Версия для печати

Первое время после освобождения, Патриарх отдыхал душою при виде проявления радости и верности ему паствы. С другой стороны чувствуется, что он еще был под некоторым впечатлением одностороннего осведомления со стороны чекистов об успехах обновленческого движения и опасался отрицательного отношения верующих к его отказу впредь от обличения большевиков.

На другой день после освобождения в беседе с корреспондентом, Патриарх противопоставил про-коммунизму обновленцев свою аполитичность: "Я думаю, — сказал он, — что Церковь должна быть аполитичной, и во всей своей деятельности я буду твердо стоять на этом"... На вопрос, что он думает делать в дальнейшем, Патриарх ответил: "Мне предоставлена свобода и, следовательно, право совершать богослужение. Я буду служить в Донском монастыре и в других местах, куда меня пригласят верующие. Если народ захочет, он будет ходить ко мне на молитву. Если же не захочет — ничего не поделаешь, буду молиться один. Если у меня найдется достаточное количество приверженцев, то наше церковное объединение примет какие-нибудь организационные формы" [69].

Если по началу у Патриарха могли быть сомнения в отношении к нему церковного народа, то они должны были очень скоро рассеяться при виде того энтузиазма, с каким всюду встречали его верующие.

Сразу после его освобождения, к Патриарху явился епископ Иларион (Троицкий). Это было восходящее светило русского богословия, ученик и последователь Митрополита Киевского Антония. На Всероссийском соборе он проявил себя, как настойчивый и талантливый сторонник восстановления Патриаршества. Патриарх очень ценил его и приблизил к себе еще до своего ареста. Теперь, после его освобождения, епископ Иларион стал ближайшим его помощником, в частности и в переговорах с советскими властями. Его ум и дипломатичность делали его особенно ценным сотрудником для Патриарха.

Это было особенно важным, поскольку Патриарх явно сознавал, что освобождение его само по себе, отнюдь не разрешало многих проблем. Прежде всего, он был освобожден, но оставался обвиняемым, пока само возбужденное против него судебное дело не будет полностью прекращено, а обновленцы тем временем оставались официально допущенной к управлению Русской Церковью организацией. Патриаршее управление между тем было дезорганизовано и кроме самого Патриарха фактически не существовало. Не было у Патриарха ни канцелярии, ни места, где она могла бы помещаться. А тут в "Известиях" было напечатано сообщение от 18 июня 1923 года (№47) от лица члена Президиума суда Галкина, что: "Постановление Верховного Суда, конечно, ничего не меняет в самом ходе дела Тихона, следствие по которому будет продолжаться своим чередом".

Тучков, несомненно, оказавшись вынужденным освободить Патриарха, не отказался от своей идеи ослабить Церковь путем привнесения в нее обновленческого элемента. Делал он это очень осторожно и умно. Видя, что обновленчество неприемлемо для православного народа, он склонял их главарей к примирению с Патриархом и за кулисами одновременно старался влиять на последнего через его советников, чтобы таким образом ввести обновленцев в Патриаршую Церковь.

Первая попытка Красницкого встретиться с Патриархом оказалась безуспешной: Патриарх решительно отказался его принять. Других старших возглавителей к моменту освобождения Патриарха не было в Москве. Известие о том, что Патриарх на свободе потрясло обновленцев, Евдоким был в это время в Одессе, а Введенский находился в провинции и там задерживался. Когда Тучков узнал, что Евдоким находится на пути в Москву, он, однако, убедил его задержаться и пока вернуться в Одессу. Евдоким, по прибытии в Москву немного позднее, чем первоначально предполагал, приступил к делу по указаниям Тучкова. Надо думать, что тем временем он готовил проекты, связанные с некоторой обратной реформой обновленчества: обновленчеству надо было придать менее радикальную видимость. Если раньше учреждения там именовались по примеру советских учреждений, то теперь терминология "оцерковлялась". Отказались обновленцы и от нового календаря.

Однако, несмотря на все старания Тучкова, Патриарх категорически отказывался иметь дело с Евдокимом. Более снисходительно он отнесся к Красницкому, который, не будучи архиереем, вероятно, представлялся ему менее опасным, чем Евдоким. Окружавшие Патриарха архиереи единодушно его поддержали, к большому неудовольствию Тучкова.

В ноябре Тучков решил припугнуть Патриарха и вызвал его к себе под конвоем. Он в категорической форме потребовал от Патриарха, чтобы последит вызвал к себе Евдокима и выработал  с ним совместную декларацию о примирения. К удивленно Тучкова "Патриарх Тихон заговорил еще более резким тоном. Он категорически отверг требование Тучкова и заявил, что никто в мире не навяжет ему таких действий, которые отвергает его совесть... Изумленный Тучков быстро сменил тон, стал осведомляться о здоровье Патриарха, шутить и вежливо с ним простился" [70].

В качестве некоторого возмездия за проявленную Патриархом твердость, через несколько дней был арестован один из главных советников Патриарха архиепископ Илларион. С этого времени начались страдания этого выдающегося архиерея. Его переводили из одной тюрьмы в другую, из ссылки в ссылку. Он умер в Ленинградской тюрьме в марте 1929 года. Заменил его при Патриархе, как ближайший советник, Митрополит Петр Крутицкий, а в переговорах с советскими властями архиепископ, впоследствии митрополит, Серафим (Александров).

На новых советников легла прежде всего обязанность вести переговоры об урегулирования положения Патриарха Тихона, без чего нельзя было легализировать возглавленного им Синода. Наконец, после долгих переговоров с Тучковым Президиум СССР вынес постановление от 21 марта 1924 года о прекращении дела Патриарха Тихона и других обвиняемых вместе с ним.

Нельзя не заметить, что вслед за тем 21 мая того же года, Патриарх Тихон подписал резолюцию о создания Синода и ВЫСШЕГО Церковного Совета в составе которого было 9 священников, из которых 5 обновленцев во главе с Красницким, вручившим Патриарху письменно покаяние. Левитин и Шавров, вероятно, правы, что это назначение явилось платой, которую требовал Тучков за прекращение дела по обвинению Патриарха. Одновременно было получено разрешение и на организацию епархиальных управлений. Однако, к неудовольствию Тучкова, раньше, чем составленное Высшее Церковное Управление стало функционировать, Патриарх уведомил его, что вынужден был 26 июня подписать акт, аннулирующий организацию Высшего Церковного Управления с участием Красницкого и других. Акт мотивировался отрицательным отношением к реформе православного народа. На этом закончилась деятельность Красницкого. Тучков употреблял все свое влияние, чтобы найти новые пути для введения обновленчества в Русскую Православную Церковь, но при Патриархе Тихоне ничего не добился [71].

После отмены Патриархом Тихоном резолюции об организации Синода и Высшего Церковного Совета, Патриаршая Русская Православная Церковь осталась без организации, хотя бы терпимой, со стороны правительства. Однако, это не помогло обновленцам. У них была администрация, но не было народа, который, несмотря на бесправие, оставался с Патриархом.

Патриарх вел очень напряженную работу, часто до трех раз в неделю, служа в разных церквах, а также рукополагая епископов на пустующие кафедры. Из них многие не могли вступить в управление своими епархиями, будучи арестованы и сосланы в другом направлении Насколько бывало тяжело их положение видно из слов Патриарха в наставление епископу Мануилу, рукоположенному для Петрограда. "Посылаю тебя на страдания, — сказал ему Патриарх, — ибо кресты и скорби ждут тебя на новом поприще твоего служения, но мужайся и верни мне епархию" [72].

Епископ Мануил исполнил этот завет Патриарха. За три месяца напряженнейшего труда, до своего ареста и ссылки, он вернул в ведение Патриарха большинство приходов Петроградской епархии, в которой его ревность служения и любовь к людям стяжали ему обратную любовь и почитание паствы.

Левитин и Шавров, подводя итоги последних месяцев жизни Патриарха Тихона, справедливо пишут, что "обстановка несколько стабилизировалась: обновленческий раскол как бы остановился в своем развитии, и большая часть Церкви шла за Патриархом" [73].

Однако, не останавливалась болезнь почек у Патриарха и это не могло не сказываться на здоровье и силах Святейшего, который в своем архипастырском рвении старался с этим не считаться.

В тот же период относительного благополучия, Патриарху пришлось перенести тяжелое испытание: трагическую смерть самого близкого к нему человека келейника Якова Сергеевича Полозова. Он с юных лет, с прибытия Патриарха в Москву, тогда еще архиепископа, состоял при нем как келейник и личный секретарь, оставаясь при нем и после своей женитьбы.

Вечером в 11 часов, во время чаепития, услышали, что кто-то вошел. Показались в комнате два неизвестных. Я. С. Полозов бросился между ними и Патриархом. Раздался выстрел и он упал мертвым. Убийцы, не коснувшись Патриарха, сразу убежали. Такая трагическая утрата столь близкого к нему человека, не могла не потрясти больного старца. Нервное напряжение во время и после заключения, усиливало болезни, а Патриарх давно стал страдать нефритом. К этому прибавилась грудная жаба. Ослабление организма стало сказываться. Патриарх не смог совершить богослужений ни рождественских, ни крещенских. Врачи настаивали, чтобы Патриарх лег в клинику, на что он согласился. Там он стал поправляться и в конце января (по ст. ст.) возобновил свои служения в разных храмах Москвы. Последний раз он служил за два дня до Благовещения — дня своей кончины.

Тем временем Митрополит Петр вел переговоры с Тучковым об улучшении положения Церкви, а Тучков требовал подписания Патриархом нового декларативного документа с выражением лояльности к советской власти.

Декларация эта, под видом послания, в оптимистической форме передает содержание советского декрета о религии, умалчивая о том, что принцип свободы в какой бы то ни было форме советчиками нарушался с самого начала. Однако, вслед за этим введена была очень существенная оговорка: "не погрешая против нашей веры и Церкви, не переделывая чего-либо в них, не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к советской власти и работе СССР на общее благо, сообразуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем, осуждая всякое сообщество с врагами советской власти и явную или тайную агитацию против нее"...

..."Деятельность православных общин должна быть направлена не в сторону политиканства, совершенно чуждого Церкви Божией, а на укрепление веры православной, ибо враги святого Православия — сектанты, католики, протестанты, обновленцы, безбожники и им подобные, стремятся использовать всякий момент в жизни Православной Церкви во вред ей"...

Под конец послание отмежевывается от заграничных церковников в их враждебном отношении к советской власти. Обращает на себя внимание, что подписанное на смертном одре послание, включает начальную фразу: "Ныне мы, милостию Божией, оправившись от болезни, вступая снова на служение Церкви Божией" и т.д.
Нельзя не согласиться с заключением Левитина и Шаврова, что воззвание в смысле признания советской власти "мало что прибавляет к ряду предшествовавших воззваний". Следует, однако, отметить, что признание Патриархом советской власти носит, отнюдь не безусловный, а условный характер. Не случайно, воззвание усиленно подчеркивает принцип свободы совести. Осуждая эмигрантское духовенство за политиканство, призывая способствовать восстановлению в стране разрушенного хозяйства, Патриарх, однако, подчеркивает, что никаких компромиссов в области вероучения быть не может. Наконец, в заключительной части воззвания, формулируются основные требования православных христиан к советскому правительству. Патриарх требует свободы печати для защиты веры и религиозного преподавания. Именно благодаря этому верующие люди, прочтя последнее патриаршее воззвание с уважением почтили его память и он остался в народном сознании навсегда, как защитник Православной Церкви" [74].

Все-таки, смутные обстоятельства подписи Патриархом последнего воззвания и особенно то, что в дальнейшем Митрополит Петр никогда его не упоминал, создали серьезные сомнения в подлинности этого документа. В моей книге "Правда о Русской Церкви на родине и за рубежем" (Джорданвилл, Н.I. 1961 г.), я привел всю известную аргументацию против признания подлинности воззвания (гл. 5-я, стр. 33-60), главным образом на основании очень веского труда протопресв. Василия Виноградова.
Здоровье Патриарха постепенно все более ухудшалось, но крепость его духа и желание утешать паству своими служениями, побуждали его напрягать свои последние силы. Так, в воскресенье перед Благовещением, несмотря на только что перенесенную экстракцию нескольких корней зубов и возникшее воспаление десны, распространившееся в сторону глотки до миндалевидной железы, он совершил литургию. Однако, кончина Патриарха произошла неожиданно для врачей от припадка грудной жабы. Только что бывший у него доктор Щелкан (дежурный врач) не нашел ничего тревожного, но только что он успел подняться в свою квартиру, как был спешно вызван фельдшерицей. Явившиеся врачи нашли ясно выраженный припадок грудной жабы. Были вспрыснуты лекарства, но пульс продолжал падать. Через несколько минуть Патриарх перекрестился трижды со словами: "Слава Тебе Боже, слава Тебе Боже, слава Тебе Боже" и испустил дух.

Кончина Патриарха, для паствы столь неожиданная, всех потрясла. Чтобы почтить его память и проститься с ним, бесчисленное количество верующих стекалось в Донской монастырь. Со всех сторон съезжались еще находившиеся на свободе архиереи. Их собралось 60 человек.

С кончиной Патриарха Тихона начался еще более трудный период в управлении Русской Церкви. Но прежде чем мы перейдем к этому новому периоду, мы должны сказать еще несколько слов относительно кончины Патриарха. По словам Левитина и Шаврова "почему умер Патриарх Тихон? — этот вопрос шепотком, вполголоса, во весь голос задавали на похоронах Патриарха"... "и до сих пор этот вопрос повторяется почти всеми церковными людьми, как только речь заходит о смерти Патриарха Тихона" [75].
Легко понять, что смерть Патриарха Тихона была нужна советам, посколько Тучкову не удалось образовать под его возглавлением церковного управления, в котором наравне с православными были бы и обновленцы, как это удалось ему при Патриархе Сергии. Само собой разумеется, что все это покрыто тайной, однако у Левитина и Шаврова есть одно важное свидетельство: "Покойный настоятель храма Ильи пророка в Обыденном переулке в Москве о. Александр Толгский, умерший в 1962 году, говорил одному из авторов: "После признаний, сделанных мне во время исповеди одного из врачей больницы Бакунина, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Патриарх Тихон был отравлен" [76].

Этот факт является важным дополнением к соображениям, очень логичным и понятным, почему Тучкову было так важно освободиться от Патриарха, стоявшего на пути к проведению его плана об инфильтрации высшей церковной власти обновленцами.

[69] Левитин и Шавров. Очерки по истории Русской Церкви, стр. 157.

[70] Там же, стр. 257-258.

[71] Там же, стр. 265-270.

[72] Там же, стр. 228.

[73] Там же, стр. 293.

[74] Там же, ч. II, стр. 17-18.

[75] Там же, стр. 29.

[76] Там же, стр. 31.