейшее приспособление совершенно необъяснимо.

Еще один пример того же рода заимствуем из книги корифея отечественной энтомологии профессора Н. Н. Плавильщикова [28]. Это маска у личинки стрекозы, "измененная нижняя губа". Она вытянута в длинную пластинку, которая складывается пополам посередине. На конце пластинки два больших подвижных крючка. Выбросила личинка вперед свою длинную нижнюю губу-маску и хватает добычу подвижными крючками. А затем складывает губу пополам, и добыча оказывается у самого рта.

Маска — замечательное приспособление. Личинка стрекозы не пловец, ползает она медленно. Приблизиться к добыче мало, нужно еще схватить и удержать ее. И вот у личинки стрекозы развился хватательный орган...

В соответствии с принятыми взглядами, автор повторяет чужое скучное объяснение: "Много сотен поколений сменилось, пока губа превратилась в маску" (интересно, чем же питались эти несчастные сотни поколений, если другого охотничьего приспособления у довольно беспомощной личинки вовсе нет!). Но сам замечательный ученый этой версией явно не удовлетворяется: "Я смотрю на личинку и пытаюсь вообразить: как изменялась форма губы. Ничего не получается, моей фантазии не хватает. Но результат этих изменений перед моими глазами, и он замечателен".

Так может быть, все-таки не было изменений-то, которых не только не откопали палеоэнтомологи, но даже вообразить себе не могут!

Но верующих в дарвинизм эти примеры нисколько не убеждают. Вот что они возражают нам: "Можно привести еще много примеров сложных структур, происхождение которых неизвестно, а часто и нереконструируемо на современном уровне развития биологии. Однако подобные примеры можно было бы использовать для опровержения теории эволюции, если бы было доказано внезапное возникновение сложных структур. Повторяю, таких доказательств нет".

О логичности возражения судить читателю. Реактивные пушки, губы-маски и множество других инженерных конструкций у живых тварей налицо. Никаких путей их постепенного становления, не только реально найденных, но даже воображаемых, не предлагается. Если это не является доказательством внезапного возникновения этих структур в полностью готовом виде, то что тогда могло бы послужить таким доказательством? Какое еще доказательство нужно привести?

Действительно, при таком подходе к доказательствам, как продолжает критик, "дискуссия может идти только по принципу "стрижено-брито": креационисты будут говорить: "сразу", а эволюционисты: "нет, постепенно". Ни те и не другие не смогут привести никаких аргументов". — Конечно, так и будет, если здесь эволюционистам сказать, действительно, нечего, а доводы креационистов отвергаются вопреки всякой логике.

"Разница будет состоять только в том, — продолжает дарвинист, — что у эволюционистов есть множество данных об эффективности отбора и данных о постепенном возникновении сложных структур, происхождение которых изучено. У креационистов же подобных аргументов нет." — Простите, но как, не имея цепочки переходных форм, вы могли проследить происхождение сложных структур? Можно ли назвать изучением их происхождения простую констатацию, вроде такой: у рыб двухкамерное сердце, у амфибий трехкамерное, у зверей четырехкамерное. Пока рыбы двигались к зверям, сердце их соответственно развивалось. Такого рода аргументацию нельзя принять, пока не доказано, что рыбы действительно превращались в прочие классы позвоночных. А доказать это без переходных форм невозможно. На самом деле каждой твари Бог вложил то сердце, которое ей больше всего подходит — вот и всё.

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР И РАЗНООБРАЗИЕ ВИДОВ

Существующее многообразие видов находится в явном противоречии с "деятельностью" естественного отбора. В указанной выше тавтологии: "выживают приспособленные" появится смысловое содержание, если обратить внимание на самые простые, самые распространенные виды. Тогда окажется, что многие удивительно сложные приспособления, которыми обладают некоторые организмы, вовсе не дают им никакого особого преимущества.

Рассмотрим несколько примеров. Говорят, что окраска бабочек может служить для отпугивания хищников, поэтому, мол, эволюция выработала нам таких красавцев, как всякие там махаоны, да павлиньи глазы. Между тем самая распространенная бабочка во всей умеренной полосе — обычная капустница, она же белянка, не обладающая никакой ни отпугивающей, ни мимикрирующей, ни маскирующей защитной окраской. Роскошных бабочек трогают далеко не все птицы, капустница же является самым распространенным кормом для птиц. И тем не менее, она встречается гораздо чаще — в силу своей плодовитости. Вопрос: не проще ли было естественному отбору, коль скоро он выполняет творческую роль, выбрать тех бабочек, которые просто откладывают побольше яиц, не обладая всякими вычурными окрасками?

Можно отметить самую широкую распространенность и прекрасную приспособленность к любым условиям обычных мух. Однако же в природе существуют мухи, раскрашенные "под осу". Считается, что это приспособление выведено естественным отбором с целью отпугнуть хищника. Почему же тогда осовидные мухи не так широко распространены, как простые? Точно такой же вопрос можно задать и о жуках, почему среди них не все бомбардиры, коль скоро бомбардирам столь безопасно живется под своей хитроумной защитой? Ведь существует же и межвидовая конкуренция. Почему в ней как правило, одерживают верх не сложные организмы со всякими техническими изобретениями, а самые простые?

Другой пример на эту же тему — обычные крысы, существа без особых технических приспособлений, с плохим зрением, чутьем и слухом, но зато плодовитые, смекалистые и приспособленные к любым широтам. Попав на разные острова вместе с кораблями европейцев, крысы быстро вытеснили там все виды, которые могли бы составить им пищевую конкуренцию. На крыс очень трудно найти управу: они хитрые, не боятся ни ядов, ни даже радиации, у них почти нет ни болезней, ни врагов. Перенося множество всякой инфекции, они сами почти не болеют. Вот лучшая приспособленность! Почему бы отбору не остановиться на этом замечательном виде? Зачем это отбор выводил еще каких-то сусликов, полевок, зайцев, кроликов, кротов, ежей и всех прочих тварей, занимающих ту же или соседнюю экологическую нишу?

В наши пруды был завезен дальневосточный ратан - мелкая рыбка, обладающая подлым свойством — поедать чужую икру. Вскоре вся прочая рыба в "зараженных" ратаном прудах исчезла, хотя в реках и озерах осталась. Спрашивается: почему бы отбору не пойти по пути наименьшего сопротивления, не создавая всего многообразия озерной рыбы, не остановиться ли на самом приспособленном?

Роль прудового ратана в мире птиц выполняет ворона, любящая красть чужие яйца, однако она сосуществует в своей экологической нише с сорокой, сойкой, грачем и галкой, будучи приспособлена лучше их всех.

Как естественный отбор мог сформировать певческие качества птиц? Если песня нужна птице только для пометки гнездовой территории, то гораздо проще с этим делом можно справится при помощи помета, желательно, с резким запахом, в крайнем случае использовать для этой цели резкий, громкий свист, но не мелодию, а освободившееся от песен время употребить на поиск пищи или подруги. Таким образом, воробей оказывается гораздо лучше приспособленным, чем соловей. И тем не менее, соловей зачем-то живет на белом свете.

ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП В ЖИВОЙ ПРИРОДЕ

В этом месте нас вновь прервали дарвинисты, объяснившие соловьиные трели и красоту бабочкиных крыльев половым отбором. И как они не могут понять простую вещь: если живые существа подбирают себе пару по признаку красоты, то это сразу же вносит совершенно иной движущий фактор развития по сравнению со стремлением выжить и дать возможно более плодовитое и многочисленное потомство. Откуда соловьиха может знать, что самый лучший певец из ее знакомых есть одновременно и самый приспособленный самец во всех других отношениях? (У людей, кстати, совсем не так: артист редко бывает хорошим семьянином.)

Между тем, многие авторы, (в том числе и сторонники теистической эволюции, а не креационисты) указывают, что эстетический принцип является столь же основополагающим в природе, как и антропный. В кратких словах он выражается так: живые твари созданы в соответствии с некоторыми постижимыми человеку (и выражаемыми иногда математически) законами гармонии и красоты, причем иногда явно в ущерб своей приспособленности к условиям существования. Выдающийся русский биолог Любищев указывал на множестве примеров, что морфологические структуры живых существ "лишь в частных случаях определяются выполняемыми функциями, а в более общем случае подчиняются некоторым математическим законам гармонии."

Одним из объективных математических выражений этой гармонии служит пропорция "золотого сечения", когда отрезок делится на две части так, что меньшая из них относится к большей, как большая часть ко всему отрезку. Так делятся фаланги наших пальцев и колена злаковых стеблей, корпус и хвост в теле стрекозы и соотношения высоты отдельных частей в красивой архитектуре. Найдена эта пропорция и в исследованиях импульсов головного мозга, и в электрокардиографии сердца. [72]

К этому можно прибавить постоянно встречаемую в природе симметрию тел разных существ, если не двустороннюю, то, например, пятилучевую, как у морских звезд. Как все эти пропорции могут повышать жизнестойкость, и как отбор мог их выстроить?

Мы не отрицаем здесь само явление полового отбора, просто показываем, что он может быть только следствием более общей закономерности — весьма разумного и неслучайного устройства в природе, подчиненной во всей своей совокупности законам красоты.

Иногда же красота совершенно явно мешает выживанию организма и тем не менее, она откуда-то возникает. Интересен пример ирландского лося, вымершего гиганта древних лесов с красивейшими ветвистыми рогами, простиравшимися назад на всю длину спины. Эти рога, по мнению эволюционистов палеонтологов, в конце концов сгубили лося, сделавшись для него тяжкой обузою. Но почему-то никто не удивляется, как же они могли возникнуть против действия отбора?

Или райские птицы, с их великолепными и крайне неудобными хвостами, живущие и до сих пор — какой отбор, без участия эстетического принципа, мог создать такую красоту?

Возвращаясь к пению птиц, отметим и такую интересную особенность. "Очень часто звучание пернатой музыки, — указывает биолог-креационист Александр Хоменков, — во много раз ускорено относительно человеческих возможностей восприятия. Так человек различает звуковые модуляции, если они не превышают десять изменений в секунду. Птичье же щебетание часто содержит модуляции порядка 100–400 изменений звука в секунду, что не позволяет человеку воспринять их. (Поясним, что речь идет не о частоте самого звука. Инфразвук в 10 колебаний в секунду человек не услышит. Явление модуляции рассматривается в курсе физики в разделе основ радиопередачи. Амплитуда колебаний высокой "несущей частоты" меняются с частотой в несколько раз меньшей. Эта последняя и есть частота модуляции. Так несущая частота радиостанций намного превышает частоту звуковых колебаний, которыми она промодулирована. — с. Т.). Чтобы услышать это пение, нужно применить специальную звукозаписывающую аппаратуру, способную качественно воспроизвести пение птиц в замедленном виде (запись обычно замедляется от 16 до 64 раз). После этого перед слушателями открывается чарующий мир звуков, среди которых можно встретить довольно красивые мелодии, и на их фоне даже пение соловья представляется не таким уж виртуозным. Совершенно очевидно, что для жизни и биологического процветания вида выводить столь сложные и замысловатые мелодии вовсе не обязательно". [72]

КУДА ЖЕ "ДВИЖЕТ ЖИЗНЬ" ПРИРОДНЫЙ ОТБОР?

Вывод ясен: если заставить природу жить по Дарвину, только ради выживания и борьбы за существование, то большинство самых красивых и оригинальных видов вымрут сразу же, что мы зачастую и наблюдаем, когда благодаря нам, цивилизации человеческой, некоторые приспособленные виды расширяют свой ареал и вытесняют аборигенов. Вымирают у нас на глазах самые редкие, самые красивые животные, на выработку хитрых приспособлений которых требуется больше всего труда. Если же природа всегда направлялась бы только естественным отбором, то кроме капустниц, простых мух, жуков, ратанов, ворон и крыс да нескольких других видов, которые просто не могут помешать друг другу, на земле не возникло бы вообще ничего живого. В розыгрыше "кубка выживания" к концу состязаний должно оставаться все меньше соперников, а вовсе не больше. Если эволюционистам этот вывод не нравится, им придется полностью отрицать факт межвидовой конкуренции в природе.

Не напоминает ли это нам законов информатики: видовое разнообразие не возникает само собой, а создается только разумным Художником. И второе правило: самопроизвольное течение событий только ухудшает, обедняет былое разнообразие.

Нет сомнений, что живой мир создавался не случаем и не взаимной конкуренцией, а великим Художником, который в творениях Своих старался вкладывать Свое универсальное понятие о красоте, свойственное (вложенное) также и человеку — разумному созерцателю этой красоты. Иначе почти невозможно объяснить возникновение множества приспособлений и признаков живых организмов, гармоничность и правильность их устройства.

Роль же естественного отбора на самом деле — сугубо пассивная: защищать вид от возникающих периодически уродов, обнадеживающих и безнадежных — безразлично, чтобы их уродства не передались по наследству. Кроме того — согласимся с нашими критиками — при помощи отбора вырабатываются полезные адаптации к конкретным, меняющимся условиям среды, но об этом подробный разговор будет на следующем уроке. Никакой особой творческой роли у отбора нет. Смертью и убийством творить невозможно. Смертоносное оружие может — притом лишь иногда — помогать сохранению созданной жизни, но само давать жизнь оно неспособно.