«ТРЕТЬЯ СИЛА» В СОВРЕМЕННОМ ПРАВОСЛАВИИ РУССКОЙ ТРАДИЦИИ.

Современная наука начинает замечать ИПЦ,

хотя и не выработала общепринятой классификации этой Церкви

Статья составлена на основе доклада на Второй конференции Российского сообщества преподавателей религиоведения «Религия в меняющемся мiре», Санкт-Петербург, 3 июня 2011 г.

Обозревая спектр современных отечественных исследований по социологии религии, нужно признать, что здесь наблюдается серьезный недостаток работ, посвященных изменениям типологии течений современного Православия русской традиции. Причем таких течений, которые активно влияют не только на религиозные практики и культ Православной Церкви, но и на социальные проблемы взаимоотношения Церкви и общества в т.н. «русском мiре», если воспользоваться терминологией Патриарха РПЦ МП Кирилла (Гундяева).

В данном докладе я коснусь типологии основных вероучительных течений в современном Православии русской традиции, потому что, на мой взгляд, проблема новой классификации внутри нашей основной религиозной практики уже давно назрела. Сегодня, говоря о русском Православии, принято различать старообрядческую и новообрядческую традиции. Разделение Православия на старо- и новообрядчество возникло в результате Великого раскола XVII века и окончательно оформилось уже в XVIII веке, когда в результате богословской рецепции внутри старообрядчества сложилась окончательная оценка новообрядческой (или «никонианской») Церкви как еретической.

Но в переломном для отечественной истории ХХ веке в Российской Православной Церкви (новообрядческой) с 1922 по 1943 годы произошло еще несколько расколов. Часть из них исчезла, превратившись в факты церковной истории, а один продолжает быть актуальным до сих пор, серьезно влияя на внутрицерковную политику. Речь идет о так называемом «сергианском» расколе, в результате которого Российская Православная Греко-Кафолическая Церковь разделилась на Русскую Православную Церковь Московского патриархата и Истинно-Православную Церковь (или Катакомбную, то есть тайную, если говорить о временах СССР), которая к настоящему времени существует в виде движения нескольких административно независимых друг от друга церковных организаций, которые, тем не менее, осознают свое единство, проистекающее из генезиса и общего вероучения.

Я не буду касаться параллелей между историей старообрядчества и ИПЦ, которые во многом схожи. Скажу только, что ИПХ занимали в ХХ веке то место, которое занимали староверы в русском обществе XVII века.

Нужно отметить, что вопрос церковных разделений 20-30-х годов XX века сегодня весьма широко исследуется в рамках богословия и истории Русской Церкви, но с точки зрения канонических вопросов преемства церковной власти и соответствия событий церковному праву. В качестве основной современной литературы по этому вопросу можно назвать работы Л. Регельсона, М. Шкаровского, свящ. Александра Мазырина, прот. Владислава Цыпина, В. Мосса и др. Эти работы очень важны для изучения церковных расколов ХХ века, причин формирования как «сергианской» Церкви, так и ИПЦ, но они ограничиваются исторической и канонической проблематикой, не касаясь собственно вопросов социологии религии.

«Сергианский раскол» или «сергианство» получили свое название по имени митрополита Сергия (Страгородского), заместителя Местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Петра Крутицкого. Митрополит Сергий в 1927 году взял на себя ответственность за изменение курса церковного отношения к советской власти, объявив ее «богоданной». Ранее, с момента революции 1917 года и анафемы Патриарха Тихона, поддержанной Всероссийским Церковным Собором, эта власть внутри Церкви понималась как «безбожная». Соответственно духовные оппоненты митрополита Сергия (который в 1943 году стал первым «советским» Патриархом и родоначальником линии современных Патриархов РПЦ МП), оставшиеся на прежних позициях отношения к гражданской власти как безбожной, стали называться «истинно-православными». К XXI веку движение ИПХ (истинно-православные христиане) или ИПЦ (Истинно-Православная Церковь) из религиозного движения внутри Православной Церкви стремительно обретает признаки самостоятельной деноминации, с собственными особенностями культа и вероучения. Сегодня иерархии ИПЦ существуют в рамках всех православных национальных Церквей, а общины ИПХ – практически во всех т.н. христианских государствах. Вернее, стоит сказать, что активно изменяется т.н. мiровое православие или семья официальных поместных Церквей, к которым принадлежит и РПЦ МП, в рамках концепций экуменизма и календарной реформы, а ИПЦ декларирует приверженность традиционному вероучению и практикам Православия. Соответственно, именно движение ИПЦ я и называю «третьей силой» в русском Православии.

Филетические юрисдикции украинской традиции – УПЦ КП и УАПЦ – не могут рассматриваться как самостоятельное течение в православной традиции, так как или происходят от РПЦ МП, или не видят вероучительных различий с официальными поместными Церквями, но лишь борются за признание последними собственной автокефальности. При этом роль украинской государственности с принятым на ее территории достаточно свободным религиозным законодательством играет особую и важную роль в судьбах ИПЦ русской традиции.

В настоящее время к ИПЦ себя относит достаточно много религиозных конфессий, которые имеют три источника происхождения своей иерархии или апостольского преемства:

1. Серафимо-геннадиевская ветвь ИПЦ и Русская катакомбная церковь ИПХ Амвросия Сиверса [эти группы официально декларируют свое происхождение от епископата дореволюционного поставления, но в действительности не имеют апостольского преемства. – Прим. ред. ЦВ].

2. Имеющие преемственность от РПЦЗ. К началу «перестройки» духовенство исторической ИПЦ практически иссякло, и общины ИПЦ существовали как малые беспоповские группы, возглавляемые редкими священниками или монашествующими. Чаще всего они декларировали духовное единство с РПЦЗ и при первой возможности приняли от нее иерархию. К ним относятся РПАЦ, РИПЦ, РПЦЗ(В), РосПЦ. (В публицистике их еще называют «осколки» РПЦЗ).

3. Имеющие преемственность от ИПЦ Греции. Небольшое количество общин, в том числе и исторических ИПЦ.

4. Имеющие преемственность от УАПЦ и УПЦ КП. К ним относятся ИПЦ(Р) и другие малые группы.

Я считаю, что с полным правом непосредственно к ИПЦ относятся только юрисдикции 2-й и 3-й групп, что подтверждается как исторически, так и вероучительно.

В конце 90-х годов прошлого века в религиоведческий оборот и в публицистику широко вошел термин «альтернативное православие». Он имеет непосредственное отношение к движению ИПХ, хотя и не совпадает с его типологией, отмечая, скорее, иерархическую независимость «альтернативных» юрисдикций от Церквей т.н. «мiрового», или как они сами себя называют, «канонического» православия, но не касаясь особенностей вероучения этих юрисдикций.

Возникновение и генезис ИПЦ в православной традиции, наоборот, связаны с формированием уникального вероучения, в задачи которого входило догматическое обоснование взаимоотношения Церкви с атеистической (и шире, нехристианской) гражданской властью и сохранение святоотеческой экклезиологии (учения о Церкви), в связи с развитием концепции экуменизма.

Если кратко суммировать итоги формирования идеологии ИПЦ, то они таковы:

1. Отношение к гражданской власти. В отличие от РПЦ МП современные гражданские власти РФ и большинства других государств постсоветского пространства понимаются как наследники советской богоборческой безбожной власти и их поминовение на богослужении невозможно. Для ИПЦ характерна некоторая абсолютизация монархической формы правления.

2. Отношение к т.н. поместным или официальным Церквям. Для ИПЦ они являются «раскольническими и еретическими», с ними невозможно евхаристическое общение. Прием их верующих в ИПЦ происходит по специальному чиноприему, который варьируется – от покаяния до крещения. Ересями, которые содержат официальные юрисдикции, являются новокалендаризм (новоюлианский или григорианский календарь), сергианство и экуменизм. Соответственно, в рамках официального православия, ИПЦ классифицируются как расколы. В публицистике и полемике ИПЦ часто относят к «сектам».

3. Святцы ИПЦ и РПЦ МП приобретают все большие различия из-за новых канонизаций, в которых фиксируется собственное понимание святости. Например, при общей канонизации Новомучеников Российских, в РПЦ МП отказались канонизировать одного из основоположников ИПЦ митрополита Иосифа Петроградского, особо почитаемого их оппонентами. В свою очередь, ИПЦ не признают Новомучениками канонизированных в РПЦ МП иерархов, клириков и мiрян, находившихся в каноническом подчинении митрополиту Сергию.

4. Миссионерское движение внутри РПЦ МП, направленное на привлечение в Церковь представителей различных субкультур общества, сокращение богослужения и перевод его на современные славянские языки, оценивается в ИПЦ как недопустимый модернизм.

5. ИПЦ не боятся оказаться в общественной изоляции и предпочитают сознательную общественную маргинальность вероучительному конформизму, в то время как РПЦ МП полагает необходимым условием своего существования и миссии рост своего влияния в обществе и властных структурах.

6. Для ИПЦ нехарактерны эсхатологизм и рост внутрицерковных течений, связанных с боязнью прихода всеобщего антихриста, конца света и введения новых форм налогового учета, хотя присутствует негативная оценка экономической и общественной глобализации.

При всех количественных несоответствиях между ИПЦ и т.н. «официальным» православием, которое по массовости значительно его превосходит, ИПЦ является серьезным фактором, влияющим на внутреннюю жизнь РПЦ МП. Вопросы отношения к экуменизму и модернизму внутри РПЦ МП также являются болевыми, и ИПЦ часто служит пристанищем для ее разочаровавшейся паствы и клириков. Несмотря на уголовное преследование сторонников ИПЦ, которое не прекращалось до конца 70-х годов и продолжающиеся до сих пор административные гонения от государства (отказ в регистрации общин, предоставлении земельных участков и храмов, изъятие уже переданных ранее храмов), ИПЦ как «религиозный проект» доказывает свою жизнеспособность, так как существует в условиях разного религиозного законодательства стран СНГ: подпольно в Беларуси, свободно в Украине, полуподпольно в РФ. При условии равного отношения властей к общинам ИПЦ и РПЦ МП, можно видеть, что ИПЦ достаточно легко начинает доминировать в религиозной жизни отдельных населенных пунктов. В качестве примера можно привести город Суздаль, где РПАЦ в течение 10 лет фактически была господствующей конфессией по количеству прихожан, что прекратилось в самое последнее время, вместе с судебным изъятием 17 храмов государством в 2008-11 годах.

Другим подобным примером может служить Южная Осетия, где фактически государственной Церковью является иерархия одной из греческих ИПЦ.

Сегодня для исследований ИПЦ как отдельного течения в Православии русской традиции фактически заложена как светская, так и конфессиональная исследовательская база. Конфессиональных традиций две. Одна из них концентрируется на доказательствах отрицания существования ИПЦ как собственно церковного явления, пытаясь свести ее к нецерковным «сектантским» формулам, вторая ей оппонирует. В качестве литературы стоит отметить для первой: работы А. Беглова (ИАИ РАН), А. Слесарева (Минская духовная академия), А. Дворкина. Для второй – еп. Григория (Граббе), Владимира Мосса, Виталия Шумило (Черниговский университет), В.М. Лурье (еп. Григорий).

Светская традиция исследования истории ИПЦ начала складываться еще в 1920-30-е годы, в рамках политики официального государственного атеизма. Для ее раннего периода характерна узко-идеологическая оценка деятельности «церковников тихоновского направления» как враждебных советской власти и контрреволюционных. В 20-30 годы было выпущено значительное количество литературы, посвященной ИПЦ и ее последователям. Характер и уровень ее углубления в проблему достаточно понятен из названий этих небольших по формату книжек (А. Логинов. «Сектантская контрреволюция перед пролетарским судом». М., 1933; П. Зарин «Политическая маскировка религиозных организаций». М., 1934; С. Тубанов. «Церковь на службе врагов народа». Свердловск., 1940). Сегодня их ценность заключается в том, что они подтверждают факты существования ИПЦ и жестокого преследования ее верующих и иерархии со стороны советского государства.

Следующая волна интереса к ИПЦ была вызвана «хрущевскими гонениями» на религию в 1958-63 годы. В это время последователей Катакомбной Церкви причисляли к «сектантам», причем самого крайнего «изуверского» толка, что было связано с отрицанием ими законности советской власти. В это время наряду с полемически пропагандистскими публикациями (например: Булдаков В.П. «Они приносят людям горе (о религиозной секте "истинно-православных христиан")». Пермь, 1960) появляются материалы «полевых социологических исследований» советских религиоведов по линии Академии наук СССР.

В сборнике «Вопросы истории религии и атеизма. IX. Современное сектантство и его преодоление. По материалам экспедиции в Тамбовскую область» (Изд-во Академии наук СССР. М., 1961) в статьях А.И. Клибанова, Л.Н. Митрохина, З.А. Никольской, наряду с повторением слов о «православно-монархической контрреволюции», к которой примыкают последователи ИПЦ, появляются здравые, основанные на непосредственном знакомстве с вероучением ИПХ, мысли о том, что «на основании материалов, имеющихся в нашем распоряжении, можно сделать вывод, что догматика и культ ИПЦ в своих основных чертах сохранились традиционно-православные, каких бы то ни было существенных нововведений на этот счет не было» (с. 158).

В вышедшей в 1973 году книге «Религиозное сектантство в прошлом и настоящем» А. Клибанов на с. 233 отмечает, что «следует внести коррективы в наблюдения, сделанные нами в 1959 г. Численный состав ИПХ в действительности был большим, чем об этом позволяли судить наши материалы». Наиболее ценной монографией этого периода стала вышедшая в 1977 году в Воронеже книга А.И. Демьянова «Истинно-православное христианство. Критика идеологии и деятельности».

Этот исследователь сам происходил из семьи верующих ИПЦ, как он отмечает в своей работе. Поэтому, несмотря на критическое в целом отношение к ней, автор, сознательно вставший на атеистические позиции, совершенно справедливо рассматривает особенности жизни и вероучения ИПЦ на примере общин Воронежской, Тамбовской и Липецкой областей. Для сегодняшнего дня чрезвычайно важны две мысли А. Демьянова. Во-первых, он достаточно авторитетно указал на недопустимость классификации ИПХ как «сектантов», чем сегодня особенно грешат конфессиональные исследователи из РПЦ МП.

Во-вторых, ученый справедливо указывает, хотя и на специфическом «советите», что упадок движения ИПХ в тех или иных регионах СССР объясняется репрессиями государственных органов. При всей ангажированности и однобокости, книга А. Демьянова остается ценнейшим документом для историков ИПЦ и религиоведов.

В настоящее время господства Интернета и информационных технологий задача религиоведов относительно сбора и анализа фактического материала облегчается. Ценным фактологическим материалом богато издание «Атлас современной религиозной жизни России», выпущенное под общим руководством с.н.с. Института востоковедения РАН Сергея Филатова в 1994-2004 гг. по заказу Кестонского института изучения религии (Оксфорд).

Главной проблемой для беспристрастного анализа реальности становится только гражданская позиция ученых, испытывающих возрастающее давление фактически «государственной» конфессии РПЦ МП и чиновников.

Протоиерей Алексий Лебедев,

7 июля 2011 г.

Источник: http://www.portal-credo.ru/site/?act=fresh&id=1283

«ПОЗВОЛЬТЕ НЕ СОГЛАСИТЬСЯ!»

Ответ Александра Слесарева на его классификацию в статье прот. Алексия Лебедева  

Вчера на «Портале-Credo.Ru» была опубликована статья прот. Алексия Лебедева «"ТРЕТЬЯ СИЛА" В СОВРЕМЕННОМ ПРАВОСЛАВИИ РУССКОЙ ТРАДИЦИИ. Современная наука начинает замечать ИПЦ, хотя и не выработала общепринятой классификации этой Церкви».

В своем обзоре исследований, посвященных истории «Истинно-Православной Церкви» (ИПЦ), автор выделяет две традиции конфессионального подхода к оценке данного феномена. К первой он относит ту, которая «концентрируется на доказательствах отрицания существования ИПЦ как собственно церковного явления, пытаясь свести ее к нецерковным "сектантским" формулам, вторая же ей оппонирует». Далее прот. Алексий пишет: «В качестве литературы стоит отметить для первой: работы А. Беглова (ИАИ РАН), А. Слесарева (Минская дух. академия), А. Дворкина. Для второй – еп. Григория (Граббе), Вл. Мосса, Виталия Шумило (Черниговский университет), В.М. Лурье (еп. Григорий)».

Лично для меня остается совершенно непонятным, на каком основании автор цитируемой статьи внес мое имя в число тех исследователей, которые «концентрируются на доказательствах отрицания существования ИПЦ». Никогда историческое существование «Истинно-Православной Церкви», воспринимаемой как собирательное название для разрозненных ветвей катакомбного движения, мною не ставилось под сомнение. Более того, в настоящее время мною завершается работа над монографией, посвященной истории «Истинно-Православной (Катакомбной) Церкви» в Восточной Белоруссии с 1928 до сер. 1970-х гг. Проработав значительное количество архивных материалов (в том числе и тех, которые до нач. 1990-х гг. являлись засекреченными), могу с уверенностью утверждать, что возникновение ИПЦ в Белоруссии явилось следствием религиозно мотивированного неприятия как коммунистического режима, так и политики лояльности Православной Церкви по отношению к большевистской власти, проводившейся Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским). Разорвав общение с Заместителем Местоблюстителя, оппозиционно настроенные белорусы, отождествлявшие себя с «Истинно-Православной Церковью», не замкнулись в сектантской самоизоляции, а примкнули к группе последователей митрополита Петроградского Иосифа (Петровых). Белорусские «иосифляне» поддерживали тесное общение с архиепископом Гдовским Димитрием (Любимовым) и епископом Старобельским Павлом (Кратировым). Более того, в сентябре 1929 – феврале 1930 г. гомельские последователи ИПЦ по благословению проживавшего в Киеве схиархиепископа Антония (Абашидзе) провели тайную перепись сторонников «правой» церковной оппозиции на Гомельщине. Деятельность белорусских «иосифлян» в 1920-1930-е гг. включала такие важные формы церковной жизни, как регулярное совершение богослужений и произнесение проповедей, монашеские постриги, паломнические поездки, поездки на говение в приходы, окормляемые духовно одаренным пастырем, организация работы православных сестричеств и т.д. Все это не позволяет характеризовать ИПЦ периода 1920-1930-х гг. как явление сектантского характера.

Отдельно следует отметить, что целый ряд нелегальных общин ИПХ в 1950-1970-е гг. в силу естественных причин оказался без священнослужителей, что вынудило их перейти к совершению богослужений мiрским чином. Последнее обстоятельство в чем-то уподобляет последователей ИПЦ старообрядцам-беспоповцам, но отнюдь не низводит их в разряд сектантов. Впоследствии Русская Православная Церковь Заграницей содействовала рукоположению архиереев и клириков для общин ИПЦ, что вернуло их к традиционным формам церковной и литургической жизни.

Не отрицая церковный характер «Истинно-Православной Церкви», в настоящее время данное явление необходимо рассматривать в категориях раскола или разделения, что требует компетентной канонической оценки со стороны священноначалия Русской Православной Церкви.

Таким образом, классификация прот. Алексия Лебедева требует определенной корректировки и выделения дополнительного конфессионального подхода к оценке феномена «Истинно-Православной Церкви». 

А.В. Слесарев,

8 июня 2011 г.

Источник: http://www.anti-raskol.ru/pages/1495