Версия для печати

15/28 ноября - день памяти прп. Паисия Величковского

Преподобный Паисий Величковский

Имя преп. Паисия (в мiру Петр Иванович Величковский, 1722-1794) стало известно русскому светскому читателю в 1845 году, когда в 12-м номере журнала Москвитянин было напечатано  жизнеописание великого старца. Состоялась эта публикация так. Редактор журнала Москвитянин, Иван Васильевич Киреевский (1806-1856), обратился к настоятелю Оптинского скита св. Иоанна Предтечи старцу Макарию (Михаил Николаевич Иванов, 1788-1860) с предложением поместить в журнале статью духовного содержания. Преп. Макарий предложил опубликовать сведения о жизни преп. Паисия, сославшись на заслуги старца перед всем православным иночеством и всей славянской духовной литературой. Каковы же эти заслуги?

Первая заслуга преп. Паисия состоит в том, что он вернул в Россию древнее учение об Иисусовой молитве и весь чин молитвенного подвига; вторая – в трудах по переводу святоотеческих памятников с греческого на славянский язык; третья – в том, что он возобновил древние устои иноческой жизни, чем восстановил русские монастыри из крайнего упадка, вызванного реформами Петра I и Екатерины II. В целом, великое значение старца Паисия в русской духовной жизни состоит в том, что начатое им возвращение к  святоотеческому богословию способствовало отказу Русской Церкви от католического и протестантского влияний и выходу из духовного упадка.

В  XVIII веке в России не было своей богословской науки, просвещение шло с Запада или с Юга. Из Киева, из Академии Петра Могилы, приезжали учёные богословы, получившие образование в европейских школах, да и в самой Академии методы обучения тоже были западные. Оттуда вышел Феофан Прокопович, автор “Духовного регламента”, провозгласившего церковную реформу, ближайший сотрудник Петра в деле русской реформации. Используя буквальный перевод слова «епископ» (надзиратель), Феофан называет царя епископом и проводит в  “Регламенте” еретический реформаторский принцип Cuius regio, eius religio, утверждая подчинённое положение Церкви по отношению к царю и тем отвергая патриаршество. Кроме патриаршества, “Регламент” отвергал и монашество. В полном согласии с Петром, который в каждом монахе видел бездельника и потенциального бунтовщика, Феофан относился  к монашеству по-протестантски и считал, что богоугодную жизнь можно вести и в мiру. Действие “Регламента” и сопутствующих документов привело к тому, что в XVIII веке монашество перестало являться идеалом общества, как было в древней Руси. Высшие слои общества стали увлекаться западными гуманистическими идеями, а среди простонародья получили распространение секты. Безправное и обездоленное монашество стало являть картину распада: бродяжничество, взяточничество, пьянство процветали в монастырях. И вот, в середине столетия картина неожиданно начинает меняться: среди упадка и вымирания появляются признаки возрождения. «Две сильные личности дали толчок этому возрождению, – пишет Иван Концевич (см. кн. “Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси”), – Архимандрит Паисий Величковский за пределами России возобновляет учение о духовной молитве, преосвященный Гавриил, митрополит Санкт-Петербургский, создаёт питомники, откуда это учение могло распространяться. Переведённое Паисием Величковским и изданное митрополитом Гавриилом Добротолюбие послужило основанием этому движению».

По преданию, учась в Киевской академии в ректорство Сильвестра Кулябки, преп. Паисий упрекал его за то, что в Академии мало читают святых отцов. В конце концов он отказался изучать «богов и богинь еллинских и басни пиетическия», ушёл из Академии и стал странствовать по монастырям России и Молдавии, а потом отправился на Афон. По словам прот. Георгия Флоровского, «из латинской школы Паисий уходит в греческий монастырь. Это не был уход или отказ от знания. Это был возврат к живым источникам отеческого богословия и богомыслия» (см. кн. “Пути русского богословия”). На Афоне он поселился в каливе неподалёку от монахов-славян, которые жили в ведении монастыря Пантократора. Оттуда он выходил в поисках духовного отца, которому мог бы предать себя в послушание, но не нашёл. Через некоторое время на Афон прибыл из Молдавии монах Виссарион, который умолил преп. Паисия принять его в совместное житие и делание. Постепенно вокруг них собралось так много монахов из Молдавии и России, что преп. Паисий устроил скит на месте ветхой келлии св. пророка Илии. Количество братии всё росло, в скиту было тесно, и Паисий с братией переселился в Валахию.

В Молдавии дело, начатое преп. Паисием на Афоне – исправление имеющихся славянских переводов греческих памятников и создание новых переводов, – значительно расширилось. Он и сам с большим увлечением входил в эту работу и обучал других, отправляя будущих писцов и переводчиков учиться греческому языку даже в Бухарест. Нямецкий монастырь стал при преп. Паисии большим литературным центром, очагом богословского и аскетического просвещения. Старец был очень строг к своим переводам, и они до сих пор высоко ценимы в монашеском мiре. До середины XIX века они существовали только в рукописях и так распространялись по библиотекам монастырей и келлиям иноков. В чём состоит ценность переводов преп. Паисия? Во-первых, славянские переводы православной аскетической литературы, существовавшие до него, не были свободны от неясностей и неправильностей и нуждались в исправлении по греческим подлинникам. Во-вторых, некоторые произведения святых отцов, очень важные в аскетическом отношении, и вовсе не были переведены на славянский язык. Старец Паисий восполнил эти пробелы. В 1847 году книгой Житие молдавского старца схиархимандрита Паисия Величковского преп. Макарий Оптинский начал в Оптиной пустыни издательство святоотеческих подвижнических книг, переведённых преп. Паисием, чем продолжил его великое дело.

Переводческая деятельность в Нямецком монастыре органически сочеталась с духовной, то есть с «умным деланием», которому преп. Паисий научился как раз в Молдавии, ещё до пребывания на Афоне, – под руководством старца Василия Поляномерульского (о. Василий побывал и на Афоне и там облек своего ученика в мантию). Прот. Георгий Флоровский так оценивает важность занятий русских монахов Иисусовой молитвой в XVIII столетии: «В тот век душевной раздвоенности и разорванности проповедь духовного собирания и цельности получила особое значение. Издание …Добротолюбия  было событием не только в истории русского монашества, но и в истории русской культуры вообще. Это был сдвиг и толчок. Интересно сравнить: Феофан Прокопович был весь в ожиданиях и новизне, в будущем, в прогрессе; а старец Паисий весь в прошлом, в преданиях, в предании. Но именно он был пророком и предтечей. …Возврат к истокам был открытием новых путей». 

«Подвиги, наставления и писания молдавского старца Паисия, соотечественника нашего и по месту рождения и по союзу любви, – говорится в оптинском  Житии, – имели великое влияние на российские монастыри, пример и свет учения его пролился обильно на российское монашество». В Свято-Ильинском скиту на Афоне преп. Паисий установил совершенный образ монашеского жительства, построив его на древних устоях иноческой жизни. Устои эти – молитва Иисусова и весь чин монашеского подвига: духовное и аскетическое просвещение, общежитие, и старческое руководство новоначальных с откровением помыслов. Братия перенесли эти традиции в Молдавию, сначала в монастырь Драгомирна, а затем в Секуль и позднее в Нямецкий монастырь. Как в Драгомирне, так и впоследствии в Нямце многочисленная братия монастыря составляла сплочённую духовную семью. В делах по хозяйству они «носили тяготы друг друга», в делах духовных один поощрял другого на добрые дела и подвиги. Более преуспевающие монахи учили новичков, как вести духовную брань, для чего подвергали их уничижениям и безчестиям. Удивительно было нестяжание братии: всё у них было общее не на словах, а на деле. Каждый новичок слагал всё своё имущество к ногам игумена и братии и предавал себя телом и душой на святое послушание. Послушание же их было таково, что никто и не предполагал действовать по своей воле, а безоговорочно подчинялся не только игумену или старшему монаху, но и собрату. Подвергаясь воздействию такой духовной атмосферы, новичок либо оставлял мiрские привычки и перерождался, либо уходил.

Монастыри преп. Паисия, известные всему православному мiру, оказались духовным центром не только Молдавии, но и России. Многие русские епископы, стараясь создать в своих епархиях монастыри, подобные Драгомирне, писали к преп. Паисию с просьбой послать к ним опытных монахов. Таким образом, многие ученики старца сделались игуменами и строителями монастырей, основательно потрудившимися над восстановлением и обновлением русского монашества. Сферу проникновения и распространения учения преп. Паисия разделяют на три области: северную, центральную и южную.

В северной области отмечают следующие центры: Соловки, Валаам и Александро-Невскую лавру. В Соловках насадителем преданий преп. Паисия был иеросхимонах Феофан. На Валааме и в Александро-Свирском монастыре трудились ученики преп. Паисия схимонах Феодор и иеросхимонах Клеопа. От них, через старца Леонида, учение перешло в Оптину пустынь. Но вся душа северного движения была сосредоточена в Петербурге: оттуда исходили назначения настоятелей-восстановителей. В руках митрополита Гавриила (Петр Петров, 1730-1801) соединялись все нити, и он давал нужный толчок. Именно у него в Александро-Невской лавре был монах Филарет, впоследствии старец Новоспасского монастыря, руководивший братьями Путиловыми, которые теперь известны как преп. Моисей (Тимофей Иванович, 1782-1862) и преп. Антоний (Александр Иванович, 1795-1865) Оптинские. Старец Филарет руководил также четой Киреевских, ближайших сотрудников преп. Макария Оптинского в издании рукописей преп. Паисия.

В центральной области главными пунктами являются Москва, Владимiрская и Калужская епархии, Брянский монастырь Орловской епархии и Рославльские леса. Наиболее выдающейся личностью здесь был о. Клеопа, настоятель Введенской пустыни Владимiрской епархии, который жил с преп. Паисием на Афоне, в Драгомирне и, возможно, в Секуле. Его учениками были архимандрит Феофан Новоезерский; архимандрит Игнатий, строитель Введенской пустыни, позднее Пешношской, затем Тихвинского монастыря Новгородской епархии, и наконец, – Симонова монастыря в Москве; архимандрит Макарий  Пешношский, из чьей обители было взято 24 настоятеля в разные монастыри, в том числе монах Авраамий (+1817), воссоздатель Оптиной пустыни. Другими важными пунктами, откуда распространялось учение преп. Паисия, были Симонов и Новоспасский монастыри в Москве, а также Брянский Свенский монастырь. В Новоспасском монастыре жили иеромонахи Филарет и Александр, ученики схимонаха Афанасия (Захарова), который жил во Флорищевой пустыни, но приезжал в Москву. Он же руководил в свою бытность в Площанской пустыни другим оптинским старцем, преп. Макарием. В Брянском Свенском монастыре подвизался другой схимонах Афанасий, доставивший рукопись Добротолюбия от старца Паисия митрополиту Гавриилу. (Возможно, что преп. Серафима Саровского с Добротолюбием познакомил саровский старец Назарий, восстановитель Валаамского монастыря, участвовавший в работе над уточнением перевода по указанию митрополита Гавриила и вернувшийся в Саров в 1801 году). Схимонах Афанасий руководил братьями Путиловыми, и от него же имел возможность узнать о духовном делании в Свенском монастыре знаменитый покровитель монашества и старчества, митрополит Филарет Киевский, который убедил подвижников Рославльских лесов создать Оптинский скит, и в 1822 году в Оптину прибыли препп. Моисей и Антоний, а также пустынники Иларион и Дорофей.

В южной области учение преп. Паисия распространяли, среди прочих, иеромонах Василий (Кишкин) и его ученики: митрополит Макарий (Глухарев), известный начальник Алтайской миссии, и знаменитый подвижник Глинской пустыни Филарет, от которого идёт Глинская линия старчества.    

Закончим наш очерк словами из Предисловия к оптинскому Житию преп. Паисия: «…Мы, россияне, должны чувствовать излиянную на нас промыслом Божиим чрез него духовную пользу – не для одного монашества, но и для укрепления всей Православной Церкви. Ибо он, при высоте духовной жизни, был ревностный хранитель догматов и правил святой Церкви и других учил строгому хранению оных яко самонужнейшему основанию нашего спасения».  

По материалам:

Житие молдавского старца Паисия Величковского. Сост. Схимон. Митрофан. М.: Паломник. (год издания не указан). Reprint: Житие молдавского старца схиархимандрита Паисия Величковского. 1847. Пер. (с ц-слав. на русский) Архим. Агапит (Беловидов). Козельская Оптина Пустынь. Свято-Троицкая Сергиева лавра. 1906.

Леонид (Кавелин), архим. Оптинский старец Макарий. Жизнеописание и записи. Saint Herman of Alaska Brotherhood. Platina, California. 1975. Reprint: Сказание о жизни и подвигах блаженныя памяти старца Оптиной пустыни иеросхимонаха Макария, составленное оноя же пустыни и. Л. Москва: Типография В. Готье. 1861.

Концевич, Иван М. Оптина Пустынь и ея время. Jordanville: Holy Trinity Monastery. 1970. «Старец Паисий Величковский и его общежитие». Православная жизнь (Holy Trinity Monastery, Jordanville, N.Y.) №5 (1972): 28-36.

Флоровский, Георгий, прот. Пути русского богословия. Париж: 1937.