Версия для печати

Соборность! – не звучное лишь слово, но и понятие возвышенного значения. Правда, это слово – новой формации: в современном богословском греческом языке едва ли можно найти точно соответствующий ему по значению термин: не было его и в языке славянском церковном. Своей нынешней формой, как имя существительное «соборность», оно обязано русским славянофилам, когда они определяли исключительно высокое значение славянского слова «соборный» в 9-м члене Символа веры: Веруем «и во едину, святую, соборную и апостольскую Церковь». «Не посмею сказать, – пишет русский православный мыслитель и преданный сын Церкви А.С. Хомяков, – глубокое ли познание сущности Церкви, почерпнутое славянскими первоучителями из самих источников истины в школах Востока, или еще высшее вдохновение, ниспосланное Тем, Кто один есть Истина и Живот, внушило передать слово «кафолический» словом «соборный»: но утверждаю смело, что одно это слово содержит в себе целое исповедание веры» (А.С. Хомяков, «Богословские сочинения» в одном томе, стр. 313).

Что обозначает само греческое слово «кафолический»? – Главная часть этого слова – olon: его значение (по словарю): весь, целый, совершенный. Представка kaq – имеет одним среди трех своих значений (по словарю) усиление понятия, с которым оно соединено. Таким образом, в целом здесь обозначается неограниченная ничем полнота, всеобъемлемость, «плирома». Термин этот выражает сказанное в Писании: в Церкви «нет эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос». И еще: «Отец... даде Того Главу выше всех Церкви, яже есть Тело Его, исполнение (полнота) Исполняющаго всяческая во всех» (Еф. 1, 22-23). И еще: «Да о имени Иисусове преклонится всяко колено небесных, и земных и преисподних». Это слово говорит о том, что Церковь не ограничивается пространственно земными пределами, не ограничивается и временем, т.е. сменой поколений, отсюда уходящих в загробный мiр. В своей соборной полноте, в кафоличности, она обнимает и Церковь званных и Церковь избранных, Церковь на земле и Церковь небесную. Таково православное понимание существа и состава Церкви в ее современном виде, как это особенно выразительно представлено в нашем православном богослужении.

Следует иметь в виду, что в греческом языке нет также лингвистической (языковой, словарной) связи между понятиями «кафолический» и «Собор» (вселенский). Церковный собор там именуется Sunodoz, вселенский собор – oikoumenkh Sunodoz. В житейском языке слово Sunodoz значит (по словарю): сходка, съезд, собрание.

Что касается русского и славянского слова «собор», то можно признать родственность с понятием кафоличности названия «собором» большого храма. Собором называется храм двух или трех-престольный, где таким путем полнее выражается связь с небесной Церковью, где в высоком иконостасе представлены сонмы святых, где непрерывно совершаются ежедневные богослужения в память и прославление небесной Церкви.

Что принадлежит целому, то относится и к его части: свойство Церкви в ее полноте принадлежит и Церкви на земле, благодаря ее связи с Иерусалимом небесным.

В чем же состоит и в чем выражается соборность Церкви на земле?

Она состоит в непрерывном молитвенном общении с небесной Церковью. Светлые нити молитвы идут во всех направлениях: мы, земные, молимся друг за друга; мы просим святых молиться о нас; святые слышат нас и возносят к Богу, – как мы верим, – наши молитвы; мы молимся о наших усопших отцах и братиях; мы просим святых поддерживать нас и в этих обращениях к Господу.

Соборность выражается тем, что древние отцы и учители Церкви столь же близки для любого времени, и для наших дней, столь же учительны, памятны, дороги, какими они были для своего времени. Церковь напоена Единым Духом, – и потому исчезает разделение по времени между поколениями христианскими: христианин, поучаясь из Писаний апостольских, святоотеческих, подвижнических, из творений богослужебных, не только дышит их чувствами и мыслями, но входит во вневременное духовное общение – верим – с самими творцами этих писаний, исполняя наставление св. апостола Иоанна Богослова: «Что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы вы имели общение с нами; а наше общение – с Отцем и Сыном Его Иисусом Христом» (I Иоан. 1, 1-3).

Соборность выражается в том, что в разных уголках мiра, где живут члены Церкви, у них одна общая вера: потому в древней Церкви сама вера обычно называлась «кафолической верой», кафолической истиной; у них – одни и те же таинства, они приобщаются от единого Тела Христова в таинстве Евхаристии, где бы они ни жили; у них единое преемственное, идущее от апостолов пастырство; у них церковная жизнь строится на общих основных канонах Церкви.

Соборность, наконец, выражается в том, что всем истинным членам Церкви Церковь дорога. Мы болеем за Церковь в ее трудные периоды. Членам малой общины церковной она одинаково близка и в своих частях и в ее целом. «О благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех» мы молимся в каждом общественном богослужении. Христианин, ставя целью своей личной церковной жизни спасение души, проявляет заботу о мире и преуспеянии своей Поместной церкви, содействуя этому в меру своих возможностей и сил. Конечно, такое церковное сотрудничество тоже является отражением, хотя и более отдаленным, идеи кафоличности Церкви.

В таких приблизительно чертах приняла в свои сердца понимание кафоличности Церкви группа русских славянофилов; такое понимание они вкладывали в термин: «соборность Церкви». Выражая этой формулой полноту духовного единства Православной Церкви, несмотря на ее географическую и национальную разобщенность, они подчеркивали нравственную сторону православной соборности, лишенной принуждения и юридических понятий. Эту нравственную сторону православия они противопоставляли принципу «права» в укладе Римской церкви, а равно и холодному рационализму, сменяющемуся иногда мистицизмом, в протестантстве. С понятием соборности славянофилы не соединяли ни речи, ни мыслей о каких либо выборных органах из мiрян при церковном управлении.

Соборность в бытовом, упрощенном значении этого слова.

Постепенно смысл термина «соборность» стал суживаться.

Когда вначале нынешнего столетия зашла речь о необходимости созыва собора Русской Церкви, то, по созвучию слов «собор» и «соборный», термин этот стали употреблять в бытовой полемике, как почти тождественный с понятием «собора епископов», Поместного или Вселенского, а затем вообще в смысле коллегиального управления в Церкви, которое, кстати сказать, разным сторонам представлялось по разному: одним – как патриаршество в соединении с периодическими частыми архиерейскими съездами, а другим, наоборот, как коллегиальное постоянное прежнее Синодальное Управление; третьи видели в самом патриаршестве огромную связующую силу нравственную, устраняющую необходимость коллегиальных форм церковного управления.

Новое применение получил этот термин в работах Всероссийского Церковного Собора 1917-18 гг. Тогда предчувствовались и уже ощущались надвигавшиеся на Русскую Церковь жестокие удары со стороны врагов Церкви, врагов христианства, врагов религии вообще. Необходимо было искать пути сплотить все живые силы Церкви, необходима была подлинная группировка стойкости и верности сил верующего народа, соответствующая понятию соборности Церкви. Необходима была защита Церкви, нужна была моральная поддержка епископату и приходским пастырям, чтобы они не остались в одиночестве. Эта задача могла быть осуществлена тогда путем привлечения к деятельному участию в охране Церкви, в качестве представителей церковного народа, мiрян, людей жертвенных, испытанных. В своем большинстве они и оказались людьми готовыми идти на исповедничество, которое их раньше или позже и постигло. Сознание этой необходимости и соответствующий призыв к церковному народу получили свое место в постановлениях Собора 1917-18 гг. Эта мобилизация сил Церкви в данном случае действительно явилась выражением понятия соборности Церкви в его глубоко-нравственном значении.

В годы нашей русской эмиграции после Первой мiровой войны термин соборности стал крайне упрощаться и приобрел специальное содержание. Обществу внушают мысль, что рядовые члены Церкви урезаны в своих правах, что пришло время привлечения к епархиальному управлению выборных групп из рядовых членов Церкви и из духовенства; пока такого церковного строя нет, то якобы не осуществляется догмат Символа веры. От времени до времени эти голоса становятся громкими, они выражаются в печати. Перед Второй мiровой войной издавался листок в эмиграции «За соборность» в таком же понимании этого слова.

Правы ли эти голоса?

Церковь в житейском море.

Не легок исторический путь Церкви. Святые отцы представляют его в виде корабля, плывущего в житейском море. Жребий его таков, что и при спокойном состоянии моря судну приходится двигаться против течения; что же говорить о моментах бури? Церковь принуждена всегда выдерживать сопротивление греховному мiру. Мiр обладает силой, властью, органами принуждения и наказания и приманками жизни. А Церковь сама по себе не обладает ничем, кроме нравственного влияния. Где бы она могла черпать нужные силы, если бы Господь не хранил и не миловал ее?

Православная Церковь есть наследие Христово.

Сохраняет Господь и малое суденышко Церкви, именуемой Зарубежной, отпрыск некогда внешне величественной Церкви Русской. Возродится Церковь на Родине – тогда вернется и эта свободная часть ее в ее лоно.

Полностью бережет в Зарубежье наша малая Церковь канонический уклад, завещанный издревле, и ставит одной из сторон своего долга содержать все достояние православия нерушимым, не растерянным, не искаженным. Оберегать себя в этом смысле на чужбине труднее, чем дома. Однако она не только достигает этого, но имеет и некоторые отрадные стороны, по сравнению с русским прошлым.

В прежней России правящий архиерей имел в своем ведении тысячу и более приходов: это значило – миллионный состав своей паствы в епархии. Мог ли он посещать, наставлять ее лично? Мог ли он быть в такой близости к ней, в той мере, в какой мы видим наших архипастырей здесь? Наши епископы здесь знают подчиненные им приходы, собственными глазами видят их состав и, можно сказать, носят всех их в сердцах своих, радуясь и печалясь вместе с ними. Тем тяжелее, конечно, они переживают случаи разлада в приходах, и может быть, только Бог видит душевные страдания их за свою паству. Не то же ли нужно сказать о приходских пастырях? И как часто те и другие молчаливо мирятся с крайне неблагоприятными условиями жизненными, о чем многие среди паствы, сами житейски обеспеченные, может быть даже не дают себе труда задуматься... И часто служение Церкви встречает вместо содействия только холодную оценку и критику, – что является уже стороной не отрадной.

Однако теневые стороны не заглушают того духовного утешения, каким сопровождается само по себе, по самой своей природе, служение Богу и Церкви. Живущие в суете мiра люди этого утешения и не предполагают: оттого так мало готовых идти на жизненный путь пастыря, оттого все чувствительнее в наши дни недостаток духовенства, и увеличивается число приходов, не замещенных пастырями.

В посланиях апостольских предначертан и образ пастырских скорбей. Апостол Павел пишет общине христиан, организованной им: «Вы уже пресытились, вы обогатились, вы стали царствовать без нас... Мы безумны Христа ради, вы же мудры во Христе; мы немощны, вы же крепки; вы в славе, мы же в безчестии... О, если бы вы в самом деле царствовали, чтобы нам с вами царствовать!»... Что же? Приводит ли эта горечь апостола к унынию и колебаниям? – Нисколько! Вот общее душевное состояние апостола: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь или теснота? или гонение, или голод, или нагота? или опасность или меч?.. Все сие преодолеваем силою Возлюбившаго нас».

Соборное единение и сотрудничество в Церкви.

Библейский образ Церкви в земном мiре – человеческое тело. В теле неисчислимое количество сотрудников как видимых, так и скрытых. Все они имеют свою ценность и свое назначение. «Не скажет нога: я не принадлежу телу, потому что я не рука... Не скажет ухо: я не принадлежу телу, потому что я не глаз»... (ап. Павел). Так и в Церкви. Для каждого члена найдется место для единения с другими людьми в служении ей. Но как тело нуждается еще во внешних покровах, в одежде и в иных служебных предметах, не входящих в состав тела, – так и в служении Церкви есть две сферы: сфера внутренняя, подлинно церковная, кафолическая, и другая – внешняя, поверхностная, временная, преходящая. И нам должно отличать «сущность» от «несущественного», хотя бы практически и необходимого. Внешнее бывает часто необходимым, так как мы живем в мiре материальном, в мiре относительности. В Церкви сюда относится сторона организационная, – кроме иерархического благодатного строя, также нужды по содержанию храма и причтов, приходские собрания, денежные сборы и расходы, побочные при церкви организации, школы, издательства и проч. Жизнь зовет нас к участию в обеих сферах. Однако, не спасительно для человека участвовать во второй, не участвуя в первой.

Какая же наша деятельность представляет полное, подлинное выражение соборности церковной?

Такой именно является общественная молитва в храме. Храм – наш христианский центр жизни. Отправляясь к богослужению, мы говорим: «Идем в церковь» или: «Идем в собор». Полусознательно мы выражаем такой речью, что соборность и Церковь проявляют себя в полном виде в храме.

Иерей, стоя перед вратами алтаря или в алтаре, о себе ли молится? Нет, эти моления, благодарения за прошедший день или за отдых ночи, эти прошения о милости Божией – всецело соборные. «Приклони ухо Твое и услыши ны, и помяни, Господи, сущия и молящияся с нами вся по имени, и спаси я силою Твоею. Мир мiрови Твоему даруй, церквам, священником и всем людям Твоим. – Научи нас, Боже, правде Твоей... даждь нам утро и день в радовании... помяни и всю братию нашу, яже на земли, на мори, на всяком месте владычествия Твоего, требующим Твоея помощи и Твоего человеколюбия, да спасени душею же и телом всегда со дерзновением славим чудное и благословенное имя Твое»... Так одна за другой простираются ввысь эти мольбы к «Сокровищу благ, Источнику приснотекущему, Благодетелю жизни нашея, Святому и Непостижимому». Эти молитвы, в своем большинстве, могли быть произносимы вслух. Но жизнь показала, что народ в храме не в состоянии удерживать настолько сосредоточенность и внимание, насколько необходимо это, чтобы углубляться в содержание молитв – плодов высокого благодатного вдохновения великих отцов Церкви. В особенности это нужно сказать о Божественной литургии в ее главной части – литургии верных. Потому Церковь признала за лучшее влагать нам в мысль и в уста возможно чаще краткую покаянно-просительную молитву: «Господи, помилуй». В ней выражено соборное сознание, внушаемое Церковью, о первой важности для христианина искреннего покаяния.

Устами чтеца на клиросе, устами певчих – разве не вся церковь предназначена молиться? Говоря об этом, одного нужно пожелать: чтобы чтецы и певцы, а равно их слушатели, помнили об общности славословий, прошений и благодарений и взаимно стремились бы ее осуществить. Богослужение дает возможность делать активными участниками пения в храме, по крайней мере в некоторых частях служб, всю церковь. Несомненно, в будущей возрожденной страданиями Русской Церкви эта сторона церковной соборности найдет для себя полное выражение.

Но вот, окончилось богослужение. Мы выходим из храма. После всенощной мы слышали заключительную молитву первого часа: «Христе, Свете истинный, просвещаяй и освящаяй всякого человека, грядущаго в мiр»... Да, в сущности наш выход и есть переход «из Церкви в мiр»; мы вышли к своим мiрским заботам и интересам. Церковь и соборность остались на какое-то время позади, в прошлом. Вполне ли? Это зависит от нас. Не вполне, если мы сохранили их «в самих себе», в своей душе, в своем сознании, если сохраним в своих поступках, – говоря одним словом, если сохраним себя в благочестии. Тогда и в мiру сохраняется для нас возможность церковного сотрудничества, как отблеска все той же подлинной соборности. И нельзя сказать, чтобы ее дорога здесь была узка.

В чем же может состоять и состоит деятельность членов Церкви в духе соборности?

Одна из первых форм ее связана непосредственно с храмом. Сюда относится строительство храма, снабдение его всем необходимым, сооружение икон и священная роспись храма. По нравственному достоинству еще большее значение имеют дела любви и благотворения во имя Христово. Проявление веры и любви христианской очень разнообразны. Таковы, например: миссионерство христианское личное из преданности Христу и Церкви, стояние за правду, защита угнетаемых и оскорбляемых, по чувству сострадания. Христианское служение добрыми лекциями, докладами, печатным словом, работа в церковных школах, научные работы в духе христианском – все это широкое, открытое, в Зарубежье свободное, поле для церковного сотрудничества в индивидуальных или групповых формах.

Эти формы деятельности и подобные им выше и достойнее планов об участии в административной стороне Церкви. Мирное и успешное управление Домом Божиим покоится не на правовом фундаменте, а на камне веры и нравственного добровольного послушания уставам Церкви всех ее членов – духовенства и мiрян. Нельзя себе представить, чтобы такой подход к вопросу о соборности мог показаться трафаретным или скучным.

В.С. Соловьев – о соборном свойстве Церкви.

Чтобы иному скептическому читателю не представилось односторонним данное понимание слова «соборная» в 9-м члене Символа веры; чтобы было ясно, что такое понимание не принадлежит одной лишь группе лиц или тому направлению, выразителем коего был А.С. Хомяков, – воспользуемся рассуждениями на эту тему Владимiра С. Соловьева. Мы принимаем его здесь не как богословский авторитет, но как свободного мыслителя, не связывавшего себя традиционными богословскими рамками. В ряде своих воззрений он далеко вышел за пределы евангельских истин. Однако он был искренним христианином, и у него была добрая, но тщетная надежда оригинальностью выводов заинтересовать вопросами веры охладевшую к ним русскую интеллигенцию. Но усердные его последователи, когда стали вводить известные философские домыслы в богословие и развивать их, сделали его родником дальнейшего еретического творчества. В своем труде «Оправдание добра» Соловьев, останавливаясь на свойствах Церкви, указанных в Символе веры, пишет в согласии с общецерковным пониманием:

«Кафоличность (kaq'olon – по целому, или сообразно целому) состоит в том, что все церковные формы и действия связывают отдельных людей и отдельные народы с целым богочеловечеством, как в его индивидуальном средоточии – Христе, так и в его собирательных кругах – в мiре безплотных сил, отшедших и в Боге живущих святых, а также и на земле борющихся верных. Поскольку в Церкви все сообразуется с абсолютным целым, все кафолично, – в ней падают все исключительности племенных и личных характеров и положений общественных, падают все отделения и разобщения и остаются все различия, – ибо благочестие требует принимать единство в Боге не как пустое безразличие и скудное однообразие, а как безусловную полноту всякой жизни. Нет отделения, но сохраняется различие между невидимой и видимой Церковью, ибо первая есть скрытая действующая сила второй, а вторая – становящаяся видимость первой, – они едины между собой по существу, и различны по состоянию; нет отделения, но сохраняется различие в Церкви видимой между многими племенами и народами, в единодушии которых единый Дух раздельными языками свидетельствует об единой истине и различными дарами и призваниями сообщает единое добро; нет, наконец, отделения, но сохраняется различие между церковью учащих и поучаемых, между духовенством и народом, между умом и телом Церкви, подобно тому, как различие мужа и жены есть не препятствие, а основание для их совершенного соединения» («Оправдание добра», ч. III, разд. VIII, 473-4).