Версия для печати

Глава II

Установление канонических основ церковной организации Всероссийским Поместным собором и патриархом Тихоном

Основным содержанием константиновской эпохи было глубокое единение и взаимное влияние христианской Цер­кви и земного государства.

В частности, если вся таинственно-литургическая струк­тура Церкви определилась задолго до начала константи­новской эпохи и выражалась простой формулой "где Епи­скоп — там Церковь", то структура ее организации как це­лого, выразившаяся прежде всего в образовании Помест­ных Церквей, возглавляемых Первосвятителями-Патриархами, окончательно сложилась уже под сильным воздей­ствием римской государственности.

Стремительное и катастрофическое крушение послед­него оплота этой христианской государственности в лице русской православной монархии поставило Церковь перед необходимостью выяснения собственно экклезиологического содержания структуры церковной организации и церков­ного управления — того содержания, которое должно незыблемо сохраняться при любых изменениях в жизни человеческого общества.

Это была подлинно творческая, если не сказать более, — пророческая задача.

Трагические события, потрясавшие снаружи и изнутри здание Русской Церкви после крушения христианского го­сударства, вынуждали соборный разум Церкви приложить огромные духовные усилия к решению этой задачи, неожи­данно приобретшей первостепенную жизненную важность.

Мы призваны теперь пожать плоды этих усилий, рас­смотрев с пристальным вниманием тот исключительный по своей глубине духовный опыт, который приобрела Русская Церковь в борьбе за прояснение и развитие канонических основ своего бытия как единого духовного организма.

Быть может, приобщение к этому недостаточно осоз­нанному опыту поможет нам найти путь к восстановлению ныне утраченного церковного единства.

Более того, автор дерзает предположить, что этот опыт необходим не только для свершения будущих судеб Рус­ской Церкви, но окажется ценным вкладом в искания и усилия Церкви Вселенской, стремящейся осознать и осу­ществить свою онтологическую структуру, как она задума­на в Замысле Божием.

Хотелось бы надеяться на то, что события, отделенные от нас десятилетиями, привлекут к себе внимание не только церковных историков, но и всех тех, кому дороги грядущие судьбы Церкви, тех, кто ясно понимает, что наше будущее коренится в нашем прошлом.

Всероссийский Церковно-Поместный Собор 1917-18 гг. заложил основы канонического устройства Православной Российской Церкви. Согласно общему положению о высшем церковном управлении, основы эти заключаются в следую­щем:

"1. В Православной Российской Церкви высшая власть — законодательная, административная, судебная и контроли­рующая — принадлежит Поместному Собору, периодически, в определенные сроки созываемому в составе епископов, клириков и мирян.

2. Восстановляется патриаршество, и управление цер­ковное возглавляется Патриархом.

3. Патриарх является первым среди равных ему епи­скопов.

4. Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору".

По смыслу дальнейших соборных определений, изби­раемый Собором Высший Церковный Совет, а также Свя­щенный Синод, образуют Высшее Церковное Управление, возглавляемое Патриархом Российской Церкви, причем Патриарх наделен правом при необходимости единолич­но принимать самостоятельные решения, подлежащие в таком случае утверждению ближайшего Собора.

Как же понималась природа первосвятительской вла­сти соборным сознанием? Отметим прежде всего, что со­знание это было многогранным и Собор далеко не сразу пришел к единству даже в основном вопросе — следует ли восстанавливать патриаршество?

"Встал жгучий вопрос, — рассказывает митр. Евлогий,— как управлять Церковью — стоять ли за старый синодаль­ный строй или за патриаршество? "Левые" — светские про­фессора Духовных Академий и либеральные "батюшки" — были против патриаршества. Вновь, как и в Предсоборном Присутствии, заговорили об одиозном монархическом на­чале, об единодержавии, от которого революция освободила не для того, чтобы вновь к этому принципу возвращать­ся. Это был все тот же закоренелый интеллигентский ли­берализм — верность отвлеченным идеям, не считаясь с фактами и исторической действительностью".

Митр. Евлогий показывает, что восстановление пат­риаршества было ускорено теми великими потрясениями государственной и духовной жизни России, которые про­исходили в период деятельности Собора. Переживание со­вершающихся на глазах Божьих Судеб вызвало глубокие сдвиги в сознании многих членов Собора:

"В начале октября, — продолжает рассказчик, — ста­ли приходить вести из Петербурга одна другой ужаснее, одна другой тревожнее... Временное Правительство дожи­вало свои последние дни. Учредительное Собрание каза­лось исходом из безвыходного положения, но созыв его от­срочивали. Русская жизнь разваливалась и надвигался хаос...

В эти ужасные, кровавые дни в Соборе произошла большая перемена. Мелкие человеческие страсти стихли, враждебные пререкания смолкли, отчужденность сглади­лась. В сознание Собора стал входить образ Патриарха, печальника, заступника и водителя Русской Церкви. На будущего избранника стали смотреть с надеждой. На­строение поднялось. Собор, поначалу напоминавший пар­ламент, начал преображаться в подлинный "Церковный Собор": в органическое церковное целое, объединенное одним волеустремлением — ко благу Церкви. Дух Божий повеял над собранием, всех утешая, всех примиряя..."

"Когда Члены Всероссийского Церковного Собора съезжались в Москву, — писал в своей подготовленной для выступления на Соборе статье-речи проф. С. Н. Булгаков, — то лишь у немногих было определенное мнение по во­просу о патриаршестве, а иные и сами не ожидали, что они станут вскоре горячими поборниками его восстановления. Бесспорно, нечто совершилось здесь в самой атмосфере соборной: произошло новое духовное рождение, в недрах соборности церковной родилось патриаршество". С. Н. Булгаков, ссылаясь на "живое соборное сознание, кото­рое долго выбаливало и перебаливало это новое рожде­ние", свидетельствует, что рождение патриаршества в Рус­ской Церкви было чем-то значительно большим, чем про­стым восстановлением нормального канонического строя поместной Церкви: "...Русская Церковь, конечно, могла бы и теперь оставаться при синодальном строе, никакой не­обходимости восстановления патриаршества здесь нет, и речь может идти лишь о его возможности, которая ста­новится действительностью только в творческом акте цер­ковного соборного сознания. Восстанавливаемое патриар­шество не есть только реставрация, но совершенно новый акт Русской Церкви, хотя, конечно, она и действует здесь в согласии с древним преданием".

Подчеркивая роль Патриарха как церковной верши­ны, через которую осуществляется связь со Вселенской Церковью, С. Н. Булгаков усматривает в восстановлении патриаршества великий пророчественный смысл — важ­нейший шаг к всемирному соединению христианства. "Важ­нее всего, конечно, — писал он, — стоит вопрос об основ­ной болезни всего христианского мира, о разделении меж­ду восточной и западной Церковью, которое не может не вызывать непрестанной боли в христианском сердце. В европейской, а вместе и русской трагедии, развертываю­щейся перед нашими глазами, не осуществляется ли ныне зло, которое было посеяно тысячу лет назад, в те недоб­рые дни, когда назревала последняя распря константино­польского и римского престолов? И если Провидению угод­но, чтобы настал, наконец, исторический час, когда ощу­тится близость чуда — нового мира по всей Вселенской Церкви, то мы должны быть готовы, чресла наши препоя­саны и светильники горящи. Вот какие всемирно-истори­ческие перспективы открываются с той вершины, на кото­рой мы ныне находимся, вот какие думы навевает день торжественного настолования Святейшего Патриарха всея Руси. В таком смысле приемлем мы совершающееся тор­жество". (Деян. Собора, кн. III, прилож, к деян. 31, Пг., 1918).

Важные догматические основания патриаршества из­ложил в своей статье-речи член Собора Н. И. Троицкий (там же):

"...Каким же должен быть Патриарх в отношении к прочей иерархии, особенно — к епископам? На это уже существует ответ: в отношении к епископам Патриарх дол­жен быть "первым иерархом между равными". И это есть совершенно точное о нем понятие, и только оно придает ему истинно апостольский характер (разрядка Н. И. Троицкого). Здесь, в обширных речах, некоторые собеседники несколько касались святости Церкви, многие и много до излишества говорили о соборности ее, но сравнительно очень мало была сказано о ее апостольстве. А между тем, именно с этим ее характером стоит в связи данное понятие о Патриархе как "первом среди равных"...

Понятие "первый среди равных" имеет для себя глу­бокое догматическое и историческое основание. Пред воз­несением Своим на небо Спаситель, посылая учеников Своих на всемирную проповедь, повелел им: "Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа"(Мф. 28,19). И мы православно исповедуем, что Лица Св. Троицы равны и равночестны, но первое именуется От­цом, и это Лицо Отца будет именоваться всегда первым из трех Лиц Св. Троицы, равных между собою. Переста­новка здесь невозможна, и порядок этот останется вечно неизменным, ибо и он основывается на истории божест­венного Откровения... И при этом порядке Лица Святой Троицы все равны: здесь нет подчинения одного Лица дру­гому, но есть первое между равными — все­гда первое между всегда равными, и при таком равенстве сии Лица никогда не могут быть смешиваемы и перестав­ляемы. Посему-то и Спаситель, открывший тайну трех Лиц Божества, повелел возвещать ее только в порядке истори­ческого откровения, как она действительно была и пребу­дет открытою...

Но, от Евангельской догмы переходя к апостольской истории, видим, что идея "первый среди равных" встречается при самом возникновении Апостольской Церкви — в первом сонме 12-ти Апостолов. ...И Самому Христу, и Апостолам, и всему народу Симон Петр говорил, как "первый между равными", или, как выражается дееписатель Лука, "став посреди учеников", или "став с одиннад­цатью"... Как первый и таковой между сими ему равными он и есть Апостольский прототип всех патриархов последующих исторических времен Церкви. Таким-то имен­но должен быть и высший иерарх Русской Церкви — "как первый между равными ему иерархами", первый — в деле исповедания веры, и в управлении Церковью, и в приум­ножении ее членов.

Таковое, истинно апостольское патриарше­ство и предстанет в Русской Церкви, если Патриарх ее будет именно как первый среди равных...".

Те же догматические основания патриаршества, но в других выражениях и с подчеркиванием других аспектов, излагает член Собора А. В. Васильев в своей статье-речи "Патриаршество и Соборность" (там же):

"...Православно понимаемая соборность, по которой все стосковались и восстановления которой хотят, объеди­няет в себе совет и священноначалие. Прообраз соборности Триединый Бог: при равночестности Божественных Лиц в нем есть и свя­щенноначалие. От Единого источника Начала-Отца рож­дается Слово-Сын и исходит Дух Святый. Господь наш Иисус Христос говорит: "Аз и Отец едино есма", "видевый Меня виде и Отца", но Он же сказал: "Отец Мой болий Мене есть" и — "снидох с небесе не да творю волю Мою, но волю пославшего Мя Отца". В предвечном Божием Со­вете о творении мира и человека участвуют все Божест­венные Лица; но Сын покорствует Отцу до самоуничиже­ния, до сошествия на землю в образе человека-раба, до страданий и смерти крестной. И Дух равен Сыну и Отцу; но Сын посылает Его от Отца и Он покорен Отцу и Сыну, нисходит на нашу грешную землю, животворит, просве­щает и святит ее. И весь мир, и все населяющие его Бого-зданные твари носят в себе, в меру большего или мень­шего их совершенства, образ и подобие своего Творца.

О человеке прямо сказано в книге Бытия: "Сотворим человека по образу Нашему и по подобию". Человек, как и его Творец, соборен и иерархичен в телесном составе, а в душевном существе — триедин. Но в его отдельности он еще не венец Божественного Творчества. Правда, сотво­рив его в 6-й день, Бог почил от дел Своих; но Господь наш Иисус Христос говорит: "Отец Мой доселе делает, и Аз де­лаю". Но это Божественное делание уже не непосредст­венный вызов стихий и существ Божественным Словом из небытия к бытию, а зодчество из данных в первые дни сти­хий и сил, совершаемое при посредстве созданных тогда же разумных тварей, главным образом — человеков и ан­гелов...

Церковное наше священноначалие идет и получает свое освящение и благодатную силу и власть не от избрания снизу, а сверху. "Не вы Меня избрали, — говорит Христос ученикам, — но Я вас избрал". И Он дал им власть учить и священнодействовать, вязать и решать и пасти Его стадо, и от Апостолов передается преемственно эта власть чрез святительское рукоположение доныне. По православному нашему пониманию, Церковь не только общество верую­щих, но — тело Христово; тело же возглавляется единою главою, и все члены его от нее получают веления, куда им двигаться или что делать. Верховному Апостолу Петру трижды повелел Господь: "паси агнцы (овцы) Моя", и на этом камне воздвиг Он Церковь Свою и обещал, что врата адова не противостанут ей. И Церковь Христова, в Пра­вославном ее понимании, не бездеятельная и не оборон­ческая, но воинствующая, наступательная. "Дадеся Мне всяка власть на небеси и на земли. Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам; и се Аз с вами есмь до скончания века", — таковы последние слова, по­следний завет Господа нашего Иисуса Христа Апостолам и их преемникам перед вознесением Его на небо. И как всякому великому воинству необходимы единый верхов­ный вождь и подчиненные ему вожди — военачальники в каждом самостоятельно действующем отряде, так и вели­кое воинство Христово — Святая Вселенская Церковь, возглавляемая единым Верховным Пастыреначальником Господом Иисусом Христом, в каждой из автокефальных, самостоятельных своих частей должна иметь своего вер­ховного пастыреначальника и вождя в лице первоиерарха своего народа, своей области или страны".

Таким образом, и в непосредственном переживании, и в попытках догматического осмысления патриаршего сана Собор усваивал этому сану характер священный, софийный (т.е. несущий на себе образ Божий), благодатный. Для закрепления этого восприятия в народном сознании 16/29 февр. 1918 г. Св. Синод принимает постановление о поминовении Патриарха на великом входе во время литургии во всех православных храмах.

(В других Православных Поместных Церквах имеет место другая практика: там имя Патриарха возносится только в церкви его собственной епархии, в других же епархиях поминает Патриарха епархиальный архиерей, клирики же епархии поминают только своего архиерея — ЖМП, I, 1931).

События, происходившие в это время в политической жизни, показывали, что Св. Церкви угрожает жесточай­шее гонение и не исключена возможность насильственного лишения жизни Патриарха. Реальные события показали в дальнейшем обоснованность этих опасений: до своей ско­ропостижной смерти в 1925 г. Патриарх дважды подвергался покушениям (в 1919 и в 1924 гг.) и затем едва избежал расстрела по приговору суда.

Перед Собором встал вопрос исключительной важности: как в такой чрезвычайной ситуации обеспечить сохранение первосвятительского возглавления Русской Церкви в случае насильственного устранения Патриарха Тихона? Ясно было, что в этих условиях не будет возможности созвать Собор для избрания нового Патриарха, и в то же время нельзя было допустить, не нарушая соборного начала, чтобы сан первосвятителя мог быть получен кем-либо без прямой санкции Собора. Нельзя было вводить ни прак­тику завещаний, осужденную Вселенской Церковью, ни присвоение первосвятительского сана традиционному Ме­стоблюстителю — старейшему по хиротонии члену Синода, полномочия которого, согласно этой традиции, исчерпы­вались обязанностью в кратчайший срок созвать новый Собор. Кроме того, было ясно, что если гонители поста­вят целью обезглавить Русскую Церковь, то одновременно с Патриархом будут устранены и те иерархи, которые смо­гут его заменить, если их имена заранее будут известны.

В этих беспрецедентных обстоятельствах Собор прини­мает столь же беспрецедентное — и в свете будущих событий, дерзнем сказать, Богодухновенное — решение о тайном соборном избрании нескольких Местоблюстителей Патриаршего Престола, наделенных всей полнотой патри­аршей власти, т. е. фактически как бы нескольких "сопатриархов", наделенных правом, в случае необходимости, в порядке старшинства обнаруживать свою первосвятительскую власть.

Беспрецедентность решения заключалась и в том, что для сохранения в тайне имен Местоблюстителей избрание конкретных лиц было доверено Собором Патриарху Тихо­ну. 25 января/7 февраля 1918 г., в день убийства митропо­лита Киевского Владимира, Собор постановил: "на слу­чай болезни, смерти и других печальных для Патриарха возможностей, предложить ему избрать нескольких блю­стителей патриаршего престола, которые в порядке стар­шинства и будут блюсти власть Патриарха и преемствовать ему".

3/16 февраля при обсуждении вопроса о нормальном порядке местоблюстительства было сообщено, что имело место "закрытое заседание Собора", на котором на слу­чай чрезвычайных обстоятельств "было постановлено, что вся полнота власти Патриарха переходит к Местоблюсти­телю", причем имелся в виду не Местоблюститель в обыч­ном смысле, но именно те "чрезвычайные" Местоблюстите­ли, избрание которых было поручено Патриарху Собором.

В своем письме митр. Агафангелу от 17/30 апреля 1926 г. митр. Сергий (Страгородский) писал об этом постановле­нии:

"Собор 1917-18 г. сделал Св. Патриарху поручение, в изъятие из правил, единолично назначить себе преемни­ков или заместителей на случай экстренных обстоятельств. Имена же этих заместителей Патриарх должен был, кро­ме их, не объявлять, а только сообщить Собору в общих чертах, что поручение исполнено. Я знал о таком поруче­нии Собора Патриарху, но на заседании том не был. Пре­освященный же Прилукский Василий (Зеленцов) под­тверждает, что он был и на первом (закрытом) заседании, когда Патриарху было дано поручение, и на втором, когда Патриарх доложил Собору, что поручение исполнено".

Будущее показало, насколько нелишними были все эти предосторожности. К моменту смерти Патриарха Тихона все крупные иерархи, о которых можно было предпола­гать, что именно их избрал по поручению Собора Патриарх Тихон в 1918 г., были тем или иным способом устранены: митрополит Харьковский Антоний — в эмиграции, митро­полит Петроградский Вениамин — расстрелян, митропо­лит Новгородский Арсений, Казанский Кирилл и Ярослав­ский Агафангел — в ссылке.

Первосвятительскую власть в Русской Церкви после смерти Патриарха Тихона удалось сохранить лишь благо­даря тому, что одним из своих Местоблюстителей Патриарх Тихон избрал в 1918 году будущего митрополита Петра, ко­торый в момент избрания был всего лишь синодальным служащим! Многих архиереев изумляла и смущала его дальнейшая стремительная "карьера", в течение шести лет превратившая его в митрополита Крутицкого и Коломен­ского... Но именно благодаря необычайности своей судь­бы он оказался единственным избранником Патриарха (фактически, избранником Собора, по доверию к Патри­арху), оставленным на свободе к моменту смерти Патри­арха Тихона. Трудно даже предположить, как сложилась бы и без того трагическая судьба Русской Церкви, если бы мудрый замысел Собора и Патриарха не был осуществлен в жизни.

Несмотря на принятые чрезвычайные меры к сохра­нению в Русской Церкви первосвятительской власти, раз­витие событий в 1918-29 гг. показало, что необходимо при­нять решение о форме управления Русской Церковью на тот случай, если первосвятительская власть по тем или иным причинам прекратит свое реальное действие.

После двух творческих актов Поместного Собора: раз­рыва с синодальной формой управления и принятия бес­прецедентной формы местоблюстительства, требовалось еще одно, наиболее трудное, решение — санкционировать организацию церковной жизни при отсутствии первосвя-тительского возглавления. Трудность этого решения, и в особенности воплощения его в реальной жизни, заключа­лась в том, что за всю свою историю Русской Церкви ни­когда не приходилось существовать без централизованного управления. Эта веками укоренившаяся привычка к цен­трализации создавала большую опасность в случае ликви­дации реальных носителей первосвятительской власти — опасность создания ложного, фиктивного центра церков­ного управления, который, в силу своей безблагодатной природы, легко мог стать орудием разрушения Церкви.

Следующая страница (2/4)