(главы из книги «Русская Церковь лицом к Западу)

Предисловие

Может показаться парадоксальным и даже не совсем серьезным говорить о каком-то союзе между Ватиканом и большевизмом, поскольку известно, что папа Пий XI со всем своим духовным авторитетом заклеймил советскую систему в знаменитой энциклике, говорящей о "безбожном коммунизме" : «Коммунизм есть сущее извращение, и тот, кто желает спасти христианскую цивилизацию, не может сотрудничать с ним» (1).

Хотя Пий XI и написал двадцать лет спустя после революции 1917 г. эти навсегда памятные слова, тем не менее никто не сможет отрицать, что его предшественники, да и сам он не всегда так думали. Или же приходится в противном случае утверждать, что они действовали не в соответствии со своими намерениями и совестью.

Мы попытаемся понять, что же заставило папство сперва желать сотрудничества с безбожным большевизмом, а впоследствии столь сурово осудить его.

Стадия сближения

Прекрасно умея извлекать выгоду из столкновения различных, и даже противоречащих своим собственным, интересов, дипломатия Ватикана всегда смотрела вперед. Верный своему принципу «цель оправдывает средства», Рим был готов не замечать ужасов большевизма, в случае если это могло принести значительную выгоду для его проникновения в Россию. Мечтание включить Россию в сферу своего влияния испокон веков обитало в ватиканских умах. Начиная с середины XIX века, малейшее политическое, идеологическое, институционное движение, которое могло бы поколебать православный мiр, изучалось и исследовалось с пристальным вниманием и интересом.

Итак, на протяжении целого века Рим всматривался в малейшую судорогу, сотрясавшую русский колосс. Напомним позицию Пия IX, который видел в отмене крепостного права, задуманной и осуществленной Царем-Освободителем Александром II в 1861 г., один из таких знаков судьбы: «Мы находимся накануне великих событий. Одно только освобождение крепостных - уже величайшее событие, даже в области религии. Это вызовет в России разного рода движения, в которых проявится воля Божия. Поэтому нам следует разглядеть Божий промысел, следовать ему и быть наготове» (2).

В 1861, 1905, 1917 гг. - при каждом повороте русской истории Рим был начеку, чтобы не разочаровать Провидение. За подъёмом анархистской и нигилистической идеологии там наблюдали с большим интересом, и еще в 1868 г. апостольский нунций Мелья убежденно говорил: «Только революция способна помочь Церкви». Так родилась и укрепилась в римо-католических умах идея взаимосвязанности падения царского режима и католизации России. С разных сторон в католическом мiре раздавались голоса уверявшие: «На Востоке готовятся важные события, и Католической Церкви предстоит сыграть в них значительную роль» (3), а Лев XIII полагал, что «возврат России к Католичеству» (!) повлечет соединение всего Православия с Римом, что приведет к единству и миру во всем міре под эгидой Святого Престола. В подобном состоянии духа Ватикан встретил революцию 1905 г., которая открыла новую эру в его деятельности, не столько в самой России, сколько в пограничных государствах. Рим сумел извлечь выгоду из Императорского Манифеста от 17 апреля 1905 г., предоставивший свободу совести всем подданным Империи, что, однако, ничуть не мешало Пию Х вопить, что «Россия - самый большой враг Церкви» (4). Это помогает нам лучше понять главную причину поддержки, оказанной папством Тройственному союзу против Союзников... Взаимосвязь между разрушением исторической России и торжественным проникновением Католичества стала, как никогда ощутимой в латинском сознании. Но еще не пробил час и Рим решил, как можно шире воспользоваться возможностями, предоставленными указом о веротерпимости, символически дарованным в самый день Пасхи. На нетерпение польских католиков Рим отвечал, как и в прошлом веке, предписанием епископату и всему духовенству сохранять спокойствие и поддерживать законное русское правительство в борьбе с мятежом! Взамен папа начал тайное небезкорыстное сотрудничество с царским правительством, с целью облегчения смешанных браков, открытия католических монастырей и назначения профессоров в семинарии. Нетерпению своих сторонников он противопоставил твердую уверенность в том, что, рано или поздно, Россия должна пасть сама, как зрелый плод в римский кошель, и, в ожидании этого дня, лучше всего спокойно готовиться к нему (5).

Долгожданное падение царизма пробудило большие надежды и уверенность, что "русская политика" Ватикана входит в решающую фазу. Начиная с 1917 г. все усилия Рима были направлены на Россию, в ущерб остальным унионистским направлениям. Известный иезуитский священник отец Урбан, впоследствии прославившийся в Польше распространением Восточного обряда, признавал, что такого радикального изменения политического строя вообще нельзя было вообразить. Большевицкая революция должна была вот-вот уничтожить Русскую Церковь, представляющую собой девять десятых всего Православия. Возникали новые явственные перспективы, совершенно немыслимые во времена Российской Империи. Сама стадия союза была, как мы уже говорили, превзойдена, отсюда – безудержные усилия Ватикана самому водвориться в России, заместив совершенно опустошенную Православную Церковь, чьи епископы и духовенство были физически уничтожены, чей патриарх находился в заключении, тогда как "Живая Церковь" подрывала ее изнутри. Тем не менее, борьба предстояла напряженная. Председатель городского совета Москвы утверждал, что все страны посылали в Россию своих миссионеров (6), но Рим всеми силами старался быть первым в этой погоне и не упустить добычу. Верная генеральной линии, которой она придерживалась по отношению к России, Католическая Церковь никогда не связывала свою судьбу с безнадежным делом. Без колебаний признав положение вещей в новом обществе, она постаралась извлечь все возможные выгоды из возникшей ситуации. Во время широко известного процесса над католическими священниками в марте 1923 г. (7), архиепископ коадъютор Могилева Жан- Батист Цепляк без обиняков прямо сказал прокурору:

«Мы возлагали большие надежды на революцию, которая даровала нам свободу» (8). Экзарх русских католиков Леонид Федоров публично признал, что «когда произошла Октябрьская революция... мы, наконец, смогли вздохнуть свободно». Эта знаменитая фраза, также произнесенная на судебном процессе, представляется в какой-то степени неверной, но следует иметь в виду, что она входила в план защиты Федорова. Строго говоря, большевицкая революция на самом деле ограничила полную свободу, предоставленную католикам Временным правительством. Напомним, что 20 марта 1917 г. были отменены все ограничения в области религии, а 8 августа правительство Керенского устранило своим декретом все препятствия распространению Католицизма. Двумя месяцами ранее, 29 мая, впервые в истории в Петрограде состоялся собор Униатской Церкви. Среди многочисленных решений этого собора было предписание всем католикам России почитать всех русских святых, так же как и всех западных, с особым упоминанием Иосафата Кунцевича (9). Иезуит Поль Майе в своем труде, посвященном Федорову так характеризует время проведения собора: «Благодаря счастливому обстоятельству, митрополит Андрей (Шептицкий) прибыл в Петроград в этот период надежды и радости» (10). Время «надежды и радости», которое переживала католическая община, так же как и «счастливое обстоятельство», позволившее прибытие Шептицкого в Петроград были на самом деле тесно связаны с отречением Государя Императора Николая II. Полная свобода религиозной пропаганды, предоставленная Католической Церкви Временным правительством, была, если не совсем отнята, то, по крайней мере, сильно ограничена новой властью, и Рим приложил все силы к тому, чтобы вернуть эту свободу ценой переговоров и разного рода помощи советской власти, в то время как Православная Церковь подвергалась неслыханным кровавым гонениям: «Рим кружится, как изголодавшийся волк, и готов пожрать, как свою добычу, погибающее Православие» (11) - писал профессор Николай Глубоковский.

Двусмысленность отношений между Ватиканом и Москвой сразу после революции происходила из простого совпадения интересов обеих сторон (12). Большевикам нужно было как-то удовлетворить и направить в безопасное для себя русло религиозную потребность русского народа, поскольку не удавалось искоренить её. «Отделение Церкви от государства - дело решенное, но остается еще отделить религию от народа» (13), - заявлял Ленин. Своевольный декрет не мог отменить девятивековую живую потребность веры, и, несмотря на все усилия, атеистическому государству не удавалось искоренить из сердец народных масс православную веру предков. Короче говоря, поскольку требовалось удовлетворить эту потребность, в интересах Кремля было сделать это с помощью Католичества, так как Православие было неразрывно связано с павшим режимом и с исторической структурой, в корне противоположной ныне господствующей идеологии. Сверх того, распространение Католичества должно было ослабить главную оппозицию режиму, каковой являлось Православие. Именно эту карту Ватикан через посредство Эдуарда Роппа, архиепископа могилевского и митрополита всех католиков России, хотел разыграть в партии с Москвой. Но, если на самом деле Православие и воплощало русскую национальную идею, то большевики не могли смириться с тем, что Католицизм будет представлен извечным врагом России - польским Католицизмом. Это хорошо понял д'Эрбиньи, который принадлежал к направлению в Ватикане, считавшему, что большевики - это тот партнер, с которым мог бы договориться Католицизм, если бы он не был отмечен польским национализмом. И, поскольку большевики были непреклонны в своем отказе принять в России духовенство польской национальности, или даже просто выходцев из Польши, то Рим решил открыть семинарии для русских католиков и порою не стеснялся проявлять знаки дешевого "антиполонизма" с целью выказать Католицизм религией, окончательно избавившейся от польского влияния. Большевики не только приветствовали распространение Католичества, как орудие борьбы против русского национального чувства, но к тому же не могли равнодушно относиться к авансам Ватикана в то время, когда иностранные державы вели себя весьма сдержанно по отношению к ним. «Возможно более искренне, чем светские власти, Рим примирился с порядком вещей, существующим в России» (14), с удовлетворением отмечали католические авторы. Это благосклонное отношение, готовность к диалогу могли лишь расположить советское правительство к Ватикану. Согласно Депрео, такое приятие коммунистического мира было связано и с царившим в западных католических кругах живучим мифом о тесной связи социализма с христианством. Депрео перечисляет различные факторы, свидетельствующие в пользу политики сближения Рима с Москвой: «/.../ Но что гораздо важнее, так это то мощное движение пролетарской ориентации, социалистической или коммунистической концепции на основе христианства, привлекающей целый ряд католических активистов /.../. Как бы там ни было, но политика папства в СССР находится ныне в активной стадии /.../ лицом к лицу с властями - лояльность и нейтралитет, сопровождаемые предложением сотрудничества на международном уровне /.../. Какую будущую жатву соберет папство, благодаря прозорливости своей сегодняшней политики? /.../ В любом случае, невозможно рассматривать как нечто незначительное то понимание, то стремление к миру и братству, которые папство проявляет по отношению к новой России» (15).

Тезис, который защищал д'Эрбиньи, с годами так и остался неизменным. Согласно ему, Ватикан никак не должен пытаться свергнуть советскую власть: обращение России произойдет не благодаря новой революции, а благодаря реформе, приспособлению к существующему строю, который следует склонить на свою сторону, а не упразднить (16). Этим объясняются попытки добиться согласия, некоего modus vivendi между марксизмом и таким подслащенным христианством, приемлемым для советского режима (17). Итак, советская власть должна была найти в католических священниках верных и лояльных служителей, и «Папская комиссия по русским делам», созданная 20 апреля 1926 года (18) и возглавленная д'Эрбиньи, занялась подготовкой кадров в Риме, имея в виду предоставление полной свободы действий римо-католической Церкви в России. Будущих священников воспитывали на принципах уважения и поддержки любой существующей власти, не препятствующей интересам Церкви, с тем чтобы эти священники были приемлемы для данной власти. Рим не упускал случая показать свое расположение к советскому строю. Так, после убийства советского агента Воровского, происшедшего в Лозанне 10 мая 1923 г., Ватикан поспешил выразить свои соболезнования советской миссии, несмотря на то, что шестью неделями ранее, 31 марта, после знаменитого процесса 1923 г. (19), был расстрелян русский католический прелат Буткевич. Любопытно отметить, что д'Эрбиньи в октябре 1925 г. добился разрешения путешествовать по Советскому Союзу. Это путешествие, хотя и сопровождавшееся многими административными сложностями, позволило д'Эрбиньи вести переговоры с советскими ответственными работниками и с представителями различных религиозных течений России, "Живой Церковью", "Обновленческой Церковью" и Патриаршей Церковью. После возвращения он опубликовал в 1926 г. в Париже труд, озаглавленный «Религиозный облик Москвы». Это свидетельство представителя Запада было пронизано все тем же духом приятия большевицкого режима, которому оставалось только поздравить себя с результатами произведенного анализа. Действительно, выходило, что советская власть не так страшна, как некоторые ее малюют, а религиозная политика не так уж безжалостна (20). Патриаршая Церковь описывалась как находящаяся в полном разгроме, только "обновленцы" заслуживали внимания. По мнению д'Эрбиньи, Православие наконец-то созрело для того, чтобы попасть в зависимость от Рима. Можно предполагать, что его уверенность, так же как и надежды, которые она пробудила в самых высоких ватиканских сферах, но которые были так жестоко обмануты, в какой-то степени стали причиной последующей расправы над д'Эрбиньи. Перелистывая этот труд, можно вычитать замечания, удивительные в устах служителя Церкви, но сделанные видимо для того, чтобы не повредить себе в глазах большевиков. Так, сравнение большевицкой и французской революций, выявляет преимущества первой, которая, если верить автору, ревностно заботится о сохранении религиозных памятников, гробниц, - власти неповинны ни в каком святотатстве или кощунстве. Патриаршая Церковь – ни что иное, как памятник прошлого, лишенный всякого будущего, в противоположность "Обновленческой Церкви", представленной как единственное достойное религиозное течение, тем более достойное внимания, что преследуемые им интересы совпадают с интересами Ватикана. Таким образом, поскольку многочисленные пострадавшие за веру не были мучениками, большевицкий тезис будто они были контрреволюционерами, становился приемлемым. Патриаршая Церковь, с которой, по мнению д'Эрбиньи, у Ватикана не могло быть ничего общего, ибо она не чувствовала духа времени, понимала со своей стороны планы Рима и внутренний смысл присутствия в России этого "Ватиканского Джеймс Бонда" (21), но не располагала ни силами, ни возможностью бороться с интригами иезуитов. Патриарх Тихон, в прежние времена викарий варшавской епархии, имел время изучить на месте отношения двух религий, и любое соглашение с Ватиканом было для него немыслимым. После его смерти местоблюститель патриаршего престола митрополит Крутицкий Петр - по нашему мнению, последний законный глава Церкви в России - заклеймил действия «католиков, которые вводят наш обряд, совращают, особенно в западных, издревле православных церквах, верующий народ в унию и тем самьм отвлекают силы Православной Церкви от более неотложной борьбы против неверия» (22). Вот почему, когда д'Эрбиньи выразил желание встретиться с митрополитом Петром, тот категорически отказался, поскольку хорошо понимал причину присутствия в России этого человека, который дал (и сдержал) обещание никогда никому не открывать сути порученной ему папой миссии. «Святой Иосиф,- пишет д'Эрбиньи,- /.../ если меня и арестуют, получите от Господа плоды, которых желает Святой Отец» (23). Можно ли сомневаться, что миссия д'Эрбиньи в России не сводилась к тому только, чтобы духовно поддержать горстку русских католиков, а преследовала более амбициозные цели. Чего стоят в очах Ватикана интересы нескольких личностей перед возможностями, предоставленными сотней миллионов православных! В счет ведь идут только массы. Единичный интерес распыляется перед всеобщим. Вот в чем смысл миссии д'Эрбиньи в России. За несколько недель до того, как претерпеть мученическую кончину в июле 1922 г., митрополит Петроградский Вениамин искренне и дальновидно говорил своему собеседнику иезуиту Л. Федорову: «Вы обещаете нам союз... а тем временем ваши латинские священники за нашей спиной сеют опустошение в нашей пастве» (24). Все послереволюционное время Ватикан не терял надежды на соглашение с СССР, зачитывая, в частности, разрушение "схизматической" Церкви в заслуги большевицкой революции. Некоторые католические священнослужители дошли до того, что говорили о «религиозной миссии анти-религиозного большевизма» (25), расчищающей путь и благоприятствующей католизации России. Другие писали, что «большевизм создал возможность обращения застойной России в Католичество» (26). «Россия не обратится, не пройдя через море крови своих мучеников и через страдания своих апостолов» (27), предсказывал еще до революции Леонид Федоров. Выходит, что путь к обращению России, к ее союзу с Римом лежал, по мнению будущего экзарха русских католиков, через большевицкую революцию. Уже ближе к нашим дням отец Ив Конгар, крупный католический специалист восточной Церкви, незадолго до смерти возведенный в кардиналы, остается верен идее, что революция - это зло, из которого может произрасти благо. Высказывая надежду, что полвека марксизма могут приблизить православие к Католичеству (28), он говорит о гибели царизма, как другие о гибели нацизма, не отдавая себе отчета в том, что с убийством св. Царя-Мученика Николая II исчез последний христианский Император, что положило конец константиновской эпохе истории Церкви. Но тем не менее, в лоне самого Католичества всегда находились люди с более ясным и более евангельским взглядом. Так, отец ассомпционит Вайле в труде, посвященном о. д'Альцону, который, напомним, мечтал воздвигнуть «истинный крест» на землях, очищенных революционными бурями (29), с сожалением признает, что «слишком многие надеялись и еще надеются, что порядок может произрасти из безпорядка /.../ в России, так же как и в Турции революция не расчистила пути Католичеству /.../ и крест обрушился на зримых развалинах, вместо того, чтобы величественно вознестись ввысь» (30).

Помимо активной тайной деятельности, развернутой Римом в первые годы становления Советского государства, Ватикану в 1922 г. дважды представился случай открыто способствовать реализации своих планов. Первым была Генуэзская Конференция, открывшаяся 10 апреля в присутствии тысячи делегатов; впервые интересы России на международной встрече были представлены советскими лицами. Большевицкая власть, победившая на военных фронтах, довела свою страну до экономической разрухи, и помощь, которую она надеялась получить от Запада, была напрямую связана с международным признанием Советского государства. Это признание было достигнуто, главным образом, благодаря английскому правительству Ллойда Джорджа (31) и Ватикану, предложившему свои услуги на международной арене. Генуэзская Конференция, к которой был обращен пламенный призыв Собора Русских Зарубежных Епископов (Русской Православной Церковью Заграницей, возглавляемой в те годы авторитетнейшим в Православном мiре иерархом – Митрополитом Киевским Антонием /Храповицким/ - прим ред. «ЦВ») (32), призыв к настоящей и действенной помощи страдающему народу, пошла на поводу у сторонников "реалистической" политики по отношению к СССР. Вне программы Конференции, ватиканская делегация обхаживала советских представителей в надежде достичь подписания конкордата, в соответствии с четкими рекомендациями Пия XI (33). В эту атмосферу вписался весьма символический жест Государственного Секретаря Ватикана, кардинала Пьетро Гаспарри, выдающегося дипломата (чьим детищем, кстати, было Латранское Соглашение), вручившего красную розу главе советской делегации Чичерину (34). Надо думать, авансы Ватикана принесли свои плоды, так как 10 мая следующего года в Женеве было подписано соглашение о помощи голодающим между Ватиканом и Москвой. Миссия международной экономической помощи в борьбе против голода в СССР была доверена американскому иезуиту Уолшу. Это гуманитарное посольство было, естественно, использовано Ватиканом в роли троянского коня для достижения своих целей в России. Одной из этих целей было приготовление русского народа к постепенному и безболезненному переходу в Католичество, как об этом свидетельствует католическая пресса того времени и речи, произнесенные во время Международного конгресса Католического Дела, собравшегося в Люксембурге в августе 1922 г.

Кроме того, Ватикан очень надеялся извлечь выгоду из этой гуманитарной миссии и добиться подписания соглашения с Москвой. Экзарх Леонид Федоров рассказывает о своей беседе с отцом Уолшем: «Я разъяснял ему основную задачу нашей миссии. Сперва он слушал спокойно, но вскоре совершенно воодушевился нашими планами» (35).

Cтадия разрыва отношений

Несмотря на воодушевление, с одной стороны, и понимание с другой, Ватикану не удавалось добиться зримого осуществления своих планов, и мало по малу надежды, пробужденные революцией, начали угасать. Необходимо, однако, отметить, что как это ни парадоксально, инициатором разрыва стал никак не Ватикан, а советская власть, понявшая, что папство не принесет ей никакой выгоды. Ватикан стал сурово осуждать коммунизм лишь начиная с 1929-1930 гг. (36) и к тому же, согласно свидетельству Марк-Боннэ, следует отметить, что "конфликт принял действительно острый характер лишь когда коммунизм начал распространяться в католических странах" (37), таких как Испания или Мексика.

Письмом от 2 февраля 1930 г. (38) Пий XI подчеркивает всю серьезность разрыва с Москвой. Римская курия и все приверженцы ватиканской "русской политики" потерпели сокрушительное поражение. Пий XI вдруг стал разоблачать ужасные и кощунственные святотатства, которые странным образом остались незамеченными д'Эрбиньи, оскорбления причиненные Господу Богу и "столь дорогому нам русскому народу" в результате чего, он перепоручил Россию покровительству святой "Терезы Младенца Иисуса". Пий XI также объявил, что он предполагает служить 19 марта торжественный молебен за спасение России, участвовать в котором призывалось как можно большее число христиан всего мiра. Русские православные в эмиграции, которые за каждым богослужением возносили горячие молитвы за своих гонимых братьев, естественно, остались в стороне от этой демонстрации, которая, однако, получила благоприятный отклик у многих западных христиан. Забыв, как ни странно, о направлении, которое он сам внушил политике Ватикана во время Генуэзской конференции в 1922 г., папа с горечью отмечал безрезультатность многочисленных своих выступлений, обращенных к европейским правительствам, слишком привязанным, мол, к своим материальным интересам и потому безразличным к судьбе России. Москва не оставалась бездейственной перед лицом этой попытки анти-коммунистического крестового похода. Большевики, с целью разрядить лицемерную папскую инициативу, ответили 6 марта статьей в Правде, где тоже разоблачали преследования, но ... когда православные подвергались жестокой травле в Польше со стороны католиков в те годы, когда папским нунцием там служил никто иной, как бывший монсиньор Ратти, нынешний Пий XI! "Травля православной Церкви и меры грубого принуждения в отношении ее проводились, бесспорно, не только с его ведома, но и под его непосредственным руководством"... (39)

Как мог произойти подобный двусторонний разрыв отношений, когда еще в августе 1926 г. между д'Эрбиньи и представителями советского правительства велись переговоры об открытии католических семинарий в СССР? Эпоха кровавых гонений на Православие в тот момент была еще в полном разгаре, властям еще не удалось прельстить официальную Русскую Церковь, поэтому советскому правительству было выгодно разыграть католическую карту. Но 29 июля 1927 г. появилась знаменитая Декларация лояльности, незаконно подписанная от лица Русской Церкви митрополитом Сергием (Страгородским), заместителем местоблюстителя патриаршего престола. Таким резким поворотом, навязанным митрополитом Сергием официальной линии, до тех пор непоколебимой Русской Церкви, выражалась благодарность советскому правительству за заботу о духовных нуждах православного населения. Большевицкая власть, лучше чем кто бы то ни было, осознала всю глубину свего успеха, а его масштабность лишь подчеркивала незначительность перспектив, которые мог предложить Католицизм (40). Католический собеседник вдруг стал ненужным и ничтожным перед лицом возможностей, могущих открыться благодаря достигнутому полному господству над Православной Церковью, сохраняющей свой традиционный национальный облик, тесно связанной с внутренней природой русского народа, но внезапно ставшей совершенно безопасной для атеистической власти, поскольку от всех ее членов, даже пребывающих за границей, требовалось подписание декларации полной лояльности и сотрудничества с Советским государством. На самом деле, советская власть повела себя по отношению к Ватикану так же, как тот сразу после революции поступил с униатами: она отвернулась от него, как только он стал ей ненужен. Безпомощные и брошенные католики подверглись жестоким преследованиям. То же, впрочем, произошло и с "легализованной" Православной Церковью: ожидаемые и обещанные выгоды так и остались обещаниями, а преследования усилились. Кремль добился безоговорочной капитуляции и полной своей победы: не только Церковь перестала быть потенциальным врагом власти, но и неожиданный "перехват" Православия позволял, без сожалений и особых потерь, отделаться от Католицизма.

Рассматриваемая в этом аспекте, политика Сергия, ставшая причиной стольких бед и расколов, оказалась косвенно и, видимо, без ведома самого ее зачинщика, - средством избегнуть католизации России (41); вспомним, что в 1923 г. святой патриарх Тихон согласился слегка смягчить свою позицию, чтобы освободиться от тюремного заключения и избавить Церковь от опасности угрожавшего ей раскола, проводимого "Живой Церковью", активно поддерживаемой властями и готовой совершенно вытеснить Патриаршую Церковь (42).

Но любопытно отметить, что ни сторонники политики Сергия, ни ее противники, как будто никогда и не ставили митрополиту в заслугу то, что благодаря своему компромиссу с властями, он уберег Россию от католизации.

Экзарх Леонид Федоров лучше всех выразил (с некоторым сожалением) на уже упомянутом процессе, в который он был вовлечен вместе в Цепляком и тринадцатью другими служителями Католической Церкви в марте 1923 г., умонастроение, царившее в среде католиков, так жалевших, что остались непоняты властями... В таком смысле московский процесс был грубой ошибкой советского правительства, так как направлен был он на религиозное течение, которое ничуть не было ему враждебным. Так, видимо, надо понимать разочарованные слова Федорова: "Мы не были поняты правительством". Экзарх, следующими многозначительными словами продолжал свою речь перед ревтрибуналом: "Мы были предметом преследования во время Царя, и мы должны были считаться со многими трудностями при режиме Керенского. Это была причина, почему архиепископ Ропп и все латинские католики свободно вздохнули, когда произошла Октябрьская революция. Но и русские католики почувствовали себя счастливыми, так как только с приходом советского режима, греко-католическая Церковь поставлена была на равную ногу с остальными деноминациями. По этой причине сам я приветствовал с энтузиазмом декрет об отделении Церкви от государства. Я приветствовал со всей радостью человека, который ненавидел противоестественный союз обоих, существовавший ранее в России; и я был еще более рад, когда в 1918 г. архиепископ Ропп получил от Бонч-Бруевича приглашение принять участие в комиссии для пересмотра правил относительно отделения Церкви от государства. Если бы должное внимание было оказано взглядам, высказанным нами в течение этого обсуждения, нас не было бы здесь в качестве заключенных, обвиняемых в создании секретной организации; такое обвинение было бы лишено всякого основания... При временном правительстве легче было защищаться против вмешательства государства в наши чисто религиозные права. Временное правительство признало нас, но всегда направляло нас в департамент иностранных исповеданий, и все же требовало наших услуг. Только под советским правительством, когда Церковь и государство были отделены, могли мы вздохнуть свободно. Как религиозно-верующий, я в этом освобождении видел действие Промысла" (43).

Вот красноречивый пример позиции, занятой Ватиканом по отношению к революции, и всех надежд, которые та внушала католическому мiру: "После иудейского мiра больше всех, пожалуй, от исчезновения царизма выигрывал католический мiр. По крайней мере, это было не из тех событий, что могло вызвать у него сожаление" (44).

Итак, начиная с 1930 года Ватикан изменил свои взгляды, но его борьба против советской власти вовсе не сблизила его со страждущей православной Россией. Даже когда Рим твердо высказывает свое отношение к коммунизму, его приговор неизменно омрачается призывами к католизации России. В уже цитированном письме к кардиналу Помпили от 2 февраля 1930 г. папа Пий XI не довольствуется тем, что разоблачает и опровергает коммунистическое учение; его суждения носят узко конфессиональный характер, и призывы к борьбе против большевизма соседствуют с пожеланиями "возвращения" русского народа в лоно Римской Церкви (45).

Разрыв отношений между большевизмом и Ватиканом устранил трудно оправдываемую двусмысленность римско-католической политики и позволил Риму открыто выступить против коммунизма (46). Поэтому д'Эрбиньи написал в 1930 г. новый, весьма трезвый труд Антирелигиозная война в Советском Союзе (47), посвященный рождественской антирелигиозной кампании (декабрь 1929 -январь 1930 гг.). Но несмотря на это, с упразднением 30 марта 1934 г. комиссии "Рго Russia", главой которой он был, д'Эрбиньи встретил конец своей мечты и начало своей собственной Голгофы. Бывший тайное доверенное лицо папы в его восточной политике тем не менее не переставал возносить из глубины забвения, куда он был низринут, "постоянные молитвы за прекращение гонений в России, за ее обращение в Католичество" (48). и за спасение души Пия XI, "который так же пекся о России, как и монсиньор д'Эрбиньи" (49).

Так, по крайней мере на несколько десятилетий, перевернулась особо безславная страница ватиканской политики в России, в которой можно узреть кульминационный пункт папской подрывной деятельности, направленной на расшатывание Православия.

Судить об откровенности идеологического выбора тех или иных лиц не является целью нашего исследования. Мы лишь хотим показать постоянство католической позиции, которое прослеживается через века вплоть до наших дней. Редко случалось, что Католицизм объявлял войну Злу. Ему более свойственно ко Злу приспосабливаться. Ватикан всегда, ничтоже сумняшеся, заключал союз с идеологиями, откровенно ему враждебными, если только такой союз сулил ему выгоду. Тому доказательством его союз с турками против России (50), союз с большевиками, опять же против православной России, так что в конце концов, есть все основания утверждать, что Ватикан может прийти к соглашению и договориться с кем угодно, кроме одного лишь Православия.

Примечания :

1. Divini Redemptoris, 19 марта 1937, глава IV, §58. >>>

2. Aubert R., Le pontificat de Pie IX (1846- 1878), "Histoire de l'Eglise" Fliche еt Маrtin, Bloud et Gay, 1951, р. 481. >>>

3. Наjjаr (J.), Le Vatican – La France et le Catholicisme oriental (1878-1914), Paris, Beauchesne, 1979, р.29. >>>

4. Ibid., стр. 263, прим. 50. >>>

5. Вот какую миссию, по мнению видных католических авторов, Провидение предназначило Польше: «А что сказать о России? Россия считала, что она прекрасно сделает, захватив Польшу. Она и не подозревала, как Господь обернет это ужасное преступление; Он попустил покорение Польши ввиду множества причин. Одной из них было присоединение к России двадцати миллионов католиков, которые призваны были силою своей веры противостоять настоящему положению и непобедимостью своих надежд подготовлять будущее. Вот каким образом Бог защитил начала католичества в Европе. Он врезал по католическому государству в каждое еретическое или схизматическое государство, как вставляют бриллиант в оправу. Придет день, когда Промысел Господень будет осуществлен, оправа рассыпется в прах, драгоценный камень засверкает, и великие нации вновь станут католическими». Воugaud (E.), Le christianisme et les temps presents, Tome IV "L'Eglise", Paris, Poussielgue freres, 1882, рр. 217-218. >>>

6. Lеsourd (P.), Entre Rome et Moscou – Le jesuite clandestin, Mgr Michel d'Herbigny, Paris, P. Lethielleux, 1976, р. 85. >>>

7. Обвиняемыми выступали четыре епископа, десять священников и два крестьянина; епископы были - Константин Буткевич, казненный в Великую Пятницу 30 марта 1923 г., Цепляк (1857-1926), приговоренный к смерти, но затем высланный в апреле 1924 г. в обмен на арестованного польского коммуниста, Антоний Малецкий и Леонид Федоров, приговоренные к заключению сроком от шести месяцев до десяти лет. >>>

8. Николаев (К.Н.), Восточный обряд, Париж, Ymca-Press, 1950, стр. 60. >>>

9. По униатскому обряду в прошении «Спаси, Боже, люди Тоя.» Иосафат поминается сразу после славянских апостолов святых братьев Кирилла и Мефодия. >>>

10. Рaul Маilleux, Еntrе Romе еt Моsсои - l'Ехаrqие Leоnid Feodoroff, Вruges, Dеsсleе dе Вгоuwег, 1966, р. 78. >>>

11. Николаев, указ. соч., стр. 85. >>>

12. Для большого числа католиков «снискать себе благосклонность Святого Престола не может быть большевикам безразлично», замечает Депрео, прежде чем выразить сожаление по поводу провала миссии д'Эрбиньи и крушения связанных с нею надежд, «чаяний, подтвержденных долгой чередой искусных и методичных действий». "L'URSS еt l'Eglise catholique", in Lе Моndе Slave, № 11-12, 1926, р. 443. >>>

13. Выступление Ленина на сессии Совнаркома в декабре 1922 г. >>>

14. Е. Dеsрreaux, "Lа рараute еt l'URSS", in Lе Моnde Slаvе, осtоbrе 1926, р. 9. >>>

15. Ibid, стр. 9-11. >>>

16. Монсеньор Ансель в Оssеrvаtore Romаnо от 24 июня 1951 г. следующим образом излагает мнение своей Церкви: «Святой Престол никогда не желал войны и никогда не пожелает ее, даже если это будет война против большевизма». Интересно сопоставить это пацифистское высказывание со звучащими в свое время призывами к крестовому походу против Православия. >>>

17. «После долгих месяцев трудов, - пишет Депрео, - разведки, прощупывания почвы, появились предвестия приближения к желаемому результату. Легат (д'Эрбиньи. - Г. И. Т.) сумел добиться уважения и, в определенной степени, доверия коммунистических властей. Мудро и гибко используя благоприятные обстоятельства, он смог среди развернувшейся бойни заронить семена грядущих урожаев» ("L'URSS еt l`Eglise catholique", рр. 442-443). >>>

18. Зананири называет дату 20 июня 1926. Zananiri (G.), Le Saint-Siege et Moscou, Paris, Spes, 1967, стр. 57. Эта комиссия должна была заниматься всеми вопросами, касающимися русского, латинского или восточного католицизма. >>>

19. Этьен Фуйу приводит в этой связи замечание посла Франции в Ватикане: «С момента восшествия на престол папа мечтает присоединить Русскую Православную Церковь к Римской Церкви. Он никому не хочет уступать русский народ и всячески обхаживет его правительство», объясняя таким образом "вялую" реакцию Ватикана на факты преследования верующих желанием не ставить под удар достижение своей конечной дели. См. Fouilloux (E.), "Vatican еt Russie sovietique" (1917-1939), Rеlаtiоns Intеrnationales, № 27,1981, р. 313. >>>

20. Это положение было подхвачено и развито западными интеллектуалами-католиками: «Партия сама, - пишет Депрео,- претерпев коренные внутренние изменения при Сталине (он сам грузин и христианин, христианами же были и двое из его русских соратников - Калинин и Рыков), почти прекратила антирелигиозную пропаганду» ("L'URSS еt l`Eglise саtholique", р. 442). >>>

21. Lеsоurd, ор. сit., 4-я страница обложки. >>>

22. Николаев, указ. соч., стр. 125. >>>

23. Lеsоurd, ор. cit., р. 82. >>>

24. Маillеuх, ор. сit., р. 119. >>>

25. Деяния Второго Всезарубежного Cобора Русской Православной Церкви Заграницей, Белград, 1939, 745 стр. См. доклад епископа Серафима Потсдамского "Католицизм и большевизм", стр. 324-335, где цитируются слова бенедиктинца Хризостома Бауэра, опубликованные в немецкой католической газете Вауrischer Кuriеr от 8 марта 1930 г. >>>

26. Там же. >>>

27. Николаев, "Восточный обряд", Деяния Второго Всезарубежного собора..., стр. 591. >>>

28. Соngаr (Y., o.p.), Notes sur le schisme оriеntаl, Paris, Chevetogne, 1954, рр. 46,90. >>>

29. Hajjar (J.), op. cit., p. 152. >>>

30. Наjjаr, ibid, nоte 34. >>>

31. «Мы народ торговцев. Торговлей можно заниматься и с дикарями», заявил он с целью успокоить общественное мнение. Эти слова можно сопоставить с заявлением Пия XI, сделанным им 14 мая 1929 года перед учащимися иезуитского колледжа в Мондрагоне: «Когда речь идет о спасении душ или о том, чтобы дать им возможность избегнуть больших бед, мы готовы вступить в переговоры с самим дьяволом». Приведено в Ulysse Floridi, Моscоu еt 1е Vatiсап, 1979, Раris, Fгаnсе- Еmрirе, р. 39. >>>

32. Архiепископъ Никонъ (Рклицкий), Жизнеописаніе блаженнейшаго Антонія, Митрополита Кіевскаго и Галицкаго, т. VI, Нью-Йорк, стр. 17-24. >>>

33. Вся политика Пия XI проникнута стремлением к переговорам о конкордатах. Вспомним конкордаты, подписанные со славянскими или же близкими к России странами: с Латвией - 3 ноября 1922, с Польшей - 2 июня 1925, с Литвой - 11 ноября 1927, приравниваемый к конкордату, modus vivendi с Чехословакией - 2 февраля 1928, с Румынией - 7 июля 1929. За время его понтификата было заключено одиннадцать конкордатов, что подкрепляет наше предположение о намерении Пия XI заключить конкордат и с Советской Россией. >>>

34. Посол Германии в Москве передает сказанное ему Чичериным: «Пий XI был в Генуе со мной очень любезен в надежде, что мы нарушим монополию Православной Церкви в России и тем самым расчистим ему путь». Floridi, ор. cit., р. 34. >>>

35. Маilleuх, ор. сit., р. 103. >>>

36. Приведем в подтверждение слова Этьена Фуйу: "Впервые после 1917 года Рим ответил не менее согласованным и суровым контр-выступлением. Оно началось 21 ноября 1929 г. с просторной лекцией Мишеля д'Эрбиньи /.../ В Министерстве Иностранных Дел Франции об изменении политики Ватикана были предупреждены уже 27 ноября 1929 года" (Relations Internationales, аrt. сit., р. 313). Фуйу замечает, однако, что "под влиянием целого ряда неопровержимых свидетельств Пий XI решился все же недвусмысленно осудить коммунизм... 18 декабря 1924 г." Но это осуждение было явно смягчено тем обстоятельством, что "три недели спустя он проинструктировал нунция Пачелли касательно предстоявших тому контактов с советским посольством в Берлине" (там же, стр. 311).>>>

37. Магс-Воnnеt (H.), La papaute contemporaine (1875-1945), Paris, PUF, 1946, р. 125. >>>

38. Послание "Сi Соmmоvuоnо" Пия XI к кардиналу-викарию Рима Помпили опубликовано 9 февраля в Оsservatore Rоmаnо. >>>

39. Цит. по: Николаев, указ. соч., стр. 181. Действительно, будущего папу Пия XI связывали с Польшей очень тесные отношения. После войны именно он вел переговоры со Святым Престолом об официальном признании Польши, что было подписано 30 марта 1919 г. В знак благодарности польское правительство ходатайствовало о назначении его нунцием в Варшаву, и ходатайство это было удовлетворено. Как редкое исключение, он был хиротонисан в архиепископы в самой Варшаве примасом Польши. Впоследствии, в марте 1921 г. он стал кардиналом-архиепископом Милана, а затем был избран папой 6 февраля 1922 г., после кончины Бенедикта XV 22 января 1922 г. >>>

40. Вспомним в этой связи мнение русской католички Восточного обряда, матери Екатерины Абрикосовой, которую никак не заподозришь в антикатолической пристрастности: "Представляют ли в Риме тот ужас и то отвращение, которые здесь испытывают по отношению к иезуитам /.../ Это нечто необъяснимое, просто какая-то паника /.../ Их прибытие сюда будет расценено как гигантский католический заговор. Следовало бы понимать как следует отношение русских к иезуитам". Маilleuх, ор. сit., рр. 101-102. >>>

41. Мнение Депрео сходно с нашим. Он отмечает, что "в сентябре 1926 г. проникновение Святого Престола в СССР вступило в застойную фазу", и подобное изменение ситуации он относит на счет "православного влияния, неожиданно ставшего враждебным по отношению к римо-католическим надеждам". Он, однако, не указывает на связь, существующую между курсом правительства на "легализацию" подчиненной новому режиму Церкви и крушением надежд католиков. См.: "L'URSS et l'Еglise catholique", рр.447,443. >>>

42. Здесь не место анализировать эти разные тексты. Отметим лишь, что их нельзя все ставить в один ряд, и что святой патриарх Тихон никогда не преступал той роковой черты, за которой он не мог бы оставаться достойным верховным пастырем Церкви. >>>

43. Архимандрит Константин (Зайцев), Пастырское богословие, т. II, "Католический экуменизм", Джорданвиль, 1961, стр. 43-44. >>>

44. Despreaux,."La papaute et l`URSS", p. 9. Шарль Луазо еще в начале 1927 года недвусмысленно свидетельствовал о подобной позиции Ватикана: "Рим испытывал нескрываемое удовлетворение от падения царского режима и, как только показалось, что советскому правительству может удасться удержаться у власти, поспешил он вступить с ним в переговоры. Пусть, благодаря политическому и социальному затишью эти смелые действия приносят теперь свои плоды в облегчении деятельности католических священников в России, церковная ревность тому можно только радоваться" (Loisеаu (Ch.), "La politique de Strossmayer", in Le Monde Slave, mars 1927, рр. 395-396). >>>

45. Тем же духом проникнуты интерпретации явлений в Фатиме и разных призывов к обращению России.>>>

46. Надо отметить, что даже здесь Ватикан осуждает коммунизм не за его сущность. Впрочем, он всегда заботится о том, чтобы уравновесить свои суждения, вынося приговор - безусловно заслуженный - идеологиям, относящимся к противоположному политическому лагерю. Так, за пять дней до подписания энциклики Divini Rеdemptoris 19 марта 1937 г., Пий XI провозгласил энциклику Мit brennender Sorge, осудив нацизм как доктрину, но предварительно заключив конкордат с Третьим Рейхом. "Церковь не должна упускать ни одной возможности", - комментирует это монсиньор Л. Кристиани в своей книге Lе Vаtican politique, Paris, Centurion, 1957, р. 148. >>>

47. Издательство Sреs, 1930, 72 стр. >>>

48. Lesourd, ор. сit., р. 221. >>>

49. Там же. >>>

50. Приведем по этому поводу слова Ф.М. Достоевского из Дневника писателя: "Воинствующий католицизм берет яростно и со страстью против нас сторону турок /.../ нет столь яростных ненавистников России в настоящую минуту, как эти воинствующие клерикалы. Не то что какой-нибудь прелат, а сам папа, громко, в собраниях ватиканских, с радостью говорил "о победах турок" и предрекал России "страшную будущность". Этот умирающий старик, да еще "глава христианства", не постыдился высказать всенародно, что каждый раз с веселием выслушивает о поражении русских." См.: Дневник писателя за 1877 год, сентябрь, т. 26, стр. 13. Похоже, здесь говорится о том, что Хомяков в свое время уже определил как "религиозную ненависть" к православным странам. "В западных исповеданиях у всякого на дне души лежит глубокая неприязнь к Восточной Церкви", что подтверждает и расстановка сил в Крымской войне, ибо "нельзя не заметить, даже при самом поверхностном наблюдении, что на одной из воюющих сторон стоят исключительно народы, принадлежащие Православию, а на другой Римляне и Протестанты, обступившие Исламизм" (А. С. Хомяков, Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях, стр. 96, 98).>>>