Версия для печати

 Архимандрит Антонин (Капустин,+1894)

СЛОВО В ПЯТУЮ НЕДЕЛЮ ВЕЛИКОГО ПОСТА

Приснопамятная «Лествица», возводящая на небо, сказала нам, что на ее последней ступени восходящий обре­тает Бога, «видит лицо Верховного Владыки, невидимо в чи­стую душу приходящего». Как благовременно это ее свиде­тельство для постника, готовящегося также зреть Бога в об­разном воспоминании Его искупительного служения роду человеческому! Соединить то и другое богозрение — вот спасительное намерение Церкви. Имея это в виду, она при самом нашем вступлении в пост уже говорила о богозрении, некогда общей доле человечества, напоминая нам то отда­ленное время, в которое первый богозритель первый же и лишен был радости видеть Бога; когда изгнанный из рая сла­дости, он в горести духа говорил: ктому не узрю Господа и Бога моего. По окончании говения нашего — Бог даст — она пригласит всех нас очистить чувствия и зреть неприступ­ным светом Воскресения Христа блистающася в начало и залог будущего полного, совершенного видения Его, когда мы будем истее причащатися Его в невечернем дни Царст­вия Небесного. Как связь первого боговидения с последним, выставляется Церковью на вид то преестественное боговидение, к которому ведет и приводит лествица христианских подвигов. Что в прошлую неделю мы видели как правило и образец, то в настоящий день имеем радость видеть как жи­вое, олицетворенное выполнение. Совершеннейшим обра­зом прошла блаженную лествицу ублажаемая ныне вели­чайшая подвижница христианского Mipa преподобная Ма­рия Египетская. Стоя на высоте ее, она не раз входила в столь тесное общение с Богом, что удостаивалась видеть Его, сколько это можно бренному естеству человеческому — Егда же довольно плакахся и в перси усердно биях, тогда свет видех всюду облистающ мя, тишина велика в бури место бываше ми. Так высказывала преподобная подвижница свое преестественное состояние. Не сказала смиренномуд­рая, видела ли она еще что, кроме света; но когда она гово­рит, что «ее, никогда и книгам не учившуюся и не слыхав­шую никогда ни поющего, ни читающего, Само Слово Божие живущее» учило в пустыне, то мы не сомневаемся, что свет тот был только спутником другого Света — истинного, просвещающего всякого человека, а преимущественно то­го, кто сам заботится о просветлении очей сердца своего.

Но и боговидение первого человека, и боговидение будущей жизни, и боговидение подвижническое есть бого­видение преестественное — собственно удел неба, а не земли. На земле мы видим Бога только как бы сквозь туск­лое стекло, гадательно (1 Кор. 13, 12), через посредство свидетельствующей о Нем твари. Между тем и земное, и небесное боговидение есть одно и то же видение Божест­венной славы; естественное — в Mipe земного, изменчиво­го, образного естества, и преестественное — в премирном, вечном, первообразном Царстве бытия. Простираясь через всю совокупность дел творения и Промышления Божия, оно может составлять также особенную лествицу богозрительного восхождения, дополнение к блаженной лествице нравственно-деятельного восхождения. Та — лествица тру­да, эта — отдыха. Ослабевающий в той может укрепиться на этой. Та возводит, эта возносит к Богу. На той последняя ступень позволяет видеть Бога через союз веры, надежды и любви; на этой — через союз правды, мира и радости в Ду­хе Святом, последних свидетелей и указателей на земле присутствия Божия.

Ревнители подвига воли и подвига мысли! Время пост­нического приготовления нашего заканчивается. Через неделю мы призовемся к тому, к чему готовились — к живому созерцанию величайшей тайны искупления нашего, к зрению Бога во плоти — в болезни, в муке, в смерти, в славе Воскресения... Ослепительный блеск солнца требует чтобы взор, долженствующий к нему устремиться, приготовлен был к тому постепенно большим и большим видени­ем света. Блеск совершеннейшего христианского богозрения заставляет нас идти к нему лествицей естественного богозрения. Посвятим этому святому делу минуты настоя­щего собеседования.

Бога не видел никто никогда (Ин. 1, 18), — говорит боговидец. Таким образом, как бы с первого раза отнимается всякая надежда на богозрение, и делается напрасным ис­следование о нем. Бог есть дух (Ин. 4, 24), — говорит Гос­подь. Он наполняет Собой небо и землю (Иерем. 23, 24), живет во век (Втор. 32, 40), невидим (1 Тим. 1, 17), не подо­бен никакому подобию (Ис. 40; 18, 25), непостижим (Рим. 11, 33) и т. п. Бога, как Он есть, без образа и подобия, дей­ствительно никто никогда не видел (1 Ин. 4, 12). Нет для этого в безконечно малом существе человека способности и возможности, как нет возможности исчерпать горстью море. Но, не видя Бога видением земным, человеческим, самым, по нашему мнению, полным и совершенным, мы имеем возможность видеть Его видением другого рода, не менее истинным. Человеческое видение останавливается обыкновенно на поверхности; не углубляясь во внутрь, спешит составить заключение, большей частью выводи­мое из предположений. Господа Бога надобно зреть не по­верхностным, наглядным образом. Безконечная полнота Его совершенств требует внимательнейшего, подробней­шего рассмотрения их. Совершенно таким образом Он и открыл Себя проницательному взору богомыслителя. Он начертал Божественный Свой образ на всём, что вышло из творческих и выходит из промыслительных рук Его. Во всех делах Его и может, следовательно, видеть Его человек.

Не по самолюбию, а по предчувствию истинного значения и положения вещей человек привык делить всё, окружающее его, на себя и не-себя. Последнее он называет то Mipoм (видимым), то светом, то природой... Первое пони­жает и принимает, как собственное лицо и бытие.

1. Mip видимый есть первый отпечаток Божества. Его неизмеримые пределы говорят о безпредельности Создателя. Его неизменный чин явлений и перемен указывает на вечность Бога. Его изумительный порядок свидетельствует об одном и том же, всегда себе верном законе Божественно­го действования. Его единство, с безчисленным разнообра­зием частей, говорит о едином, но безконечно свободном Деятеле. Премудрое сочетание и соподчинение и направле­ние тварей в один, везде себя поддерживающий и охраняю­щий круг бытия и жизни проповедуют о премудрости Вер­ховной Причины всего сущего. Неудержимо влекущая кра­сота Mipa ведет мысль к невообразимой красоте Божией. Видимое довольство жизнью чувствующих тварей, знаю­щих и понимающих наслаждение и радость, говорит о люб­ви и блаженстве Жизнодавца. Каждая область великого Царства Божия, каждый предмет, входящий в общий состав Mipa, своим образом показывает в себе Бога. Небеса пропо­ведуют славу Божию (Пс. 18, 2), правду Его (Пс. 96, 6), чуде­са Его (Пс. 88, 6). Земля исповедует милости Его (Пс. 32, 5).

Стоит только не закрывать очей души, и Бог явится по­всюду. В минуты всеобщего покоя природы, когда вызыва­ющее и обличающее шумную суету жизни светило закроет­ся от нас, выйди, боголюбец, из тесной храмины тесного Жития земного в великий храм Божий и посмотри на свод Небесный. Кажется, каждая звезда несет к тебе особенную Черту Божества, и вся изумляющая необъятность неба хочет начертать перед тобой один лик высокого, неизменного, безстрастного, безпредельного, вечного, повсеместного Зрителя дел твоих, окружающего и объемлющего тебя со всех сторон, безмолвно о чем-то с тобой беседующего и медленно, таинственно проходящего перед тобой. Мы привыкли, думая о Боге, обращаться к небу. Мы знаем, что мно­го раз Mip духовный, действуя на землю, приходил с неба. Знаем, что на небо вознесся наш Господь — слава и радость всего человечества. Не знаем только, насколько небо види­мое может свидетельствовать о небе невидимом, но имеем несомненно-верное убеждение, что там — в необъятности и безконечности небесной — живет безконечный Бог. Не знаем, в какой степени земля с ее человеком принимает участие в общей жизни неба, но знаем, что там наш зижду­щий, управляющий, судящий и милующий Промысл. Небо для нас, таким образом, неизбежный и неустранимый, а по­тому, надо думать, верный указатель и учитель о Божестве!

С неба низведи взор на нашу всё еще слишком вели­кую, но в сравнении с небом ничтожно-малую землю и пронесись испытующим взором по всем царствам бытия ее. Какая отрада разольется в душе твоей при первой мыс­ли, что безконечно высокий и удаленный Бог небесный есть и Бог нашей земли, что Он наложил Свой отпечаток на каждую подручную нам вещь, некогда останавливался творческой мыслью на каждом роде бытия. Грех осуетил всё, окружающее нас. Мы присмотрелись к делам Божиим до того, что часто вовсе не считаем их Божиими, заменяя Бога безотчетно (чтоб не сказать прямо: безумно) употреб­ляемым словом природа. Но так как природа не может ни творить, ни мыслить, ни отобразить себя, то мы и не дума­ем видеть в предметах земных что-нибудь высшее, свиде­тельствующее о Боге. Неразумие и ослепление, достойное всегдашнего оплакивания!

Дивный величием в небе Господь дивен разнообрази­ем силы, жизни, красоты на земле. Смотри на него в обы­денных явлениях стихий земных: водой Он всё произращает, питает, очищает, огнем всё согревает, освещает и пре­творяет, воздухом живительно почивает над всей землей, теплотой вызывает жизнь и плодоношение; хладом укрепляет живущее и плодоносящее, дождем дает силу, крепость и свежесть всякому возрастанию, ветром разносит милую­щую или карающую долю суда Своего по лицу земли. Он, милостивый и грозный, присутствует в тучах и посылает молнию и гром для возбуждения сил и для уравновешения стихий земли. Везде — от поверхности земной до высоты небесной — начертывается Его промыслительный Лик. По­смотри и на каждое животное земли, на дерево, на цвет сельный, на былие травное. Не видишь ли и тут опять Его же премудрого, преблагого, облеченного в красоту и велелепоту, благоуханного, сладчайшего, пречистого, всесовершенного? Если бы ты углубился внутрь земли, и там увидел бы Его же зиждительную руку, воздвигающую ве­щество и связующую тело земли водными жилами.

Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, — и там рука Твоя (Пс. 138, 7-10). Везде Ты единый, всё животворя­щий, всем правящий, всех радующий! К Адаму Ты прихо­дишь во время прохлады дня (Быт. 3, 8), Аврааму знаменуешь Себя мраком (Быт. 15, 12), с Моисеем беседуешь в облаке (Исх. 24,18), с народом Израильским — в гласе трубном, огне и дыме (Исх, 19,18—19), Илии являешься в веянии тихого ве­тра (3 Цар. 19, 12), на апостолов сходишь в сильном ветре и огне (Деян. 2, 2-3), Павла облиставаешь светом (Деян. 9, 3), всех нас возрождаешь водой, запечатлеваешь елеем святым, питаешь хлебом жизни, освящаешь Древом Крестным. Везде виден Ты светлому и чистому взору богомыслителя! Не от­вращай же никогда Лица Твоего от отроков Твоих! Пусть мы видим Тебя, Вездесущего, повсюду! Пусть неблагодарное мудрование, отнимающее у Тебя славу ближайшего и непо­средственного мiроправления и предпочитающее Тебе дело Рук Твоих, отрокам Твоим кажется и неправдой, и безумием, и хулой на Тебя, на Mip и на собственное их достоинство!

2. Человек сам есть не только печать, но и образ Бога. Отсюда второй путь к богозрению есть взгляд наш на са­мих себя. До тех пор, пока грех не обезобразил естества на­шего, человек был яснейшим отображением высочайших совершенств Божиих. Но и в растленном состоянии своем он всё еще стоит существенно выше всех других тварей земли, а потому непререкаемо указывает в себе на образ Божий. Его трехчастная деятельность давно вела богомудренную мысль к заключению о троичности Лиц Божества — при едином существе. Его стремления ко всему истинно­му, доброму и прекрасному суть неистребимо наложенный на него отпечаток неизменности, святости и совершенства Творца его. Его совесть, неумолимая и незаглушимая, гово­рит о вечном законодательстве и правосудии Божием. Сердце, истаивающее от любви и связующее все отноше­ния жизни, говорит о Боге, Который есть любовь. Ум, во всё проникающий и всё обозревающий и соображающий, дает гадать по себе о Всевидящем, Всеведущем и Всесодержащем. Воля свободная есть прямое свидетельство о Неза­висимом, Который творит всё, что хочет (Пс. 113, 11), и всем, как хочет (1 Кор. 15, 38), управляющем. Наша безпре­станная душевная деятельность есть черта Того, Кто от веч­ности делал и доныне делает (Ин. 5, 17), не дремлет и не спит (Пс. 120, 4). Наша способность созидать из малого многое, задумывать и выполнять, делать и разрушать ука­зывает на Божественное творчество.

Даже и не только в глубине нашего существа может быть зрим его Создатель, но и во внешнем нашем составе, который есть образ образа Божия. Наше зрение, простира­ющееся до изумительной отдаленности, укажет в себе чер­ту Бога Всевидца. Наш слух, открывающий в простом зако­не чуждого ему вещества безстрастное и самое глубокое наслаждение, дает намек на чистейшее, полнейшее, блаженнейшее вседовольство Божие. Устройство тела нашего также указывало некоторым богомудрым мужам в себе об­раз Божий. Словом, на какую бы сторону нашего существа мы ни обратили богомысленное внимание, везде мы увидим Бога; человек с тем и создан по образу Божию. Насколько разумное и свободное существо выше всей неразумной природы, настолько ближе и точнее чело­век дает видеть в себе Господа Бога, нежели Mip. Mip гово­рил о бытии и свойствах Бога, человек может высказывать собой тайну жизни Божией. Он соединен с Богом началом жизни своей, живет Его дуновением, носит в себе Его силы, обнаруживает Его в своей деятельности. Глубочайшая сто­рона его жизни — нравственная — есть седалище вечного и неизменного закона воли Божией, переходящей уже как бы в нашу волю и составляющей зачаток нашего обожения. Владычество человека над природой, сохранившееся отча­сти еще и теперь, для неразумной твари делало его види­мым образом Бога.

Враг рода нашего чувствовал в нас присутствие Боже­ственных сил, и нехотя высказал это, когда лукаво уверял, что мы будем, как боги (Быт. 3, 5). Так ясно и гласно мы пове­даем собой Бога видимо и невидимо окружающему нас Mipy! Но чтобы совершеннее прозирать в человеке Бога, надобно искать человека высокой духовной жизни. Непобедимое мо­гущество духа часто при слабом и немощном теле, неутоми­мая деятельность мысли и сердца большей частью при без­мятежном состоянии тела, невозмутимый мир совести: без­страстное, но переполненное любовью ко всем и всему сердце; взор, проницающий до глубины души и судящий помыш­ления сердечные; голос, или неудержимо влекущий к себе, или поражающий страхом, и многое другое — вот черты ис­тинно божественные, перед которыми с благоговейным по­чтением преклоняется сам человек, волей или неволей, веде­нием или неведением свидетельствуя этим, что он видит Бога хотя и в скудельном сосуде человеческой природы. О, какими слезами можно оплакать то, что не все мы говорим собой о Боге! Лучший бы и блаженнейший был способ нам видеть Бога — в самих себе, в своей чистоте, правоте, силе, власти, славе.

3. Книга дел творения Божия неполна без книги дел Божественного искупления; говорит много и подробно, но всё на древнем, не для всех равно понятном языке и пред­ставляет Бога более бывшим, нежели пребывающим с на­ми. Развернем, боголюбцы, другую божественную книгу — книгу христианского богоявления. Здесь мы увидим Госпо­да Бога нашего лицом к лицу.

К сожалению всего человечества, в первый раз чело­век сам не захотел видеть Бога, убежал от Его присутствия. Когда только насаждалась в Mipe жизнь нравственная, каж­дое, самое малое по-видимому движение воли имело чрез­вычайную важность, давало направление характеру всего человечества. Нежелание видеть Бога говорило уже о начи­нающейся неспособности боговидения. Чем далее человек жил, тем менее становился способным к тому. Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может уви­деть Меня и остаться в живых (Исх. 33, 20), — говорил Господь лучшему из людей, хотя всё еще говорил с ним так, как бы говорил кто с другом своим (Исх. 33, 11). Для всей ос­тальной избранной части рода человеческого Он закрыл себя Скинией и Ковчегом Завета, и долгое время был видим под этим прообразовательным покровом. Наконец идоло­поклонство и нечестие совершенно скрыли Его от взора че­ловеческого, исчез и таинственный Ковчег.

Еще менее видела Бога другая часть человечества. То­мимая неискоренимым желанием боговидения, она пыта­лась идти по обоим указанным нами путям к Нему и всегда бедственно заблуждалась, воображая, что или Mip — Бог, или человек — Бог. Первый путь приводил ее к поклонению небу и тайным силам естества, второй — к обожествлению всего, что казалось лучшим и достоуважительнейшим в человеке. И в том, и в другом случае желание ближайшего богозрения вело к позорному идолопоклонству. Человеколю­бец жалел о человеке, зная, что в основании его заблужде­ния лежало похвальное стремление к Богу, желание возвра­тить первобытное состояние боговидения, и приготовлял мало-помалу людей к совершеннейшему богоявлению.

В народе Божием давно стали появляться носители Духа Божия, говорившие и действовавшие от имени и лица Божия, — предвестники воплощения Бога-Слова. Наконец блаженные очи увидели то, что многие пророки и цари жела­ли видеть (Лк. 10, 24), утешение Израилево (Лк. 2, 25) — Примиритель, и Ему покорность народов (Быт. 49, 10). Бог явился во плоти (1 Тим. 3, 16), и по виду став как человек (Флп. 2, 7), будучи сияние славы и образ ипостаси Божией (Евр. 1, 3). С тех пор очи всех обратились к Богочеловеку, сердца устремились к сладчайшему Иисусу, мысли напра­вились ко Христу — всеобщему средоточию человеческой истории, соединившему оба Завета в одно неразрывное Царство Божие. Но Божественного Лица, всеми искомого, на земле уже не было! Остались только Его утешительные слова: Се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 20). Душа христолюбивая! Что яснее и совершеннее того образа Христова, который начертали перед нами евангели­сты? Смотри на него и восторгайся! Вот Он, кроткий и сми­ренный сердцем, Отрок Мой, Которого Я избрал, Возлюб­ленный Мой, Которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд; не воспрекословит, не возопиет, и никто не услышит на улицах голоса Его; трости надломленной не переломит, и льна курящегося не Угасит (Ис. 42, 1-3. Мф. 12, 19-20)... Вот Он милосердует о людях, воздыхает, обнимает и благословляет детей, плачет над умершими, скорбит до смерти, предателя называет другом, молится за распинателей. Умалив Себя до образа раба, всем служит, всем благодетельствует, не ищет Своей славы, душу полагает за овец, ищет ищущих Его, приемлет мытарей и грешников, послушлив бывает до смерти. Вос­станавливая истинное богопочитание, учит всех и повсюду, переходя с места на место и не имея, где главы подклонить; обличает злоупотребления, негодует, с гневом взирает на злоупотребителей, с ревностью очищает дом Божий от куп­ли, с угрозой пророчествует, видя сопротивление Его Бо­жественной истине. И можно ли перечислить все черты Бо­жественного образа Христова?

Присоединим ко всему сказанному голос предания, ут­верждающего, что никто и никогда не видел Господа смею­щимся, а плачущим видели часто. Не говорим уже о том, что вид Его был паче сынов человеческих (Ис. 52, 14). Это как бы уже несущественная божественная черта Лика Спасителева. Между тем, если что более, так именно облик Господа со­ставляет для многих вожделеннейшее в христианском боговидении. И этому желанию уступила любовь и заботливая снисходительность Божия. В Церкви Христовой долго со­хранялся нерукотворенный образ Лица Иисуса Христа. Очень рано также стали по преданию изображать Господа в том виде, в каком видели Его во время Его земной жизни. За­ботливость православной Церкви и благочестивая ревность христолюбцев сохранили в общих чертах образ Господа до нашего времени. Дополняя этот образ евангельским, мы с достаточной ясностью зрим и этим третьим способом Бога.

Христианин! Безценный образ Господа нашего также может быть затемняем и искажаем и в наше время, как Он был перетолковываем и обезображиваем при жизни Гос­пода Его недоброжелателями. Поревнуем, сколько у нас до­станет сил и законных средств, о том, чтобы ни евангель­ский лик Спасителя не искажался суемудрием или суеве­рием, ни живописный не был плодом неискусной руки или нечистого воображения. Взирая же на пречистый образ Христов, будем постоянно памятовать слова неседальной песни Спасителю: Странно Бога вочеловечшася видяще, устранимся суетнаго Mipa, и ум на божественныя возло­жим: сего бо ради Бог на землю сниде, да нас па небеса воз­ведет (Кондак 8).

4. Блаженное обетование Господа пребывать в Церк­ви до скончания века даровало верующим новую возмож­ность новым способом зреть Бога. Господь благоволил со­единить нас с Собой, как соединены ветви с лозой (Ин. 15, 5), сделался нашим, всегда и повсюду нам присущим, так что где вера, там и Он, верой вселяющийся в сердца наши (Еф. 3, 17); где молитва, там и Он, давший слово сотворить всё, если чего попросите во имя Его (Ин. 14, 13), и, следова­тельно, быть при молитве нашей; где любовь, там и Он, обе­щавший вместе с Отцом придти к возлюбившему Его и оби­тель у него сотворить (Ин. 14, 23). Где двое или трое собра­ны во имя Его, там и Он — посреди них (Мф. 18, 20)...

Но таинственное соприсутствие Его много дает серд­цу, мало — зрению... Господь благословил нам видеть Себя и чувственно — в таинстве пречистого Тела и честной Кро­ви Его. Здесь вся искупительная Жертва перед очами наши­ми точно в том виде, в каком видели ее апостолы, в первый раз воззванные к таинствам Нового Завета и познавшие в своем Учителе Бога Законоположника. Чего недостает здесь для полноты нашего боговидения, того недоставало и апостолам. Успокоимся и заключим из этого, что для чувст­венных очей наших, наверно, и нет возможности видеть прославленное и вознесенное на небо пречистое Тело Гос­пода нашего в Его человеческом образе. Вкушая Хлеб не­бесный и пия из Чаши жизни, мы вселяем в себя Христа и Вселяемся в Него, бываем один дух с Господом (1 Кор. 6, 17).

Что же? Соединивший Себя с нами останется ли для нас навсегда сокровенным? Может остаться, если в нас не убудет к Нему любви непрестанной, неумолчно вопиющей, неотступной и непреодолимой. Где же есть теплейшее уст­ремление души к своему сладчайшему Жениху, там не за­ставит ждать Себя стоявший при дверях и толкущий, внидет к ней и будет вечерять с ней до невечернего дня Царст­вия Своего (Откр. 3, 20). Как блаженная душа узрит при этом Бога — нельзя сказать тому, кто не зрел Его. Мы знаем, что часто это таинственнейшее богоявление обнаруживало себя особенным, не похожим ни на какой земной светом. Об этом свете говорила и ублажаемая ныне богозрительница — преп. Мария Египетская. Но то, что являлось глазу боговидицы, считали за ничто в сравнении с тем, что видела их душа, по выражению «Лествицы», погружающаяся в Бога. Незримый для постороннего взора свет богоявления часто отражался видимо на лице богозрителя. Первый и разительнейший пример тому Моисей (Исх. 34, 29 — 30). Многие из боголюбивых подвижников, лежа на одре смертном, сотря­сались всем существом от незримого богоявления и также просветлялись лицом. Но что видели они? О, если бы Чело­веколюбец удостоил видеть когда-нибудь наше нечистое и омраченное око душевное если не в здешнем Mipe, то, по крайней мере, когда достойные Бога будут зреть Его, как Он есть... Узрит Его всякое око (Откр. 1,7), — говорит тайновидец. Следовательно, и наше должно узреть. Но как и с чем узрит? С тем ли, чтобы просветить лицо наше, как солнце, или чтобы облечь его в мрак вечного стыда?..

Братья! И увидеть Бога можно не на радость себе. Как это горько для грешного человека! Чтобы не встретить Его на небе неприготовленно, неожиданно и нежеланно карате­лем и мстителем своим, постараемся заранее, уже теперь восходить к Нему по лествице нашего земного богозрения, к чему благоприятнейшее время есть время настоящее, время оканчивающегося оплакивания страстной жизни нашей и начинающегося радостотворного плача над страстями Хрис­товыми — особенного способа боговидения, о котором мы намеренно умалчиваем, потому что он сам за себя будет громко и поучительно говорить любящему сердцу и благого­веющему уму. Но восходя на лествицу, не забудем напом­нить себе печальную истину, что высокая и сладостная доля видеть Бога не есть доля, общая всем без исключения. Дела­ющий зло, — говорит апостол, — не видел Бога (3 Ин. 11). Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа (Евр. 12,14), — говорит другой апо­стол. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8), — говорит Сам Господь. Почему так? Потому что кто зло творит, тот не может спокойно воззреть на Всеблагого. А кто сам в себе не имеет мира и не установил святых отношений со всеми, тот повсюду увидит только безпорядок и расстрой­ство; а Бог не есть Бог неустройства, но мира (Рим. 16, 20). Кто нечист сердцем, тому и всё представляется в греховном безобразии. А потому всякий, имеющий надежду на Бога, да очищает себя, как Он чист (1 Ин. 3, 3). Аминь.