Версия для печати

Церковь Апостольская

Мне остается еще сказать несколько слов о последнем признаке Церкви в Символе Веры: о ней как апостольской.

Называя Церковь апостольской, Символ указывает на одно из внешних свойств ее, которое, вместе с тем, определяет и внутреннее строение ее, т. е. происхождение от Апостолов, которые устрояли ее и управляли ею, пока были на земле.

На основании Писания и ранних святоотеческих текстов, В. Троицкий кратко и ясно выразил учение об епископах как продолжающих дело апостолов: «Господь Иисус Христос послан в мiр Богом Отцем. Иисус Христос послал апостолов. Апостолы установили епископство, поручив ему полное руководство церквами, которые они сами основали» (Очерки из ист. догм. о Церкви, стр. 2115).

Апостольский ставленник св. Игнатий Богоносец в ряде посланий призывал на этом основании беречь положение епископов, потому что иерархия есть охранительница чистоты и неповрежденности христианского учения Церкви. Только через иерархию мы соединяемся со Христом. Св. Ириней Лионский тоже высказывал эту мысль, что истину можно сохранить только в живом единении с организмом Церкви через епископов.

Т. о., истинность Церкви совне удостоверяется апостольским преемством ее епископата, который получает божественную благодать для учительства и преимущественного хранения истины. «Ибо, — как говорится во II пр. VII Всел. Собора, — сущность иерархии нашея составляют Богопреданные словеса, то есть истинное ведение Божественных писаний, якоже изрек великий Дионисий». Епископская благодать от апостолов преемственно передается одними архиереями другим, поскольку они находятся в церковном единстве. Благодать не есть личная и неотъемлемая принадлежность епископа или священника, она принадлежит не ему, а Церкви. Об этом напоминает нам указание 1-го Апост. правила, указывавшее, что архиерейская хиротония совершается не единолично, а соборно несколькими епископами.

Епископ и священник могут сообщать дары благодати другим, поскольку они сами ее хранят. Лишение сана или запрещение в священнослужении прекращают возможность совершения таинств, подобно тому, как электрический ток не передается через выключенный провод.

В управлении епархией епископ обладает большими полномочиями, являющимися следствием его большой ответственности перед Богом, ибо по 39 Апост. правилу «ему вверены людие Господни, и он воздаст ответ о душах их».

Но как бы церковные правила не утверждали полноту духовной власти епископа в его епархии, они отнюдь не устанавливают его абсолютного единовластия. Каждый епископ ограничен контролем и властью Собора, а строгая иерархичность здания поместной Церкви увенчивается положением ее Первоиерарха. Это издревле установлено 34 Апост. правилом: «Епископам всякого народа подобает знати первого из них, и признавати его яко главу, и ничего превышающего их власть не творити без его рассуждения: творити каждому только то, что касается до его епархии и до мест к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех. Ибо тако будет единомыслие и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святой Дух».

Церковь и мiр

Церковь несет свет мiру, но с ним не сливается. Ап. Иоанн призывает нас: «Не любите мiра, ни того, что в мiре: кто любит мiр, в том нет любви Отчей; ибо все, что в мiре: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мiра сего» (I Иоан. 2, 15–16).

Мiр сотворен прекрасным, но вследствие греха в нем нарушена первозданная гармония и он является поприщем постоянной борьбы. Мы можем и должны любить все прекрасное, что сотворил господь, но Церкви не указано преображать мiр земными средствами. Она насаждает Царствие Божие внутри нас и украшает мiр влиянием своей святости, но с мiром никак не сливается. Поэтому нашей заботой должно быть не создание подчиненных Церкви мiрских учреждений, а создание быта, в котором мы жили бы по законам и началам Церкви, хотя бы и окруженные ее врагами. То, что мы называли Св. Русью, было создано больше всего не нарочитой организацией по плану, а именно бытом, молитвенным подвигом святых и подражанием им в мiру на разных уровнях общества.

Но Церкви не обещано земной победы над мiром сим в смысле его покорения. Напротив, Спаситель предрек Своим ученикам, что они в мiре будут иметь скорби (Ин. 16, 23). Победа Церкви определяется не в материальном плане, а в том, что всегда будут чада Церкви, преодолевающие зло мiра сего и что силы ада никогда не смогут ее уничтожить. Она, хотя бы и в виде малого стада, сохранится на земле до Страшного Суда. Тут только обнаружится ее полная победа.

Тогда, в общем воскресении и прославлении чад Божиих, кончится борьба за святость и настанет их радостное и безконечное совершенствование в жизни будущего века.

Упадок латинства и протестантизма

Жизнь Православной Церкви на земле, как это показано в первой части моего сообщения, в принципе отличает ее от всего того, что окружает ее в человеческом обществе. Теперь ее иноприродность мiру особенно заметна. В СССР это систематически проводимый, с низу до верха, атеистический материализм, диаметрально противоположный Церкви и ее задачам. На Западе те же начала все больше и больше дают себя знать. Они только проводятся без грубого насилия государственного аппарата. В этих условиях на нашу паству может больше всего влиять безразличие к истине и проистекающее отсюда падение нравов. Оно может быть не менее духовно разрушительно.

Преимущественно это разлагающее влияние сказывается на западных вероисповеданиях. Однако, модернизм и экуменизм до известной степени проникает и в православную среду. Истина Православия и его традиционность сделали его верующих менее восприимчивыми к этому злу, но все-таки и у православных людей нет полного иммунитета в отношении заблуждений, особенно они проникают через развращение нравов всего окружающего нас человечества.

В первой части своего доклада я старался изложить положительное православное учение о Церкви, касаясь современных заблуждений, лишь поскольку это казалось мне полезным, чтобы дать темный фон для более понятного изложения истины.

Теперь же, во второй части своего доклада я должен перейти к окружающим нас искушениям, которые могут отражаться на нашей жизни. Чем больше они растут, тем яснее становится, насколько важно нам твердо хранить свои православные начала, с какими бы трудностями это для нас не было связано.

Для Церкви как богочеловеческого организма, живущего в мiре, который во зле лежит, более всего опасно смешение себя с этим мiром. Даже при византийской и русской монархии, основанной на теократических началах, Церковь всегда страдала, если ее иерархия из духовной руководительницы государства переходила на служебное положение. Тем более отражается на ее жизни подчинение государству безверному, не говоря о государстве, ставящим целью уничтожение веры. Мы ясно можем видеть это на примере обновленцев 50 лет тому назад и Московской Патриархии в наши дни.

Можно сказать, что современные заблуждения относительно Церкви возникли, прежде всего, из папизма. В основе этих заблуждений лежит утрата живой веры в богочеловеческую природу всей Церкви не только на небе, но и на земле, и в решении проблем церковной жизни вне ощущения этого единства. В стремлении организационно усовершенствовать и укрепить Церковь по стихиям мiра сего земная часть ее в римском представлении стала почти самодовлеющей. Полномочие, данное Спасителем св. апостолам вязать и решить в какой-то степени распространяет силу их решений с земли на небо. Но приписав это полномочие Римскому епископу по преимуществу и расширив его, латинство логически и по земному рационально должно было возвести Папу в положениt Главы Церкви и в качестве такового, наделить его непогрешимостью. Одновременное положение Папы как главы государства вело к дальнейшему обмiрщению Римской Церкви. Вместо Тела Христова она стала религиозной Империей. Наделение Папы непогрешимостью на первом Ватиканском Соборе было кульминацией этого процесса. Латинянам представлялось практически необходимым провозгласить это право в качестве догмата для укрепления авторитета Папы в борьбе с протестантизмом и разными противоцерковными течениями. Какие бы аргументы не приводились католиками в оправдание этого догмата, ничто не может изменить того, что в основе установления его лежали гордость, легализм и рационализм.

Если для католиков в их Церкви сливалось понятие о церковном обществе и Папе как монархе, то протестантизм явился революцией, в которой народ восстал против этого монарха. Протестантизм противопоставил юридическому единству Рима свободный индивидуализм. Личность и ее мнение там были поставлены выше догматов и церковного единства. Поэтому протестантизм с самого начала был обречен на безконечное дробление. Западный мiр и после отпадения Рима от Православия по инерции еще долго сохранял многие христианские добродетели и ценности, но он был на пути к явной катастрофе. Сила сочинений Хомякова о западных исповеданиях заключалась в том, что он обнаружил и разоблачил этот процесс.

«Нравственное изнеможение, — писал он, — становится с каждым днем более и более ощутительным. Невольный ужас, в виду общей угрожающей им опасности, овладевает рационалистическими сектами Запада, Папизмом и Реформою. Они все еще борются между собой (потому что не могут прекратить борьбы), но потеряли всякую надежду на торжество; ибо поняли более или менее ясно свою внутреннюю слабость. Перед ними быстро растет неверие, не то, которым отличался восемнадцатый век, не неверие властей, богачей и ученых, а неверие масс, скептицизм невежества, это законное исчадие рационализма. ...Страх, овладевший западными религиозными партиями, наталкивает их не на примирение (оно невозможно), а на переговоры о временных союзах; но этим только обличается слабость, расширяется область сомнения и увеличивается грозящая опасность» (т. II, с. 86).

Теперь, более чем через 100 лет после того, как писал эти строки Хомяков, мы видим этот разрушительный процесс воочию. Латинство, размываемое волнами протестантизма и живущее рационализмом, теперь уже само становится протестантской религией. Процесс, давно существовавший, хотя и незаметный для поверхностного наблюдателя, стал развиваться с невероятной быстротой после Второго Ватиканского Собора.

Модернизм

Ныне то, что писалось в опровержение римо-католичества пятьдесят лет тому назад уже устарело не потому, что было неправо, а потому, что латинство в такой мере переменилось. Волны экуменизма, давно покрывающие протестантизм, теперь размывает и твердыню Ватикана. Они могут угрожать и нам, поскольку Православные Церкви вошли в экуменическое движение. На протестантах это движение меньше отражается, ибо оно воплощает в себе их же учение о Церкви.

Трудно с достаточной силой изобразить всю глубину разложения, внесенного в западный мiр реформами Второго Ватиканского Собора. Мы могли бы не касаться этого вопроса, если бы не то, что, живя в западной среде, наша паства невольно соприкасается с теми, кто духовно разлагается этими реформами. Они сводят на нет унаследованные от Православия последние остатки церковности у западных исповеданий.

Чем же ныне вызван этот процесс?

Неверием в силу благодати и в свою церковь. Окружающий мiр представляется настолько сильным, что вызывает страх за существование своей церковной организации иначе как земными средствами. Отсюда желание приспособляться к нему, хотя бы и с повреждением своих основных начал. Но приспособление Церкви к мiру сему неизбежно связано с отрывом от предания и колебаниями, которые подрывают прочность церковного порядка.

Приведу пример, подтверждающий это общее правило.

Когда 19 июля 1570 г. Папа Пий V вводил новый служебник, то он издал декрет, который должен был оставаться в силе навсегда, с тем чтобы никогда ничего бы к нему не прибавлял и ничего бы из него не выпускал. «Ни в какое время в будущем, — писал Папа, — никакой священник в мiру или из ордена не может быть принужден к употреблению иного способа совершения мессы». Он заявлял, что «в силу своего Апостольского Авторитета мы предписываем и устанавливаем, что наше повеление и декрет должен сохраняться постоянно и никогда не может быть законно отменен или изменен в будущем». Указ Папы издан навсегда и угрожает тому, кто нарушил бы его, гневом Божиим и Блаженных Апостолов Петра и Павла.

Представим же себе состояние католика, знающего этот декрет, когда ныне ему представляется на выбор несколько новых "пробных" литургий с одобрения законного преемника Папы Пия V. В порядке таких проб католик увидит мессу с джазом, мессу на кухне или мессу для детей с куклами и др. игрушками. Преемство авторитета сломано. Предание отброшено. Что остается?

Во имя чего делается эта разрушительная для сознания верующих перемена? Во имя современности. Но ведь это не единственная реформа, расшатывающая устои современного католичества. Теперь все там поставлено под вопрос. В результате в католической прессе священники отрицают существование диавола, пишут в оправдание содомского греха, оправдывают прелюбодеяние и даже подвергают сомнению девство Богоматери.

Раз вступив на путь модернизма, католичество в этом отношении часто обгоняет протестантов. Несмотря на близкое соприкосновение с этим направлением в экуменистическом движении, Православные Церкви еще нигде не воспринимают модернизма в таком чистом виде, как западный мiр. Но пример заразителен, и мы уже видим признаки этой заразы в разных местах.

Предыдущая страница (2/5) - Следующая страница (4/5)