ЧТО ТАКОЕ СЕРГИАНСТВО
Иеромонах Серафим (Роуз)

Иеромонах Серафим (Роуз)

ЧТО ТАКОЕ СЕРГИАНСТВО

Предисловие переводчика, дополненное редакцией "ЦВ":

В нынешнее время, когда "юрисдикционные" и экклезиологические проблемы давно вышли из области теоретического лишь богословия, и ставят каждого православного человека перед необходимостью личного выбора, становится невозможным оставаться в стороне от них, сохраняя при этом мир с собственной совестью. Вне зависимости от того, какое он определяет для себя место в современной, сложной церковной ситуации, каждый христианин должен сделать свой выбор сознательно, определив, по крайней мере для себя самого, причины его и следствия. И в этом процессе осознания и определения своей церковной позиции важно выработать для себя ясное понимание явления, называемого "сергианством", и православное к нему отношение.

Требование, выдвинутое в 1990 году Синодом Русской Православной Церкви Заграницей в связи с принятием в свою юрисдикцию российских приходов, о принесении Московской патриархией покаяния в "ереси сергианства", вызвало у многих недоумение: ведь сергианство представлялось большинству православных явлением хотя и отвратительным, но все-таки чисто политическим, не затрагивающим область догматики. И, стало быть, и не столь страшным как ересь. Необходимо сказать, что и в самой Зарубежной Церкви слово "ересь" применялось по отношению к сергианству не всегда в строгом смысле, определяя чаще эмоциональное отношение к нему, чем сущность самого явления.

Сейчас же, с падением коммунистического режима, уяснить его сущность стало особенно важно. Ведь если сергианство - явление политическое, то с изменением политической обстановки оно утрачивает свое значение и представляет только исторический интерес. В Московской патриархии так многие и считают: да, был митрополит Сергий (Страгородский) не прав, но сейчас времена другие, и мы с коммунистами не сотрудничаем…

Если же речь идет о нарушении догматическом, и неизбежно связанным с ним существенным повреждением всего строя внутренней духовной жизни церковного организма - то наше отрицание сергианства должно, несомненно, быть более решительным. Необходимо тогда выяснить: в чем именно проявилось отклонение от Православия, сформулировать для себя православное решение спорных вопросов и, главное, отойти от церковного общения с придерживающимися неправославного заблуждения.

Богословские труды иеромонаха Серафима (Роуза) имеют заслуженный авторитет и доверие у Русских православных людей благодаря их строгой православности и способности его проникать глубоко в сущность рассматриваемого явления. Поэтому мы посчитали полезным предложить вниманию благочестивого читателя суждения приснопамятного батюшки по данному предмету, извлеченные из составленной им книги «Святые Русских катакомб» (RUSSIA'S CATACOMB SAINTS, St. Herman of Alaska Press, Platina, California, 1982). Это тем более важно, т.к. в последние 10-12 лет появились публикации и книги, в которых о. Серафим представлен чуть ли не сергианином или, по крайней мере, богословом, глубоко равнодушным к этому апостасийному явлению.

Хотя на книге и стоит имя проф. И.М. Андреева, но непосредственно этому автору принадлежащие страницы являются лишь частью, хотя и значительной (62 страницы из 600 с лишним), составленной отцом Серафимом из статей и документов разных лиц и лет, большей частью переведенных им с русского языка на английский и тематически объединенных. Почти каждой статье этой книги о. Серафим предпослал свои собственные переводческие заметки и комментарии, а некоторые составил сам, используя разные источники. Кроме того, в книгу вошли написанные им большое «Введение» и «Биография проф. И.М. Андреева».

Из всего этого мы и извлекли мысли о. Серафима о сергианстве, изложенные его собственными словами и иногда цитатами из других авторов, помещенными в его заметках.

Таким образом, получившийся текст (кроме «Введения») не является цельной статьей отца Серафима; однако, как читатель сможет убедиться сам, он с достаточной ясностью выражает позицию о. Серафима по рассматриваемому вопросу.

Введение

16/29 июля 1927 года митрополит Нижегородский Сергий, исполнявший в то время обязанности Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола, обнародовал свою безславную "Декларацию" преданности Русской Православной Церкви Советскому правительству и солидарности с его "радостями" и "печалями". Этот документ был опубликован в официальной советской газете «Известия» 6/19 августа того же года, и стал причиной фундаментального разделения, возникшего затем в Русской Церкви и продолжающегося доныне. По словам одного исследователя истории Церкви того периода (по убеждениям "сергианина"), год Декларации был «поворотным. До сих пор вся церковная жизнь протекает под знаком этого года» (А. Краснов-Левитин, Воспоминания, YMCA-Press, 1977, стр. 91).

Разделение это – не просто отделение друг от друга совершенно независимых церковных организаций, но что более существенно - это разделение между двумя, совершенно различными взглядами на то, чем является Христова Церковь, и как она должна действовать в этом грешном мiре, направляя своих чад к берегам вечной безгрешной жизни в Царствии Небесном.

Согласно одному из этих взглядов, которым руководствуется современная Московская Патриархия, и которому вполне соответствует именование "сергианства", Церковь представляется, прежде всего, как организация, внешние формы которой должны быть сохранены во что бы то ни стало. Непослушание или отделение от этой организации рассматривается как "раскол" или даже "сектантство". Апологеты сергианства в России и заграницей постоянно подчеркивают, что политика митрополита Сергия сохранила иерархию, церковную организацию, богослужение, возможность участия в таинствах, и что это и есть главная задача или даже весь смысл существования Церкви. Подобные оправдания, как следствие общего упадка церковного сознания, уже сами по себе являются симптомами экклезиологической болезни сергианства, т.е. отторжения от духовных корней Православного Христианства и подмены живого и целостного Православия внешними "каноническими" формами.

Такое мышление, возможно, является одной из основных причин распространения протестантских сект в современной России: для того, чтобы разрушить поверхностную привязанность многих миллионов русских людей, ошибочно убежденных в том, что Сергианская церковь (поскольку кроме МП другой не знают) и есть Православие, к внешним лишь формам проявления веры, оказывается вполне достаточным простой видимости преобладания в протестантских сектах духовных интересов над земными (хотя бы и лишенных истинного христианского содержания).

Согласно другому взгляду, которого придерживается Истинно-Православная или Катакомбная Русская Церковь, главной обязанностью Православной Церкви является верность Христу и истинному духу Православия, от которого Церковь не может отступать невзирая ни на какие внешние потери. Это вовсе не означает отрицание внешних форм: мы знаем, что Катакомбная Церковь сохранила иерархию и богослужение вплоть до наших дней. Внешней ценой верности истинному Православию явилась потеря прямого влияния Катакомбной Церкви на большие массы русских людей, многие из которых даже не знают о ее существовании, а большинству и неоткуда узнать, где или как войти в общение с ее членами. Но потеря внешнего влияния сопровождается ростом нравственного и духовного авторитета, который не может быть оценен по достоинству теми, кто судит об этих вещах наружно, но который станет очевидным, когда свобода вернется в Россию.

Мiровоззрение Катакомбной Церкви в СССР лучше всего выражено одним из ее членов. Вот как проф. И.М. Андреев, деятельный участник церковных событий 1927 года и последующих лет, описывает формирование Катакомбной Церкви в те годы:

«По свидетельству близкого друга Патриарха Тихона, профессора и доктора медицины М.А. Жижиленко (бывшего главного врача тюрьмы на Таганке в Москве), Патриарх, незадолго до своей смерти, с ужасом убеждаясь, что предел "политических" требований советской власти выходит за границы верности Церкви и Христу, высказал мысль, что возможно единственным способом для Православной Русской Церкви сохранить верность Христу, будет в ближайшем будущем уйти в катакомбы. Поэтому Патриарх Тихон благословил проф. Жижиленко принять тайное монашество, и затем, в ближайшем будущем, в случае, если высшая иерархия Церкви изменит Христу и уступит советской власти духовную свободу Церкви, стать тайным епископом.

В 1927 году, когда митрополит Сергий издал свою "Декларацию", после которой произошел церковный раскол, проф. Жижиленко исполнил волю Патриарха Тихона и стал первым катакомбным епископом Максимом Серпуховским.

После раскола 1927 года последователи митрополита Сергия, принявшие его "Декларацию", стали называться "сергианами". Оставшиеся же верными Православной Церкви не приняли "Декларацию" и отделились от митрополита Сергия. Их стали называть "иосифлянами" (по имени Петроградского Митрополита Иосифа). Это название, данное им "сергианами", не определяло ни по существу, ни формально позицию тех, кто протестовал. Помимо Митрополита Иосифа отошли от общения с митрополитом Сергием и другие наиболее выдающиеся иерархи вместе со своей паствой. Духовно-нравственный авторитет тех, кто протестовал и отделился, был так высок, а их качественное превосходство столь очевидным, что для будущего историка Церкви не может быть никакого сомнения в правоте позиции оппонентов митрополита Сергия. Их правильнее было бы называть верными тихоновцами. А деятельность митрополита Сергия и иже с ним должно охарактеризовать как ново- обновленческий раскол.

Все, протестовавшие против Декларации митрополита Сергия, Советской властью арестовывались как "контрреволюционеры": они были или расстреляны, или отправлены в концлагеря и ссылки. На допросах ликующие следователи-чекисты со злорадством и сарказмом доказывали "строгую каноничность" митрополита Сергия и его Декларации, которая "не изменила ни канонам, ни догматам". Массовые казни, гонения и пытки, обрушившиеся на всех верных Христовой Церкви, описать невозможно.

Истинной Православной Церкви не оставалось иного выхода, как уйти в катакомбы.

Духовным отцом, породившим самую идею Катакомбной Церкви, был Патриарх Тихон. В первые годы своего существования Катакомбная Церковь не имела ни организации, ни управления, была разрознена физически и рассеяна географически, и объединялась лишь именем Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополита Петра (Полянского). Первый катакомбный епископ Максим был арестован в 1928 году и сослан в Соловецкий концлагерь; в 1930 году он был отправлен из лагеря в Москву и расстрелян.

Начиная с 1928 года в соловецком и свирском лагерях, в Белбалтлаге и во многих лагерях Сибири стало совершаться много тайных хиротоний. (В Соловках, где я был, их совершали епископы Максим, Виктор, Иларион и Нектарий).

После смерти Митрополитов Петра и Кирилла (скончавшихся в ссылке в 1936 году),(1) духовным и административным главой Катакомбной Церкви, сумевшей к тому времени достичь некоторой организованности (насколько это было возможным в условиях непрекращающихся гонений – прим. Ред. «ЦВ»), стал Митрополит Иосиф (Петровых) (хотя он и находился в ссылке).

В конце 1938 года, именно за возглавление и руководство тайной Катакомбной Церковью, Митрополит Иосиф был казнен. После его смерти Катакомбная Церковь стала уже более строго держать в тайне имена и местопребывание своих духовных вождей.

Не бо врагом Твоим тайну повем – вот с каким эпиграфом появлялись время от времени краткие сведения о жизни этой тайной Церкви» (I.M. Andreev; BRIEF REVIEW OF THE HISTORY OF RUSSIAN CHURCH FROM THE REVOLUTION TO OUR DAYS. Jordanville, 1951, стр. 70-72 – И.М. Андреев. Краткий обзор истории Русской Церкви от революции до наших дней).

Существует множество документальных материалов, отражающих этот ранний период истории Катакомбной Церкви, как в письмах епископов и иных отделившихся от Митрополита Сергия лиц, так и в воспоминаниях и других описаниях отдельных членов Катакомбной Церкви, сумевших вырваться из Советского Союза во время Второй мiровой войны. Многие из этих документов вошли в двухтомник «Новые Мученики Российские», составленный протоиереем Михаилом Польским (Джорданвилль, 1949 и 1957 гг.).

Накануне войны уничтожение религии в Советском Союзе достигло своего наивысшего апогея, так что даже сергианская церковная организация была почти что ликвидирована, а Катакомбная Церковь совершенно исчезла из поля зрения. Лишь немногим из самых видных коллаборантов-соглашателей с Советами, таким как сам Митрополит Сергий, удалось уцелеть, избежав тюрьмы или ссылки - факт, побудивший тридцать лет спустя мученика Бориса Талантова сказать, что «Митрополит Сергий своим приспособленчеством и ложью не спас никого и ничего, кроме своей собственной персоны».

Когда Сталин, чтобы использовать патриотические и религиозные чувства русского народа в войне с Германией, приказал открыть некоторые из прежде закрытых храмов и разрешил в 1943 году избрание "патриарха", начался новый период в отношениях Церкви и государства. Тогда Московская Патриархия стала действительно государственной церковью Советского правительства, распространяя по всему мiру коммунистическую пропаганду под именем религии и категорически отрицая какие- либо гонения за веру в Советском Союзе. В таких условиях даже сам факт существования Катакомбной Православной Церкви, противостоящей этой политике, конечно же, имел для нее губительные последствия, особенно если об этой Церкви становилось широко известным заграницей. Поэтому все группы Катакомбных православных безжалостно искоренялись советскими властями, когда их обнаруживали, а их члены получали большие сроки заключения. Большую часть из той скудной информации об этом периоде истории Катакомбной Церкви в России, что имеется, мы черпаем из советской прессы; но нам почти ничего не известно об организации и возглавлении Катакомбной Церкви в это время.

В 1959 году, при Хрущеве, в СССР было предпринято новое жестокое гонение на религию, давшее начало последнему к нашему времени периоду русской церковной истории. – Периоду, когда сергианская марионеточная (у о. Серафима буквально "кукольная" – прим. Ред. «ЦВ») церковная организация сама стала помогать власти в ликвидации Православия в России, одновременно продолжая коммунистическую пропаганду за рубежом, в том числе и свои, теперь уже совершенно неправдоподобные, утверждения об отсутствии гонений на религию в СССР. Большинство из оставшихся сергианских церквей, монастырей и семинарий было в этот период закрыто, но особенно жестоким гонениям подвергались "незарегистрированные" церковные сообщества, как Катакомбная Церковь, известная советским властям под названиями "иосифлян", "тихоновцев" и "Истинно- Православной Церкви". Преследование было особенно жестоким в 1959-1964 годы; после падения Хрущева оно немного ослабло, но все еще продолжается, особенно против "незарегистрированных" общин.

В последнее время церковная жизнь в России обрела новый дух решимости и мужества. Все это, вместе со значительно возросшей свободой сообщений между СССР и свободным мiром, принесло свои плоды, послужив причиной возникновения сопротивления, начавшегося с нескольких одиноких протестов в начале 60-х, а теперь уже в виде целой волны возмущения и протестов верующих в России, направленных против религиозных преследований Советского правительства и их безхребетных апологетов в официальной церковной организации, с их трусливыми оправданиями советской власти. «Открытое письмо Патриарху Алексию» московских священников Глеба Якунина и Николая Эшлимана в 1965 году; статьи «О сергианстве» мученика Бориса Талантова в 1968 году; праведное возмущение церковной политикой Московской Патриархии со стороны православных христиан, столь между собой разных, как Архиепископ Гермоген (Голубев) и Александр Солженицын, и совсем недавно отчаянные крики совести отца Дмитрия Дудко и новая церковная история Льва Регельсона (первого из среды Московской Патриархии, давшего сочувственное описание Иосифлян), привели, надеемся, к кризису сергианства в России. Основной причиной, препятствующей отделению от Московской Патриархии, является, очевидно, отсутствие в массе церковных людей сведений о существовании и действительном состоянии и мiровоззрении современной Катакомбной Церкви, а отсюда и страх перед ложным призраком "раскола" и "сектанства".

Наконец, в последние несколько лет, начиная со смерти Патриарха Алексия в 1971 году, наблюдается как бы некоторый "выход на поверхность" самой Катакомбной Церкви в России. Особенно замечательны два «катакомбных документа» 1971 года, впервые за последние 40 лет позволившие реально увидеть мышление современной Катакомбной Церкви. Судя по этим документам, мышление это совершенно трезвое, отнюдь не "сектантское" или "фанатичное" (что подтверждается также недавно опубликованным катакомбным посланием 1962 года, о самом существовании которого до недавнего времени было известно лишь немногим людям в Советском Союзе). Свидетельство А. Краснова-Левитина после его изгнания из Советского Союза в 1974 году дало нам первую, с 1938 года, реальную информацию о епископате и первоиерархе Катакомбной Церкви(2), а информация, взятая из советской прессы 1976 года о судебном процессе над архимандритом Геннадием - наиболее сильное с довоенного времени свидетельство о подлинной деятельности Катакомбной Церкви и ее удивительно широком поле действия.

Эта книга не является апологией Катакомбной Церкви; мы только стремились к большей объективности. Настоящий исторический момент, когда "Декларации", расколовшей Русскую Церковь в ХХ веке, исполнилось более 50 лет, предоставляет всем нам, принадлежащим к безкомпромиссной и единственно свободной, зарубежной части Русской Церкви, исключительную возможность объективно взглянуть на прошедшие полвека церковной жизни. Душа России сегодня высказывается более ясно, чем когда-либо от самого возникновения сергианства, но мучительность и сложность все это высказать делает почти невозможным для тех, кто живет в Советском Союзе, полностью понять смысл того, что и о чем сказано. Особенно сложно разобраться в этом тем, кто находится в Московской Патриархии, как все еще находящимся в "заколдованном круге" унаследованных представлений о церковной организации. Круг этот, возможно, не будет разбит до тех пор, пока они окончательно не осознают, что Катакомбная Русская Церковь, в первую очередь - не конкурирующая "церковная организация", требующая перемены иерархического подчинения, но, прежде всего - знаменосец верности Христу. Именно верность Христу вдохновляет катакомбных христиан к иному пониманию Церкви и ее организации, чем то, что преобладает сегодня в большей части православного мiра. Это осознание, возможно, придет только с падением безбожной власти, но когда это произойдет - сергианская церковная организация со всей ее философией бытия рассыплется в прах. В свете этого, несомненно, не будет преувеличением сказать, что будущее России, если ей суждено быть Православной, принадлежит Катакомбной Церкви.(3)

У будущего историка Русской Церкви, конечно же, не будет сомнения в том, что иосифляне были правы, а сергиане жестоко ошиблись. Но значение Катакомбной Церкви - не в ее "правоте", оно - в сохранении истинного духа Православия, духа свободы во Христе. Сергианство было не просто "не право", нет, в его выборе церковной политики было нечто гораздо худшее: сергианство было предательством Христа, основанным на компромиссе и соглашении с духом мiра сего. Сергианство явилось тем неизбежным результатом, к которому приводит церковная политика, руководимая земной логикой, а не разумом Христовым. (Стр.12-21).

Из «Биографии И.М. Андреева».

Центральным пунктом его (Андреева) православного учения была защита истинного Православия. На наиболее очевидном ("юрисдикционном") уровне это означало защиту Истинно-Православной (Катакомбной) Русской Церкви, к которой он принадлежал и для которой он стал одним из главных апологетов в свободном мiре. Среди русских "юрисдикций" в рассеянии, он находил, что лишь Русская Зарубежная Церковь имеет дух Катакомбной Российской Церкви, остальные же, отделяясь от нее по причине модернизма, духовно приближались к Московской Патриархии, "духовный" авторитет которой над собой они в разное время признавали. Его защита Катакомбной Церкви была всегда на очень высоком уровне, всегда на богословской и духовной основе, и даже в пылу полемики, несмотря на свой собственный горький опыт в Советском Союзе, он никогда не доходил до излишней крайности в своем осуждении предательства Православия Московской Патриархией. Даже в своей знаменитой и резкой статье «Есть ли благодать в Московской Патриархии?» («Православная Русь», 1948, №№ 17-19) (вышедшей отдельной брошюрой в 1948 г. под названием «Благодатна ли советская церковь?» - прим. Ред. «ЦВ»), после перечисления причин, по которым можно сомневаться в том, что таинства Московской Патриархии благодатны, он с осторожностью воздерживается от каких-либо опрометчивых утверждений с очень мудрым замечанием, что «отпадение церкви от Бога и ее превращение в "синагогу сатаны" есть процесс. Советская же церковь вступила на этот путь, который приведет ее к этой "синагоге" - в этом не может быть сомнения». Не осмеливаясь выносить какое-либо свое суждение по этому вопросу, он оставляет его решение будущему Собору всей Русской Православной Церкви. Вся эта статья, философски и богословски очень глубокая, выдвигает ту же идею, что и «катакомбные документы» 1971 года, а именно, что советская власть не является истинной властью, которой по Апостолу Павлу (Рим. 13, 1) требуется послушание, а незаконной антихристовой властью. Глубоко проникая в сущность явления, автор говорит о «мистической силе» коммунизма, который рассматривает как новое явление в человеческой истории, как непосредственное приготовление к воцарению Антихриста

Для Андреева понятие истинного Православия неразрывно соединено с опытом новых катакомб нашего столетия: все написанное им было проникнуто чувством важности, серьезности и глубокой ответственности, что часто бывает непонятно тем, кто не жил в условиях гонения, предательства и тайных (часто в буквальном смысле подпольных) церковных собраний. Его учение составляет катакомбное богословие и философию для сегодняшних православных, весьма далекое от праздных академических опытов большинства "православных богословов" ХХ века. (Стр.34-36).

Из «Предисловия издателя» к «Катакомбной Церкви» проф. Андреева.

Эти (протестовавшие против "Декларации" и порвавшие общение с официальной Советской церковью) иерархи составляли очевидное большинство, и Советская церковь добилась своего нынешнего господствующего положения в СССР и "каноничности" только благодаря арестам и убиению властями авторитетнейших антисергиан. (Стр.46).

Из главы «Митрополит Иосиф Петроградский и начало Катакомбной Церкви».

В истории Церкви Христовой было несколько критических моментов, когда официальные возглавители той или иной Поместной Церкви отпадали от Православия, и верные некоторое время колебались, не зная наверняка, кому следовать, или где находится сама Церковь. В такие времена Господь наш Иисус Христос, верный Своему обетованию, что врата адова не одолеют Его Церковь (Мф. 16, 18), воздвигает какого-либо подвижника (у о. Серафима буквально "борца" – прим. Ред. «ЦВ»), дабы он возвещал Истину и собирал верных на стороне Православия. На заре нового времени таким поборником Истины был Святитель Марк, Митрополит Эфесский, который (единственный из всех иерархов Греческой Церкви) безстрашно осудил нечестивый Флорентийский собор и лже-унию, и пробудил в православных осознание того, что Римская Церковь отпала в ересь, а те, кто объединяется с ней, тем самым отделяют себя от Церкви Христовой.

В нашем веке восстал еще более страшный враг Церкви в виде псевдо-религиозного тоталитаризма - атеистического коммунизма. И когда возглавлявший Русскую Церковь митрополит Сергий в 1927 году провозгласил своей "Декларацией" принцип практического и идеологического сотрудничества с силами антихристианства, тогда Бог воздвиг во главе целой армии исповедников поборника Истины в лице Священномученика Митрополита Иосифа, чтобы противостать этой душепагубной "легализации" и возглавить движение верных Русской Православной Церкви в катакомбы…

…Пока был жив Патриарх Тихон, Церковь имела видимый центр, вокруг которого она объединялась. Даже во время пребывания Патриарха под арестом, когда отступническая "Живая церковь" завладела почти всеми православными храмами в России, а "прогрессивная" Константинопольская Патриархия придала этой синагоге сатаны международный престиж, признав ее единственной «Православной Церковью России» - все верные, оставаясь со своим Патриархом, оставались православными, и именно преданность Патриарху служила тогда проверкой их православности, и это более чем что-либо другое подрывало силы "Живой церкви".

Но со смертью Патриарха Тихона в 1925 году ситуация стала гораздо менее ясной. В условиях гонения было невозможно созвать церковный Собор для выбора нового Патриарха, и, предвидя это, Патриарх Тихон назначил трех ведущих архиереев, один из которых (из тех, кто будет в тот момент на свободе) должен был стать Местоблюстителем Патриаршего Престола по его смерти и хранителем внешнего единства Церкви. Из этих трех иерархов только один - Митрополит Крутицкий Петр - был ко времени смерти Патриарха на свободе, и специальным документом, подписанным более чем пятьюдесятью епископами, он был признан Русской Церковью своим действительным возглавителем. Митрополит Петр, в свою очередь, назначил трех "Заместителей" на случай своего ареста или смерти, одним из которых был Митрополит Иосиф (в то время Архиепископ Ростовский), а другим Митрополит Сергий (впоследствии "патриарх"). Через несколько месяцев, за отказ подписать "декларацию", предававшую внутреннюю свободу Церкви в руки атеистического режима, Митрополит Петр был арестован. С 1925 по 1927 год ни один кандидат не занимал его место более чем несколько месяцев, прежде чем отправиться в заключение, и стало окончательно ясно, что Советская власть не успокоится до тех пор, пока не подыщет или не принудит какого-либо иерарха, который подписал бы угодный режиму документ. Такой иерарх был вскоре найден в лице митрополита Сергия, который 16/29 июля 1927 года (освобожденный после нескольких месяцев тюрьмы), выпустил безславную "Декларацию", сделавшую его и его последователей действительными агентами Советского государства. Публикуя "Декларацию" 19 августа, газета «Известия» заметила, что «дальновидная часть духовенства уже вступила на этот путь в 1922 году» - подразумевая "Живую церковь". Так атеистическому режиму удалось ввести обновленчество в саму Патриаршую Церковь. Результатом такой политики Сергия был решительный протест выдающихся иерархов Русской Церкви, которые, когда увидели, что митрополит Сергий намерен навязать свою волю всей Церкви, начали порывать с ним общение.

Очень скоро стало ясно, что "Декларация" была вопиющим нарушением 34 правила Святых Апостол как провозглашенная «без согласия всех» епископов, и будучи, в действительности, делом одного Сергия, сделанным под диктовку атеистического режима. А посему единственным церковным выходом из кризиса для Сергия было отменить "Декларацию" пред лицом такого несогласия со стороны подавляющего большинства епископата. Вместо этого, однако, словно желая доказать, что он не принимает в расчет и не нуждается во мнении Церкви, но стал послушным орудием режима, он, вместе со своим неканоническим "синодом" (формирование которого выходило далеко за пределы его полномочий как Заместителя Патриаршего Местоблюстителя), начал безпрецедентное перемещение архиереев с кафедры на кафедру и запрещение всех несогласных с ним, образовав, таким образом, послушную советскую церковь…

…Ведущие иерархи, остававшиеся еще на свободе и имевшие возможность рассудить это дело, пришли к заключению, что сам Сергий через свою Декларацию уклонился в раскол, а его своевольные деяния направлены против Церкви, и поспешили заявить о своем отделении от него в конце 1927 - начале 1928 года.

…Митрополиту Иосифу во все это время власти не позволяли пребывать на своей кафедре в Петрограде. В декабре 1927 года он благословил своих викарных епископов отделяться от Сергия. Сам же, находясь в Ростове, вместе с Митрополитом Агафангелом и другими архиереями Ярославской области, подписал послание митрополиту Сергию от 6 февраля 1928 года с заявлением об их отделении от него до времени его покаяния в своих ошибках, и о непризнании в данное время никого другого главой Церкви, кроме ссыльного Митрополита Петра.

…После подписания послания ярославских архипастырей, Митрополит Иосиф смело вступил на брань за Церковь и дал свое благословение петроградскому клиру и пастве последовать его примеру в отделении от Сергия, предлагая свое духовное руководство и попечение, и поручая управление Петроградской епархией своему викарию, Епископу Гдовскому Димитрию, убежденному антисергианину. Благословляя «доброе решение ревнителей Христовой истины», он молился Господу «да сохранит всех нас в единомыслии и святой ревности духа в переживаемом Церковью новом испытании».

Против духовного оружия воинов Христовых лукавый воздвиг все силы первого в мiре сатанинского режима. Запрещения митрополита Сергия служили знаком для ГПУ арестовывать и ссылать протестовавших епископов и духовенство как «контрреволюционеров»; даже многих, кто посещал сергиевы "легальные" церкви, не пощадили власти. И главным результатом сергианской политики - цитируя слова, сказанные мучеником Борисом Талантовым 40 лет спустя, исходя из своего горького опыта жизни в СССР - было то, что «деяния Митрополита Сергия не спасли ничего, кроме его собственной персоны». Темная ночь искупительных страданий опустилась на Русскую землю и верующих. Сергианство было отвергнуто верными, что можно видеть из того, что, по словам того же Талантова, «к началу Второй мiровой войны… большая часть оставшихся церквей не признавала Митрополита Сергия». Из более чем 100 остававшихся еще в живых в 1943 году епископов, Сергий смог найти лишь 18 (да и то большая часть из них была новопоставленными), чтобы возвести его в "патриархи".

Митрополит Иосиф, благодаря своим решительным словам и деяниям, а также своему положению как одного из Заместителей Патриаршего Местоблюстителя, фактически стал вождем движения отделившихся… Его влияние и пример были настолько влиятельными, что всех последовавших за ним стали называть "иосифлянами"; и до сего дня все, кто защищает сергианскую Московскою Патриархию, говорят об этом движении ревнителей Православия, как об "иосифлянском расколе".

Были и в то время, и сегодня есть сергиане, которые, даже признавая, что лучшая часть духовенства и мiрян была на стороне иосифлян, тем не менее, обвиняют и осуждают их за "гордыню", потому что они считали, что именно они и есть истинная Русская Православная Церковь. Утверждения Митрополита Иосифа были крайне откровенными, абсолютно безкомпромиссными в главном, и безпощадными к личностям - это правда. Но те, кто находит в этих словах "гордыню" - просто не понимают крайней безотлагательности в решении вызвавшего их спорного вопроса. Когда Церковь предается, и верных сбивают с пути - не время для комплиментов и вежливых "диалогов", не время ставить "сострадание" выше Истины. Для мужественных душ понимание того, что каждое слово может принести им тюрьму и смерть, лишь разжигает их мужество и решимость свидетельствовать Истину и говорить без прикрас. И так всегда было в Христовой Церкви; ее прямолинейные защитники воспеты как поборники Истины в церковных хвалебных гимнах. Знаменательно, что праведная полемика Митрополита Иосифа и его последователей всплыла вновь в писаниях критиков сергианской иерархии в современном Советском Союзе. Для сравнения - критика сергианства в Русской диаспоре более мягкая и снисходительная. (Стр.117).

Пример этого безстрашного исповедника Христовой Церкви не остался вотще. После самого Патриарха Тихона, имя Митрополита Иосифа служит символом чистоты и подлинности Православия Русской Церкви. Даже спустя полстолетия гонений, террора и предательства, истинная Православная Русская Церковь, хоть и тайная, не сдалась. До сего дня справедливо можно называть эту Катакомбную Церковь – как Церковью тихоновцев, так и иосифлян, но правильнее всего, как она известна даже самим советским властям, Истинно-Православной Церковью.

Существование Катакомбной Церкви сегодня - очевидное знамение для мiрового Православия: эпоха величия Православия - в прошлом; ныне - последняя эпоха катакомб. В России эта истина очевидна. (Стр.122).

…Тот, кто ищет сегодня Церковь в Советском Союзе - находит дыру в земле, глубокую рану в Православном Русском народе, вовсе не скрытую фальшивой вывеской Московской Патриархии. (Стр.123).

Из главы «Епископ Иерофей и его друг иеросхимонах Серафим».

Члены Катакомбной Церкви стали единственными носителями чистоты Православной Церкви в России. (Стр.130).

Из главы «Епископ Виктор Глазовский и его учение о свободе Церкви».

Сергианство - глубокое заблуждение, отрицающее саму природу Церкви Христовой. (Стр.140).

Из главы «Послания Митрополита Кирилла».

Самым выдающимся из иерархов Русской Православной Церкви после смерти Патриарха Тихона, был, без сомнения, Митрополит Кирилл Казанский. Избранный Патриархом Тихоном первым из трех Местоблюстителей, он также был избран большинством (72-мя) из находившихся в то время на свободе архиереев, при неудавшейся попытке выбрать в 1926 году, с помощью тайного сбора подписей, нового Патриарха (такая попытка действительно была осуществлена: видя, что созвать Собор для выбора Патриарха советская власть не позволяет, находившиеся в то время еще на свободе архиереи Русской Церкви решились на такое избрание, прибегнув к тайному письменному опросу. В итоге большинством голосов Патриархом был избран Митрополит Казанский Кирилл, один из назначенных Патр. Тихоном Местоблюстителей Патриаршего Престола. Такие выборы Первоиерарха в условиях гонений Церковь допускает, т.ч. фактически свщмч. Кирилл был последним канонически избранным Патриархом Русской Церкви. К сожалению, в этом тайном письменном голосовании принимал участие и митр. Сергий. Вскоре эти списки стали известны ГПУ, и все участники тайного Собора были арестованы и получили различные сроки заключения, в т.ч. и Митр. Кирилл. Расчистив, таким образом, путь к власти в Церкви, митр. Сергий незаконно присвоил себе власть Первоиерарха Русской Церкви и начал активно и открыто сотрудничать с ГПУ. Всех, несогласных с узурпацией власти и его "новым курсом", митр. Сергий подвергал прещениям, а советская власть арестам и расстрелам как «политических преступников и контрреволюционеров» – прим. Ред. «ЦВ»).

Поэтому естественно, что после выхода в 1927 году сергиевской Декларации все с нетерпением ждали мнения Митрополита Кирилла об этом документе и о "новом курсе" митрополита Сергия… В письме своему другу Епископу Дамаскину (Черниговскому и Глуховскому, основателю Катакомбной Церкви на Украине – прим. Ред. «ЦВ»), и еще больше в последующей переписке с митрополитом Сергием и другими архиереями вплоть до 1934 года, Митрополит Кирилл высветил наиболее ясно, чем кто-либо другой из архиереев того времени, экклезиологическую природу заблуждения митрополита Сергия. Его замечания о природе церковного единства и единомыслия, о необходимости отвергнуть канонический легализм в Церкви, по вопросу о разрыве общения и о наличии или отсутствии благодати в Московской Патриархии и у тех, кто отделяется от нее, остаются весьма авторитетными и важными и в наши дни. (Стр.242)

Заключение к главе «Послания Митрополита Кирилла».

Дошедшие до нас послания Митрополита Кирилла касаются одного и того же вопроса: канонического положения митрополита Сергия в Русской Церкви. Но их значение выходит далеко за пределы вопроса о канонической "правоте" или "неправоте". Ведь каноны были созданы, чтобы навести порядок среди христиан, а не загнать их в смирительную рубашку легализма. Таким образом, послания Митрополита Кирилла, исполненные сознания этого, служат для нас руководством в трудных ситуациях, а зачастую и безпрецедентных условиях, в которых пребывает Православие в ХХ веке. Апостасия нашего времени, уникальная по масштабам отступления во всей истории христианства, совершается, прежде всего, не посредством ложных учений и канонических нарушений, но скорее через ложное понимание Православия теми, кто по своему догматическому учению и каноническому положению могут быть даже вполне православными. "Правильное православие", лишенное духа истинного христианства, - вот смысл сергианства, бороться с которым невозможно ни называя его ересью, каковой оно (в строгом смысле) не является, ни выяснением его канонических нарушений, которые суть нечто случайное по отношению к чему-то гораздо более важному.

К сожалению, мало кто способен понять это в наше время обманчивого упрощенства. Митрополит Сергий сам, несмотря на свою репутацию богослова, не мог понять смысла позиции Митрополита Кирилла, являющейся ничем иным, как сбалансированным «царским путем» православной умеренности между крайностями обновленчества и сергианского легализма с одной стороны, и чересчур резкими обвинениями сергианской ереси и в безблагодатности с другой. Эту позицию тем более важно уяснить, п. ч. ситуация в Греческой Церкви в ХХ веке весьма схожа с Русской: календарная реформа тоже не заключала в себе ни ереси, ни (вначале) канонических преступлений, и отрицание благодати в Таинствах как ново-, так и старостильников служило лишь к разжиганию духа фракционности и отсекало всякую возможность воссоединения тех, кто сохранял верность преданию, и тех, кто против своей воли так далеко последовал за реформаторами. Митрополит Кирилл пошел на создание отдельной церковной организации с большой неохотой, и сделал это не потому, что верил, что он и его последователи одни и образуют Истинную Церковь, но единственно с целью избежать зависимости от тех, чье исповедание Православия было скомпрометировано, хотя бы они даже и оставались пока еще частью той же Церкви. Сегодняшняя позиция Русской Церкви Заграницей по отношению к другим русским юрисдикциям идентична кирилловской по отношению к сергианскому синоду, и ее отношение к остальным Православным Церквам свободного мiра развивается в том же направлении, хотя общение с ними формально еще не прервано. Так что проповедь умеренности Митрополита Кирилла все еще весьма приложима к потребностям наших дней.

Важное различие, проводимое Митрополитом Кириллом между истинными таинствами сергианского духовенства и «узурпацией священнодействий», проявившихся в таких актах, как сергиевы запрещения и отлучения несогласных с его «новой церковной политикой» - имеет также фундаментальное значение для нашего времени. "Буквальным" применением канонов, столь строго осуждаемым Митрополитом Кириллом, нельзя уяснить это различие, а посему можно оказаться в положении может быть и "легально правильном", но в то же самое время глубоко нехристианском - как если бы христианская совесть принуждалась слушать любое распоряжение церковных властей, лишь бы эти власти были строго "каноничными". Такое слепое понимание послушания ради послушания - одна из главных причин успеха сергианства в нашем столетии, как внутри, так и вне Московской Патриархии. Конечно же, христианская совесть не приемлет прещений, сделанных церковной властью под политическим или иным нецерковным давлением (будь то турецкого султана на Константинопольскую Патриархию в прошлом, или коммунистических властей на Московскую Патриархию в наше время), но заключать из этого, что все Таинства таких Церквей тем самым безблагодатны - есть род экклезиологического легализма.

Послания Митрополита Кирилла являют с возможной ясностью ту истину, что закон и учение Церкви Христовой невозможно свести к некоему бездушному "послушанию". Катакомбная Церковь в России до сего дня (насколько нам известно), вместе со свободной Русской Заграничной Церковью не отрицает таинства Московской Патриархии, но и не поддерживает с ней общения. Таким образом, они не участвуют в нехристианских деяниях, совершенных во имя "православия" московским руководством под давлением коммунистов, но в то же время не лишены солидарности с исповедниками в Московской Патриархии, с коими полное каноническое общение невозможно лишь из-за их политизированного апостасийного руководства.

И, наконец, акцент Митрополита Кирилла на единомыслии шествующих по пути истинного Православия указует нам наш путь сегодня. Лидеры "мiрового православия" проводят разрушительную политику обновленчества и апостасии, но было бы рискованно и самонадеянно пытаться определить ту точку, за которой они, и особенно их невольные последователи, покинут Православие без надежды на возвращение. Не наше дело выносить такой приговор. Но нам дано стоять твердо в истинном предании Православия, дошедшем до нас от наших Отцов, устраняясь от общения с теми, кто участвует в отступлении от истинного христианства, и искать тех единомысленных с нами, кто решился быть верным Православию до смерти. На этом основании Катакомбная Церковь твердо стоит до дне сего в Советской России, ожидая дня, когда сможет свободно и открыто свидетельствовать о верности Христу. (Стр.257-259).

Из главы «Игумения София Киевская».

Неоценимо духовное значение безстрашного стояния за Христову Истину новомучеников Российских. Особенно же своим свидетельством о том, где искать эту Истину в то время, когда многие этого не видели, сохранили истинный дух Православия для последующих поколений иосифлянские исповедники 1927 года и последующих лет. Теперь, по прошествии почти полстолетия, история показала, что эти «упорные мятежники», последователи Митрополита Иосифа Петроградского, были абсолютно правы, и их значение ныне просияло как равное значению великих исповедников Православия древних времен. (Стр.348).

Из главы «Пробуждение совести в Московской Патриархии».

Все ужасные последствия, предсказанные ранее иерархами Катакомбной Церкви как результат сергианской Декларации, и в самом деле случились. Советское правительство использовало Декларацию, прежде всего, как средство "легального" гонения на Катакомбную Церковь, но и сергианским иерархам "легализация" не принесла пользы: почти все они также подверглись преследованиям, и к концу тридцатых годов Русская Православная Церковь была почти что ликвидирована как видимая организация, лишь весьма немногие храмы оставались открытыми. Открытие церквей вновь во время Второй мiровой войны было инспирировано не митрополитом Сергием, а вторжением Гитлера, для борьбы с которым потребовалось воззвать к религиозным и патриотическим чувствам русского народа.

После Второй мiровой войны Московская Патриархия выступила на международной религиозной сцене точно такой организацией, как это предвидели катакомбные святители - пропагандистским рупором Советского правительства, не гнушаясь самой неприкрытой ложью, чтобы только оправдать советскую тиранию. Согласно заявлениям представителей Московской Патриархии, безстыдно повторяющим это вплоть до сего дня: нет, и не было никакого преследования религии Советским правительством, те же из духовенства, кто пострадал от властей - всего лишь «политические преступники», а церкви закрываются по желанию самих людей.

Христианская совесть, однако, не может долго принимать такую ложь под именем Христианства. Так что в последние два десятилетия совестливые люди в самой Московской Патриархии (ведь в России нет другой видимой церковной организации) начали высказываться, сначала в форме протеста против новых гонений хрущевского периода (1959-64 годов), коих московские иерархи были, в лучшем случае, пассивными наблюдателями, а в худшем - добровольными соучастниками, а затем и в форме глубокой критики сергианской политики в целом, которой Патриархия придерживается со времени Декларации 1927 года.

…Можно критиковать взгляды этих критиков сергианства за то, что они не выражают чистую катакомбную позицию отделения от сергианской церковной организации. Тем не менее, их критика служит замечательным подтверждением правоты и истинности катакомбной позиции, и она дает нам повод надеяться, что, в конце концов - по крайней мере, с падением советского режима - лучшая часть Московской Патриархии будет восстановлена в общении с Катакомбной Церковью именно на основании безкомпромиссных принципов Христианства. (Стр.451-452).

Из главы «Борис Талантов - православный исповедник в атеистическом обществе».

Прилагая свой философский ум к трагическому опыту верующих под коммунистическим игом, Борис Талантов дошел до самых корней "болезни" сегодняшней Московской Патриархии. Проблема состоит не просто в тех несправедливостях, гонениях и лжи, против которых горячо протестовали верующие в течение последнего десятилетия, она лежит гораздо глубже, в самом принципе сергианства - конкордата, заключенного в 1927 году Митрополитом Сергием с Советским правительством. Талантов выразил эти взгляды в особой статье: «Сергиевщина или приспособленчество к атеизму (квас Иродов)».

Решительно отвергая в целом благоприятный взгляд на митрополита (патриарха) Сергия, преобладающий ныне на Западе, Талантов утверждает, что «корни открывшегося ныне серьезного церковного кризиса были взращены именно Патриархом Сергием». Его Декларация в 1927 году вовсе не была просто «вынужденным заявлением церковной администрации, чьей целью было сохранить приходы», скорее «это обращение и последующая деятельность Митрополита Сергия были предательством Церкви». «Митрополит Сергий своим приспособленчеством и ложью не спас никого и ничего, кроме своей собственной персоны». Сергианство не только не спасло Русскую Православную Церковь во время И. Сталина, но, напротив, «прямо привело к потере подлинной свободы совести и превращению церковной администрации в послушный инструмент атеистического режима». Даже во время Второй мiровой войны, когда некоторые храмы были вновь открыты, это было вовсе не результатом сергианского компромисса. «Открытие церквей в ограниченных пределах не было делом патриарха Сергия или патриарха Алексия, это открытие было предпринято самим атеистическим режимом под давлением простого народа и для его умиротворения».

В другой, еще более сильной статье, «Секретное участие Московской Патриархии в борьбе КПСС против Православной Христианской Церкви», Талантов выражает цели, ради достижения которых Московская Патриархия стала «послушным инструментом атеистического режима». Внутри страны «Московская Патриархия и большинство архиереев тайно участвуют в организованной работе атеистического режима, направленной на закрытие церквей, ограничение распространения веры и подрыв ее в нашей стране» Заграницей «средствами безстыдной лжи и клеветы» Патриархия пытается скрыть «незаконное закрытие церквей, подавление верующих и их организаций, и секретные административные меры, направленные к подрыву веры в СССР… Во-вторых, деятельность Патриархии направлена к уведению, посредством обмана и лжи, развития христианского движения во всем мiре на возможно более ложный путь и тем самым подрыву его». В качестве иллюстрации к последнему пункту он цитирует заявление московской делегации на Всеправославном совещании, проходившем на о. Родос в 1961 году, в котором говорится, что православные «отвергают христианскую апологетику и идеологическую борьбу с современным атеизмом». В общем, предостерегает Талантов, «деятельность Московской Патриархии за границей представляет собой сознательное предательство Русской Православной Церкви и Христианской веры. Она выступает на мiровой арене как тайный агент всемiрного антихристианства».

Ни один критик Московской Патриархии из Русского рассеяния не пришел к более радикальным выводам, чем эти (необходимо сказать, что эти свои выводы Борис Талантов выстрадал не только самой своей жизнью, но и мученической кончиной в уже после-сталинских лагерях – прим. Ред. «ЦВ»). Внутри СССР слова Талантова вполне в традиции иосифлянских епископов 1927 года; и в самом деле, они показывают, что предостережения этих епископов о последствиях сергиевой Декларации были вполне оправданы и более чем исполнились… Очевидно, что Талантов стоит вместе с преследуемыми истинно-православными христианами против тирании государства и официальной церковной иерархии… Его писания свидетельствуют о наличии сегодня глубокого разделения внутри Московской Патриархии между "сергианской" иерархией с ее «коммунистическим христианством» и подлинно православными верующими, теми, кто отвергает это нечестивое «приспособление к атеизму». Тех на Западе, кто утверждает возможность иметь дело с московской иерархией, поскольку она «гонима», не взирая на ее собственное гонение на верных, писания Бориса Талантова обвиняют в предательстве истинных православных христиан России.

Один Бог знает будущее Русской Православной Церкви, но мы не можем не верить, что однажды она снова будет свободна… Писания Бориса Талантова будут, несомненно, использованы как свидетельство на том долгожданном Соборе всей свободной Русской Церкви, включая Церкви катакомб и зарубежья, который будет окончательно судить ситуацию, созданную коммунистическим игом и сергианством. (Стр.459-461).

Из предисловия к «Сергиевщине» Бориса Талантова.

Русское Православие сегодня - преданное своими иерархами в СССР и представленное лишь свободными епископами заграницей и остатком верных на родине и за рубежом - живет в ожидании восстановления истинного и каноничного церковного строя. Это, несомненно, случится только на долгожданном Соборе всего Русского Православия после падения коммунистического режима, когда те, кто сохранил веру, будут оправданы…

…Не вынося суда над теми, кто остается в Патриархии, мы, заграницей, можем, однако, видеть, что выход из настоящего кризиса Московской Патриархии, который на самом деле есть кульминация предательства 1927 года, не может прийти изнутри самой Патриархии, но должен прийти из всей исповеднической Православной Российской Церкви: катакомбных верующих, оставшихся верными заветам Митрополита Иосифа и тех многих епископов в 1927 году, которые объявили сергианскую церковь раскольнической, истинных верующих, оставшихся в Патриархии, и Зарубежной Церкви. (Стр.463-464).

Из главы «О. Дмитрий Дудко».

В Московской Патриархии были архиереи-предатели, да и сам принцип сергианства - предательство Православия, вот почему свободная Русская Православная Церковь Зарубежом не имеет общения с этой юрисдикцией. Но в той же самой Московской Патриархии есть значительное число священников, которые не участвуют в этом предательстве, но говорят в духе Катакомбной Церкви и свободной Русской Церкви Заграницей…

Это нимало не меняет нашего коренного отношения к сергианству как к предательству Церкви, ни позволяет нам на свободе входить в общение с Московской Патриархией. Но это убеждает нас не смотреть, как на юрисдикционных "врагов" на всех тех, кто «не присоединился к Катакомбной Церкви», но попытаться лучше понять их чрезвычайно трудное положение и радоваться, когда истинно-христианские явления видны даже в среде скомпрометированной Московской Патриархии, - они доказывают, что церковная жизнь не умерла даже там, и вселяют надежду, что однажды политическая ситуация в России, создавшая сергианство, изменится, и полное единство в вере с этими отважными борцами станет возможным. (Стр.489-490).

Из «Предисловия переводчика» к «Двум современным документам Катакомбной Церкви в СССР».

Когда в последние два года статьи Бориса Талантова о сергианстве стали известны на Западе, мiру открылась глубина кризиса, тщательно скрываемого Московской Патриархией. В этих статьях совесть наиболее чуткого мыслителя в самой Патриархии вплотную подошла к границам "раскола" - к точке, от которой лишь один логический шаг к отвержению самой Патриархии и осознанию, что истинная Русская Церковь находится вовсе не в ней, а в так называемом "иосифлянском расколе" 1927 года, в том, что обыкновенно называют Катакомбной Церковью

Сергианство, даже если оно и не изменило догматы, каноны или обряды, сделало нечто худшее, извратив саму природу Церкви, погрешая тем самым против ее внутренней свободы и ставя себя вне Церкви Христовой.

(Катакомбные документы) суть «очевидные свидетельства» религиозной жизни в Советском Союзе. И они говорят об… упадке церковного сознания среди верующих Московской патриархии, приводящем иногда к "магическому" взгляду на таинства, о наличии в СССР новообращенных в православие и об их трудностях, о Церкви как организации в противоположность Церкви как организму, Телу Христову, о существенной "катакомбности" всякой подлинной религиозной жизни в Советском Союзе, будь то внутри или вне Патриархии, об извращении Патриархией христианских добродетелей, таких как смирение, с тем, чтобы использовать их в политических целях и подавлять верующих под именем Православия. В представлении многих печальных результатов сергианского конкордата 1927 года, эти документы не производят такого впечатления, как некоторые другие из числа недавних протестов против Патриархии; они принадлежат к другому измерению, и в некотором смысле они более "объективны", чем могут быть любые протесты изнутри Патриархии: они представляют свободный и независимый голос настоящей Русской Церкви, которая может смотреть на русскую ситуацию в целом и на предателей-иерархов из Патриархии спокойно и без горечи по той простой причине, что не относится к ним как к православным. Но в то же самое время нет вовсе никакого "фанатизма" или "сектантского" мышления в этих документах, рассматривающих Патриархию как падшую, извращенную и находящуюся вне Церкви, но не вполне еще без надежды спасения; они ожидают от будущего Всероссийского Собора после падения коммунистического ига, восстановления нормального положения Русской Церкви… Авторы их смотрят на русскую церковную ситуацию не в изоляции, но в контексте ситуации в мiровом Православии. Они смотрят на коммунистическое иго как на предизображение царствования Антихриста, и на битву Русского Православия с антихристианством как на некую центральную точку борьбы, происходящей во всем мiре… И на самом деле, ни один чуткий наблюдатель не может не заметить, что положение Православия в СССР… отлично от ситуации вне России скорее по степени, чем по существу. Многие из основных проблем - те же: глубокое неведение того, чем является Православие, политические и иные влияния, привходящие в церковную жизнь и усиливающиеся свернуть Церковь с ее духовного пути, ослабление духа исповедничества; существенным различием является лишь то, что Православные Церкви в свободном мiре добровольно идут по пути отступления, тогда как в Советском Союзе - по принуждению (чего, конечно, нельзя сказать о современной, "после-советской" патриархии, которой промыслом Божиим было отпущено время на покаяние, но которая добровольно от него отказалась – прим. Ред. «ЦВ»). Истинные православные христиане свободного мiра, в глубоком смысле, - уже "Катакомбная Церковь", в противоположность официальным отступническим сообществам, повсюду признаваемым "православными". (Стр.523-525)

Послесловие переводчика:

Внимательно ознакомившись с высказываниями о. Серафима о сергианстве и Советской церкви, видно, что, хотя о. Серафим и не усматривает в Декларации и практических деяниях митрополита Сергия повреждения догматов, все же считает сергианство «извращением самой природы Церкви», и более того: «погрешая тем самым против ее внутренней свободы» МП ставит «себя вне Церкви Христовой». К сожалению, он не успел оставить нам разбора соответствующего этой практике Сергия богословия. Виной тому, конечно же, недоступность на Западе этих работ, напечатанных в советское время ограниченным тиражом. Они, однако, свидетельствуют об известной еще со времен великих догматических споров взаимосвязи, неизбежно существующей между богословием и жизнью.

Особенно показательны для богословского осмысления сергианства две работы его основателя: «Есть ли у Христа наместник в Церкви?» («Духовное наследство Патриарха Сергия», Москва, 1946) и «Отношение Церкви к отделившимся от нее сообществам» (ЖМП №2, 1930) (эти богословские статьи митр. Сергия были недавно переизданы отдельной брошюрой Издательским Отделом МП под названием «Отношение православного человека к своей Церкви и инославию», М., 2001 – прим. Ред. «ЦВ»). В первой статье митрополит Сергий, хотя и отвечает на поставленный (прежде всего по отношению к Папе) вопрос отрицательно, но отрицание это у него скорее не принципиальное, а лишь эмпирическое. Папа не глава Вселенской Церкви лишь потому, что он еретик. В принципе же митрополит Сергий считает возможным и даже желательным возглавление всей Вселенской Церкви одним лицом, причем в трудные моменты жизни Церкви это лицо может присваивать себе такие полномочия и не обладая соответствующими каноническими правами. И хотя митрополит Сергий и заявляет, что наместником Христовым такой вселенский предстоятель не является, но заявление это не выглядит искренним в контексте других его богословских мнений, и в первую очередь согласных с этим богословием его церковных деяний.

Вторая из упомянутых нами статей как раз и подводит богословскую базу под наиболее странные, с точки зрения здравого церковного смысла, деяния митр. Сергия: такие, например, как налагаемые им прещения на несогласных с его "новым церковным курсом", с объявлением таинств прещаемых недействительными и, как следствие - перемазыванием, перевенчиванием и неотпеванием лиц, принадлежавших к иосифлянскому, ярославскому и другим "расколам".

В данной работе автор рассматривает два сложившихся богословских подхода к таинствам, совершаемым нецерковными сообществами. Сторонники первого из них (автор условно называет их "церковниками"), исходят из догмата о единстве (единственности) Церкви и полностью отрицают вне ее какие-либо таинства.(4) Придерживающиеся же второго исходят из догмата о единстве (и, следовательно, неповторяемости) крещения и считают его и некоторые другие таинства действительными и вне Церкви.

Рассматривая два этих подхода, автор замечает трудности, с которыми сталкиваются "церковники" при объяснении сложившейся практики принятия еретиков в Церковь вторым и третьим чином, то есть без перекрещивания и даже в сущем сане, как бы признавая совершенные их обществами рукоположения. Рассмотрев их аргументацию, которая вкратце сводится к тому, что Церковь, не воспроизводя, из соображений икономии, над приходящими к ней внешних форм необходимых для вхождения в нее таинств, подает, через само принятие в общение с собою, потребную благодать. И, таким образом, в таинствах покаяния и причащения как бы невидимо восполняет отсутствовавшие крещение, мvропомазание и рукоположение (если речь идет о клириках); автор решительно опровергает ее, утверждая, что Церковь не может ради поблажки чувству собственного достоинства еретиков лишать их крещения и мvропомазания, лицемерно признавая их, на самом деле безблагодатные, таинства. Но как же быть тогда с тем, что в отношении некоторых ересей практика Церкви менялась в течение времени несколько раз, как это, например, было с латинянами, которых принимали в разное время и в разных Поместных Церквах то через крещение, то через мvропомазание, то через покаяние и в сущем сане? Ведь не может же Церковь, так же, и хулить Духа Святого, повторяя реально совершенные таинства!

Вот тут-то Митрополит Сергий и делает свой главный вывод, который заключается в том, что действительность или недействительность таинств в каком-либо внецерковном обществе не является чем-то постоянным, основанным на объективной реальности исповедания этим обществом Христовой Истины или же отступления от нее. Все зависит от отношения Церкви, в лице ее первоиерархов, к данному обществу. Ибо, по его мысли, Церковь сохраняет с ересями и расколами «некое правило общения» и разрешает им иметь некоторые таинства действительными самим фактом своего признания их. Одним Она оставляет только крещение, другим и мvропомазание, и даже священство и все другие таинства, кроме Евхаристии, которой не имеет никто, кроме Церкви. (Заметим, правда, что непонятно, какое может быть священство без Евхаристии и зачем оно тогда вообще нужно). Но все это, заметим еще раз, существует не само по себе, но благодаря нормативным актам церковной иерархии, повелевающим считать то действительным, то недействительным, а, следовательно, может изменяться.

Посему, делает практический вывод из своих теоретических выкладок Преосвященный автор, «латинян мы принимаем в Церковь через покаяние, а из карловацкого раскола через мvропомазание», хотя и допускает, что в будущем Церковь может изменить и относительно последних свою практику.

Таким образом мы видим, что Митрополит Сергий искренне верил в то, что, накладывая прещения на несогласных с его церковной политикой, объявляя недействительными их таинства, и запрещая даже отпевать их, он тем самым реально отсекал их от благодати Христовой и, по сути, отправлял в ад. Вот уж воистину папизм и притязания на наместничество Христово! - Для спасения нужно не содержать Истину Святого Православия, а принадлежать к церковно-административной легальной (в данном случае сергиевой) организации.

При таком взгляде на Церковь стремление к сохранению, во что бы то ни стало, административного единства и легального существования, пусть даже и в ущерб ее православности, выглядит вполне оправданным.

Здесь следует заметить, что в данной исторической ситуации эти три составляющие, то есть организационное единство, легальность и неправославность оказываются настолько взаимосвязанными, что первое не могло бы существовать без второго, а второе без третьего. И это необходимо вытекает из законов существования Церкви и Империи.

По нашему глубокому убеждению, административное единство Церкви невозможно вне Империи, естественно Империи христианской (разумеется, православной), и опасно в Империи антихристианской (то есть еретической или безбожной). Эти три соотношения соответствуют трем историческим эпохам бытия Церкви: доконстантиновской, константиновской и постконстантиновской.

Империя - всегда идеократична, что вызывает для нее необходимость иметь свою имперскую идеологию. В доконстантиновскую эпоху - это язычество и, в частности, культ императора, исполнение которого было скорее актом гражданской лояльности, нежели сознательной личной верой. И христиане, отвергавшие этот культ, действительно оказывались государственными преступниками. Поэтому-то и гонителями христиан становились подчас не худшие, а лучшие из императоров. Церковь в то время состояла из немногих самостоятельных епархий или некрупных их объединений, вполне административно независимых друг от друга. Когда же язычество выродилось настолько, что потеряло способность быть идеологическим стержнем Империи, тогда Церковь заняла освобожденную им "экологическую нишу". И Православие само стало имперской идеологией. При этом естественно для государства с единоличной формой правления стремиться и к организации единой церковно- административной структуры на своей территории. В Христианской Империи стали образовываться Патриархаты, причем делалось это скорее силами Империи, нежели самой Церкви, что отразилось и в церковных канонах, повелевающих в административном устроении Церкви следовать уже сложившимся государственно- территориальным структурам (Патриархат в столице, митрополии в главных городах провинций и так далее). При этом происходит некое соподчинение Церкви и государства друг другу и принятия ими на себя обязательств взаимной лояльности. Церковь, хотя и утрачивает частично внешнюю свободу действий, но взамен получает от государства гарантию следования провозглашаемым ею принципам и обеспечение внешних ее потребностей, таких, как поддержание ее административной целостности, борьба с еретиками, храмостроительство и тому подобное. Но послушание, оказываемое Церковью Империи в лице императора как «епископа внешних дел Церкви», немедленно прекращается, как только последний перестает быть православным, нарушая тем самым свою лояльность церковному учению. И сама Империя тогда теряет свою ценность.

Если же в неправославной и, тем более, в откровенно антихристовой Империи (каковой была советская «империя зла») Церковь продолжает оставаться на положении государственной, то это неминуемо скажется на ее православности, повреждение которой будет платой за сохранение ее административной целостности силами богоборческого государства.

И мы видим начало такого повреждения уже в самой пресловутой Декларации, положившей начало этому противоестественному союзу. Ведь, провозгласив радости богоборческого антихристова государства радостями Церкви, митрополит Сергий тем самым косвенно отрекся от ее святости, провозглашенной в Символе Веры в качестве непреложной догматической истины.

Будучи Богочеловеческим организмом, Церковь радуется радостям своего Главы - Господа нашего Иисуса Христа, а не врагов Его. И Богочеловечность эта охватывает в Церкви все: «И цель ее, и жизнь, и средства», - по слову замечательного современного богослова прп. Иустина (Поповича). И в этом смысле она - не только Богочеловеческий организм, но и Богочеловеческая организация, в принципах функционирования которой нет места для какой-либо лжи.

И, конечно, разрушительное влияние богоборческих сил не могло бы проникнуть так глубоко в область духовной жизни Церкви в результате одного лишь внешнего ее пленения (каковое в истории и прежде не раз случалось), когда б не встретило себе солидарности, хотя бы только и декларированной, но, тем не менее, подрывающей ее силы в сопротивлении разрушительному началу, требующему все новых и новых жертв, то есть отступления от Православия, как необходимой платы за статус государственной Церкви.

Ибо и экуменизм, и так называемое "богословие мира" для Русской Церкви явились в значительной мере исполнением социального заказа по обеспечению внешних нужд Советского государства, а тем самым и последствиями сергианства.

Таким образом, мы видим основной причиной трагедии Русской Церкви в ХХ ст. еретический взгляд митрополита Сергия на природу Церкви, ставший догматическим фундаментом под зданием его церковной политики, а теперь и всей Московской патриархии как целостного организма. Неразрывная связь догматического сознания с христианской жизнью подтвердилась и на сей раз.

Мы, конечно, не возьмем на себя смелость утверждать, что выделенный здесь нами догматический компонент сергианства стал верой всего сергианского епископата, клира и, главное, народа церковного, явившись тем самым ересью в точном смысле слова, то есть учением всеконечно отделяющим содержащее его сообщество от Церкви Христовой (установление чего принадлежит компетенции авторитетного Собора), но несомненно, что понимание митрополитом Сергием природы Церкви было вполне еретическим и имеет в себе все, чтобы ересью стать.

Таким образом несомненно, что сергианство, хотя и не осужденное еще Соборами (коих еще не было со времени его введения), но осужденное многими Отцами (канонизованными Свв. Новомучениками и новейшими подвижниками-духоносцами, в числе коих и блаженный отец Серафим) служит достаточным основанием для отложения от Московской Патриархии по 15 правилу Двукратного Собора, и будущий чаемый Собор Русской Церкви, несомненно, ублажит тех, кто сделал это «не создав раскол, но оградив Церковь от раскола». И если даже до этого Собора многие не решатся назвать иерархию Московской Патриархии вполне отступившей, то, несомненно, назовут отступающей; а 3-е правило Третьего Вселенского Собора не позволяет православным «подчиняться отступившим или отступающим от Православия епископам».

В заключение добавим, что Катакомбная Церковь в условиях жесточайших гонений сумела сохранить живое церковное тело: духовенство и массу верных мiрян, и, хотя и утратила канонический епископат, сумела восстановить иерархию, обратившись за помощью к своей сестре – Зарубежной части Русской Церкви. Ныне, милостью Божией, хотя и «малым стадом» (по обетованию Спасителя), Русская Истинно-Православная Церковь, объединив духовный опыт двух частей Русской Церкви – Зарубежной и Катакомбной – продолжает нести благодатное служение для тех немногих православных христиан, кто подлинно желает спасения.


1. Недавно стало известно из опубликованных документов, что Священномученики Петр и Кирилл были расстреляны в 1938 году по одному делу со Священномучеником Иосифом за организацию Катакомбной Церкви. (Примечание переводчика).>>>

2. Информация о Первоиерархе Катакомбной Церкви, приведенная А. Красновым-Левитиным и помещенная о. Серафимом в книгу, неверна: архиепископ Феодосий (Бахметьев) (+1986) никогда не был ни митрополитом, ни первоиерархом. (Примечание переводчика).>>>

3. К сожалению, надежды отца Серафима на возрождение Истинного Православия и расцвет Катакомбной Церкви в России, массовый переход в нее из МП не вполне оправдались. Основывая свои заключения на доходивших до "свободного мiра" известиях о деятельности священников и мiрян-диссидентов из МП (таких как Регельсон, оо. Якунин, Эшлиман, Дудко и др.) о. Серафим не мог видеть, по скудости доходившей информации, эту деятельность во всех ее аспектах. Если, в части протеста и отрицания сервилизма Московской патриархии по отношению к советской власти, она и не расходилась с позицией "непоминающих" двадцатых-тридцатых годов и современной им Катакомбной Церкви, то этого нельзя сказать о ее положительной составляющей, которая была ближе к ценностям западной демократии (таким как "свобода совести", "права человека" и т.д.), а не Истинного Православия. В этом отношении они были и остаются более близки обновленческому движению, но не идеологии и мiровоззрению Катакомбной и Зарубежной частей Русской Церкви. Поэтому, когда все эти ценности, после падения тоталитарного режима, восторжествовали в обществе и нашли себе поддержку у самой МП, носителям их нечего было противопоставить последней, и они либо примирились с ней, либо свели свою борьбу на уровень обсуждения личных качеств тех или иных ее иерархов. Но даже и такие протесты, вопреки тому, как казалось многим на Западе, были единичны и не отражали настроения верующих масс, в которые, нужно с сожалением признать, дух сергианства проник гораздо сильнее и глубже, чем это представлялось о. Серафиму и многим другим в Зарубежной Церкви. Это выразилось в искажении понимания и чувства церковности у советских верующих: одни, абсолютизируя церковную организацию, смиряясь с очевидной апостасией, оправдывают это по-сергиански понятым "послушанием Церкви", опасаясь "раскола" или "осуждения", другие, противясь ей внутренне, довольствуются собственным личным (или в лучшем случае своего прихода) Православием, и настолько не придают значения церковно- организационной принадлежности, что это переходит уже в фактическое отрицание единства Церкви как организма. Этим, а также "магическим" пониманием Таинств, о котором о. Серафим пишет ниже, и объясняется триумф Московской Патриархии при нынешнем "возрождении" Православия в России. Впрочем, необходимо заметить, что, выражая надежду на возрождение Катакомбной Церкви, отец Серафим делал оговорку: «если России суждено быть православной». То же, что "возрождается", а точнее нарождается сегодня, в контексте мыслей о. Серафима (как это видно из данной и других его работ), едва ли можно назвать Православием, но скорее нео- обновленчеством и «церковью лукавнующих». К счастью, Истинная Русская Православная Церковь милостью Божией, пережив жесточайшие гонения, сохранила свое существование, и хотя и «малым стадом» (по обетованию Спасителя), но продолжает нести Свое благодатное служение для тех христиан, кто подлинно желает спасения. (Примечание переводчика).>>>

4. Как пример такого подхода мы можем предложить работу новосвященномученика Архиепископа Верейского Илариона (Троицкого) «Христианства нет без Церкви».>>>


© Catacomb.org.ua