От редакции «ЦВ РИПЦ»:

Предлагаем нашим читателям повествование об одном из столпов Истинно-Православной Церкви, сподвижнике Священномученика Иосифа (Петровых,+1937) Петроградского – Св. Новомученике Сергии (Дружинине,+1937), Епископе Нарвском. Автор работы – Шкаровский Михаил Витальевич, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Центрального Государственного архива Санкт-Петербурга, преподает в СПб Университете. Автор монографий: Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999.; Русская Православная Церковь и Советское государство в 1943 -1964 годах. От «перемирия» к новой войне. СПб., 1995.; Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. (Государственно-церковные отношения в 1939-1964 годах). М., 1999. и др.

Данная работа предоставлена редакции «ЦВ РИПЦ» автором, печатается с его согласия, без каких либо исправлений или комментариев.

-----------------------------------------------------------------------------------------

Епископ Сергий (Дружинин)

Будущий Владыка (в мiру Иван Прохорович Дружинин) родился 20 июня 1863 г. в с. Новое Село Бежецкого уезда Тверской губернии в зажиточной крестьянской семье. Образование он имел только домашнее, самостоятельно изучив грамоту. К 1881 г. подросток приехал жить в Санкт-Петербург, где его двоюродные сестры пребывали монахинями Воскресенского Новодевичьего монастыря. В столице Иван Прохорович некоторое время работал вагоновожатым конки, а в 1881 г. поступил послушником в Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, где прожил около шести лет. 9 сентября 1887 г. И.П. Дружинин был принят в известную подвигами святителя Игнатия (Брянчанинова) Свято-Троицкую Сергиеву пустынь, расположенную в юго-западном пригороде Петербурга − пос. Сергиево.

Впоследствии, еп. Сергий так описывал свою биографию: «В семье нашей было много родных, ушедших в монастыри, и я сам с 12 лет стал бывать в мужских монастырях, в которых находились родственники моей матери. Когда мне исполни­лось 18 лет, я, по совету и настоянию своих двоюродных сестер, монахинь Воскресенского, ныне Новодевичьего монастыря, ушел на Валаам, в монастырь Сергия и Германа. Условия послушания в этом монастыре были очень тяжелые, что мне, по слабому состоянию своего здо­ровья, было не под силу. Поэтому, вскоре,  я, по совету настоятеля, перешел в Сергиеву пустынь около поселка Стрельна. В монастыре Сергиевой пустыни я пробыл на положении послушника около шести лет. Первоначально я был определен под руководство старца Герасима, в мiру богатого помещика Загребы, ушедшего в монастырь после окончания универси­тета. Под руководством Герасима я находился уже после принятия пострига в течение десяти лет до смерти Герасима. После смерти Герасима, будучи уже иеродиаконом, я перешел под начало архимандрита Варлаама, а за его смертью − под руковод­ство игумена Агафангела, из бывших помещиков Ярославской губ. Настоятелем Сергиевой пустыни был в то время архимандрит Михаил, под руководство которого я перешел за смертью игумена Агафангела, помощника настоятеля. Общение мое с перечисленными руководителями укрепило меня в истин­ном православии, монашеской жизни, послушании духовной власти и преданности престолу».[i]

Будущий епископ начал свой подвиг в Троице-Сергиевой пустыни еще при настоятельстве духовного сына свт. Игнатия (Брянчанинова) архимандрита Игнатия (Малышева) и прошел в обители хорошую школу монастырского послушания. Через два года после поступления в пустынь − 4 декабря 1889 г. И.П. Дружинин был определен послушником, 24 сентября 1894 г. принял монашеский постриг с именем Сергий в честь прп. Сергия Радонежского, а 20 ноября того же года был рукоположен во иеродиакона. 24 апреля 1898 г. преуспевшего в духовном делании о. Сергия рукоположили во иеромонаха. С сентября 1894 г. он исполнял послушание помощника ризничего, а с 9 января 1902 г. более 13 лет состоял ризничим, что говорит об успешном исполнении порученного дела. 5 мая 1915 г. священномученик митрополит Петроградский и Ладожский Владимiр, ходатайствуя перед Синодом о назначении иеромонаха Сергия настоятелем Троице-Сергиевой пустыни, указывал, что он принял там иноческое пострижение «и с примерным усердием много лет проходил возлагавшиеся на него послушания».[ii]

Наряду с исполнением монастырских обязанностей, о. Сергий уже через два года после рукоположения в сан иеромонаха стал духовным наставником. В Стрельне, неподалеку от пу­стыни, летом в Константиновском дворце жил его последний хозяин великий князь Димитрий Кон­стантинович, а в Павловске - его старший брат Константин Константинович со своим многочисленным семейством. Будучи благоче­стивыми людьми, они часто бывали в монастыре на богослужениях. Как говорил 7 марта 1931 г. сам еп. Сергий: «После службы гости иногда заходили к на­стоятелю, и мне приходилось их принимать, угощать чаем и “монастырским хлебом”. По выбору и приглашению великих князей Дмитрия Константиновича и Константина Константиновича, я был назначен совершать богослужения во внутренней дворцовой церкви Стрельнинского дворца в течение лета, а с 15 августа по 21 мая - в Павловском дворце».

 Оценив достоинства молодого иеромонаха, великий князь Константин Константинович, после двух лет службы о. Сергия в дворцовых храмах Стрельни и Павловска, просил его от лица всех «Константиновичей» стать их духовником. Это произошло в Павловском дворце перед Пасхой в апреле 1900 г. Первоначально, на предложение великого князя, переданное через его адъютанта генерала Ярмолинского, о. Сергий ответил отказом, «ссылаясь на свою богословскую неподготовленность», но в тот же день, после личных просьб всех старших представителей «Константиновичей», в том числе королевы эллинов Ольги Константиновны, согласился. По словам еп. Сергия, он был великокняжеским духовником целых 18 лет, до ареста весной 1918 г. большинства членов этой ветви Романовых. Только один раз он надолго расстался с ними, когда в 1904-1905 гг., во время Русско-японской войны, был послан военным священником в Манчжурию, в действующую армию.[iii]

О духовном авторитете о. Сергия свидетельствует письмо к нему августейших детей от 6 мая 1903 г.: «Дорогой Батюшка! Узнав от Дяденьки, что Вы хотите сделать в трапезной каменный пол, мы собрали, сколько могли, из наших карманных денег и просим Вас принять эту лепту и помолиться о болящих Гаврииле и Олеге. Просим Вашего благословения. Иоанн, Татиана, Константин, Олег и Игорь».[iv]

«Константиновичи» были известны своей широкой благотворительной деятельность, финансируя десятки школ, приютов, богаделен и т.п. В этой деятельности активно участвовал и о. Сергий, в частности, дважды в год – к Рождеству и Пасхе передавал со своей сопроводительной запиской пакет просьб о помощи жителей поселков Стрельни, Сергеево и паломников пустыни к великому князю Димитрию Константиновичу, который выдавал на всех 500-700 рублей. В 1904 г. иеромонах стал председателем правления православного благотворительного Общества ревнителей веры и милосердия при освященном 1 июня 1903 г. храме преподобномученика Андрея Критского. В частично занимаемом этой церковью Доме милосердия также располагались школа с приютом для сирот и богадельня для одиноких старушек.[v]

В 1912 г. иеромонах Сергий освятил вновь устроенную в Константиновском дворце над покоями Димитрия Константиновича церковь св. кн. Александра Невского. Позднее, уже накануне революции, в Стрельне с благословения о. Сергия было устроено подворье Шамординского монастыря, насельниц которого батюшка также по некоторым сведениям окормлял. Служил иеромонах и в других храмах. Так 17 декабря 1910 г., в день двадцатилетия великого князя Константина Константиновича (младшего), о. Сергий совершил богослужение во Введенской церкви Мраморного дворца. Продолжал он окормлять своих августейших духовных детей и в годы Мiровой войны. В частности, для служившего тогда в армии и приезжавшего наездами в Петроград Иоанна Константиновича батюшка за август-октябрь 1916 г. провел четыре службы и две исповеди. Помимо окормления «Константиновичей» о. Сергий подготовил к исповеди сына великого князя Сергия Михайловича, неоднократно встречался и с императором Николаем II.

О своих монархических убеждениях и теплых чувствах к великим князьям и императорской семье еп. Сергий открыто говорил даже на допросах ОГПУ: «В семье Константиновичей мне пришлось встречаться и с самим царем, бывавшем на семейных торжествах у великого князя… Последнюю свою встречу с царем я имел на Рождестве в 1916 г., когда государь со мной беседовал довольно продолжительное время. От облика царя у меня осталось впечатлениe, что это был человек кроткий, смиренный, удивительно скромный, … в обращении, более, чем деликатный, с приятным взглядом. Поэтому факт отречения Государя от престола я встретил с огромным сожалением, скорбел за помазанника Божьего, т.к. я лично был самым тесным образом связан с интересами династии и был всем обязан царскому строю».[vi]

В 1915 г. по рекомендации великого князя Димитрия Константиновича и ходатайству Петроградского митрополита Владимiра о. Сергий был назначен на должность настоятеля Троице-Сергиевой пустыни, хотя он сначала неоднократно отказывался в пользу наместника иеромонаха Иоасафа (Меркулова). 5 мая митр. Владимiр писал Святейшему Синоду: «Настоятель Свято-Троицкой Сергиевой Первоклассной Пустыни, близ Петрограда, архимандрит Михаил 5 сего мая прислал ко мне свое прошение следующего содержания: “22 марта сего 1915 года, во время служения Пасхальной Светлой утрени, я внезапно серьезно заболел и с того времени лежу в постели. Сознаю, что дальнейшее управление обителию для меня будет не по силам. Донося о сем, долгом считаю для себя почтительнейше просить Ваше Высокопреосвященство, Милостивейший Архипастырь и Владыко, об увольнении меня от управления Троицко-Сергиевою Пустынью на покой и о назначении вместо меня настоятелем в Сергиеву Пустынь ризничного оной иеромонаха Сергия, как вполне способного к прохождению такого служения”. Донося о вышесказанном и находя прошение архимандрита Михаила заслуживающим уважения, - признавая также и со своей стороны иеромонаха Сергия способным и достойным занятия настоятельской должности в Сергиевой Пустыни... имею долг почтительнейше ходатайствовать...».

По указу Свят. Синода от 6 мая 1915 г. архим. Михаил был уволен от настоятельства, а новым настоятелем пустыни назначен иеромонах Сергий, с возведением в сан архимандрита. 24 мая о. Сергий был удостоен этого сана, прежний же настоятель обители архим. Михаил (Горелышев) скончался 14 мая 1918 г.[vii]

К 1915 г. Троице-Сергиева пустынь представляла собой один из крупнейших монастырей епархии с семью действующими храмами, пятью часовнями, и обширным хозяйством. Численность братии и проживавших «для богомоления» составляла почти 90 человек. Образцовое ведение хозяйства позволило пустыни расширять благотворительную деятельность. В монастыре действовали инвалидный дом, школа на 60 мальчиков, больница, странноприимная. В 1915 г. архим. Сергий сообщал епархиальному начальству: «В пустыне имеется помещение для странников, ежедневно оказывается приют 15-20 лицам, с выдачею при этом, по мере возможности, горячей пищи, при недостатке же таковой выдается хлеб и квас». После начала Первой мiровой войны в обители был также открыт госпиталь для раненых воинов, в котором в августе 1917 г. лечились 29 человек. В первые годы настоятельства о. Сергия монастырь продолжал расти. 30 июля 1916 г. архимандрит сообщал Петроградскому губернатору: «Во вверенной управлению моему Троице-Сергиевой пустыни состоит монашествующего братства до 100 человек, до 70 человек вольнонаемных служащих...». В управлении столь многочисленной братией требовался большой опыт, который у о. Сергия несомненно был, так как он умело справлялся с обязанностями настоятеля.[viii]

 Революционные события 1917 г. резко изменили судьбу архимандрита. Часть «Константиновичей» покинула Россию, но о. Сергий отказался уехать с ними. Позднее он говорил: «После февральской революции, во время беспорядков, королева эллинов Ольга Константиновна обращалась ко мне и пред­лагала уехать с ней в Грецию. Я от ее предложения отказался и заявил, что желаю оставаться со своей братией и в годину смуты, а не только в то время, когда мне приходилось ездить на великокняжеских автомобилях».[ix]

Близость к великим князьям «ударила» по настоятелю пустыни уже в марте 1917 г. Среди братии произошло разделение и 25 монахов с целью «оздоровления атмосферы монастыря» написали на него управляющему епархией епископу Гдовскому Вениамину (Казанско­му) фактический донос, объявив в нем о. Сергия «ставленником бывшего великого князя Дмитрия Константи­новича, митрополита Питирима и Распутина». Недоволь­ная часть братии, в этом обращении из 22 пунктов упрекала, среди прочего, ар­химандрита в том, что он «заставил всю братию подписать бумагу на преосвященнаго Антония [Грановского], который 6 лет страдал за свободу в этой святой обители и просился на покой обратно сюда же», т.е. не допустил снова в пустынь одного из будущих «вождей» обновленцев.

Сторонники настоятеля в ответ 18 марта напечатали в газете опровержение и послали обер-прокурору Синода письмо, в котором говорилось: «О. Сергий пользуется среди местного населения всеобщим глубоким уважением... имеет строгость, но строгость справедливую... единственно к порядку». После проведенного расследования, показавшего, что строгость архимандрита действительно была справедливой, взбунтовавшейся части братии пришлось пока­яться и взять назад свое заявление. Вскоре обе стороны примирились и просили оставить архим. Сергия настоятелем пустыни. 1 мая 1917 г. братия писала обер-прокурору: «Личность архимандрита Сергия нам всем братии хорошо известна, как человека хорошего и безукоризненного поведения, а, будучи ризничным, благодаря его неусыпным заботам об обители, им сделано очень много хорошего, как то: при его содействии была выстроена монастырская каменная больница, произведена реставрация братской трапезы, церкви монастыря украсились разными ценными пополнениями в украшении, а также и св. Престолы, ризница обогатилась весьма ценными богослужебными принадлежностями, словом, Архимандрит Сергий своими трудами и заботами сделал для управляемой им обители очень много хорошего и полезного».

В результате о. Сергий был оставлен настоятелем, но для управления пустынью, на основании резолюции архиеп. Вениамина (Казанского) от 13 июня 1917 г., был учрежден Духовный Собор монастыря, состоявший из должностных лиц: настоятеля, наместника, казначея, ризничего и духовника. С этого времени все основные вопросы жизни пустыни решались Собором. С 16 по 23 июля 1917 г. архим. Сергий был командирован на Всероссийский съезд представителей монастырской братии в Сергиев Посад.[x]

Октябрьскую революцию о. Сергий, по его словам, «воспринял как тягчайшее бедствие для страны, означающее безвозвратную гибель прежней России». Вскоре начались притеснения пустыни со стороны новых властей. Во второй половине 1918 г. – начале 1919 г. те из великих князей - духовных детей архим. Сергия, кто сразу же после революции не покинул Россию, были убиты большевиками. Так, 18 июля 1918 г. в лесу близ Верхне-Синячихинского завода в 11 верстах от г. Алапаевска Пермской губернии погибли великие князья Игорь Константинович, Константин Константинович (младший) и последний владелец Павловского дворца Иоанн Константинович, а 23 января 1919 г. во дворе Петропавловской крепости Петрограда был расстрелян особенно близкий о. Сергию великий князь Димитрий Константинович.

В условиях начавшихся гонений и безбожной пропаганды вновь появились разногласия среди братии и нарушения монастырской дисциплины. Видя это, епархиальное начальство писало в пустынь в 1918 г.: «В настоящее время братия св. обители должна усугубить молитву и свой труд, а особенно хранить единение в союзе и являть свое послушание к распоряжению духовной власти и своему настоятелю».[xi]

В начале 1919 г. насельники пустыни все-таки изгнали строгого настоятеля, и 17 февраля он подал прошение на имя Петроградского митрополита Вениамина: «Вследствие насильственного отстранения моего от должности настоятеля Троице-Сергиевой пустыни, с запрещением проживания в оной я остался в самом тяжелом и затруднительном положении. Не имея где голову преклонить, и надеясь на любвеобильное сердце Вашего Высокопреосвященства, со дерзновением прибегаю к стопам Вашим, Всеблагостный наш Владыко, и смиренно прошу зачислить меня для временного проживания в Александро-Невскую Лавру».[xii]

19 февраля архимандриту разрешили временное проживание в обители с условием служить по мере надобности за помещение. 15 апреля 1919 г. о. Сергий подал прошение о зачислении в лаврские священнослужители, и 5 мая Духовный Собор постановил выдать ему за совершение богослужений из братской кружки, так как архимандрит еще не был уволен от настоятельства в пустыни. 1 июня о. Сергию было предложено вести чередные богослужения по распоряжению кладбищенской конторы. Во второй половине 1919 г. новым настоятелем пустыни был назначен ее наместник игумен Иоасаф, и о. Сергия к марту 1920 г. зачислили в братию Лавры.[xiii]

Однако в том же году архим. Сергий оставил обитель и перешел служить настоятелем в приходскую (ранее приписную к Троице-Сергиевой пустыни) церковь прмч. Андрея Критского, расположенную в километре от вокзала станции Володарская (Сергиево) и в трех километрах от пустыни. Окрестные жители, хорошо знавшие и уважавшие архимандрита по работе в Обществе ревнителей веры и милосердия, помогли ему обустроиться при Андреевской церкви. Духовный наставник великих князей стал близким другом многих простых жителей поселка Володарский. В тяжелые годы гражданской войны, голода и разрухи он сумел создать вокруг себя атмосферу теплого и безкорыстного общения.

Одна из прихожанок Андреевской церкви В.В. Кудрявцева, знавшая о. Сергия с 1920 г., в 2002 г. вспоминала: «Мы хорошо его знали… Он очень капусту любил, так мы носили ему. Мама посылала… бабушку он… уже в сане епископа отпевал. Наверху в церкви преподобномученика Андрея Критского бабушку отпевали, а потом на монастырское кладбище повезли. Епископ Сергий и на кладбище ее проводил. Мы к монастырю подъехали, а навстречу все монахи вышли. Они не бабушку – епископа встречали, а все равно, вот так хорошо и проводили ее».[xiv]

В первой половине 1920-х гг. архимандрит не играл заметной роли в жизни епархии. Председатель Епархиального совета прот. Михаил Чельцов позднее − в 1928 г. так вспоминал о своем знакомстве с о. Сергием: «С ним я познакомился в 1920 году. Он мне показался скромным, тихим, обиженным, забитым. Я возымел к нему большую симпатию и жалость. Во время его постоянных сетований на тяжесть для него приходской работы, на униженность его положения, опозоренного изгнанием из Сергиевой пустыни, на возможность неприятностей − даже до ареста, от его прежних подчиненных из монастырской братии, − я постоянно всячески старался утешать его. Как-то незаметно для себя сблизился с ним и решился помочь ему. Помощь моя в то время могла состоять только в том, что я старался расположить в его пользу покойного митр. Вениамина в целях возможного возвращения его снова к настоятельству в Сергиевой пустыни».[xv]

Вскоре произошли трагические события 1922 г., связанные с компанией изъятия церковных ценностей. Были арестованы Патриарх Тихон, митрополит Вениамин, отец Михаил Чельцов и многие другие священнослужители. Кратковременному аресту летом 1922 г. подвергался и архим. Сергий. Позднее он так говорил на следствии о своей позиции в это время: «В момент изъятия церковных ценностей я стоял на позиции Патриарха Тихона и считал, что достояние церковное должно быть нерушимо, и изъятие церковных ценностей явилось актом грубого насилия и произвола со стороны Сов. власти».[xvi]

Обновленческое Епархиальное управление отец Сергий категорически отверг и приход прп. Андрея Критского стал одним из учредителей так называемой Петроградской автокефалии, активно боровшейся с обновленцами (в отличие от уклонившейся в раскол братии Троице-Сергиевой пустыни). Со времени пребывания в стенах Лавры архимандрит имел близкие отношения с ее наместником еп. Николаем (Ярушевичем), возглавлявшим Петроградскую автокефалию. После ареста в феврале 1923 г. и отправки в ссылку Владыки Николая, о. Сергий поддерживал его письмами и посылками с продуктами и вещами. В свою очередь, архимандрит по свидетельству о. М. Чельцова, в первой половине 1920-х гг. «пользовался от него [еп. Николая] заметной ответной благосклонностью.[xvii]

Освобождение Патриарха Тихона из под ареста в июне 1923 г. и его возвращение к руководству Церковью вскоре принесли важные изменения в служение о. Сергия. В 1924 г. исполнялось 30 лет священнослужения архимандрита, и его многочисленные почитатели стали усердно хлопотать о возведении батюшки в сан епископа. По просьбе прихожан в дело активно включился прот. Михаил Чельцов, считавший себя «весьма благодарным» о. Сергию за его регистрацию при церкви прп. Андрея Критского после выхода из тюрьмы. Отец Михаил летом 1924 г. несколько раз писал Патриарху, а в конце октября лично просил в Москве Первосвятителя о хиротонии архим. Сергия во епископа, сперва Красносельского, а потом Нарвского.

В поддержку этой просьбе было собрано несколько тысяч подписей. Однако Епископский совет, возглавляемый епископом Кронштадтским Венедиктом (Плотниковым), возражал против хиротонии. К Владыке при­хожане направили особую делегацию, но он отклонил ее ходатайство, «сославшись на то, что нужды в епископе не имеет и что кандидат не соответствует своему назначению...».[xviii]

Однако Патриарх Тихон, учтя некоторые возражения (в частности изменив титул), посчитал архим. Сергия достойным хиротонии, вызвал в Москву и 10/23 ноября возглавил его хиротонию во епископа Нарвского. Так как кафедру новый Владыка не получил − Нарва по мирному договору 1921 г. была уступлена Советской Россией Эстонии, но он продолжал служить в храме на ст. Володарская. Ленинградский епископат его первоначально вежливо игнорировал, считая неравным себе, малообразованным «простецом».[xix]

Ситуация изменилась после ареста в декабре 1925 г. трех из четырех входивших в Епископский совет архиереев. Оставшийся на свободе и вступивший в управление епархией еп. Григорий (Лебедев) в письме предложил еп. Сергию служить, «где он пожелает, и куда его пригласят», и сам нередко стал направлять Владыку на богослужения в различные храмы. Чаще всего еп. Сергий в 1926-1927  гг. служил в Троицком Измайловском соборе, храме бывшего Синодального подворья, Покровской церкви на Боровой ул. и особенно в кафедральном соборе Воскресения Христова, с настоятелем которого прот. Василием Верюжским Владыка очень сблизился. В 1927 – начале 1928 гг. он несколько месяцев именовался епископом Копорским, а затем снова Нарвским.[xx]

О декларации митр. Сергия 1927 г. Владыка узнал от своего духовного сына прот. Сергия Тихомирова. Еп. Сергий, вместе с еще пятью архиереями подписал письмо, переданное Заместителю Патриаршего Местоблюстителя делегацией представителей ленинградского духовенства и мiрян. 23 ноября/6 декабря 1927 г. – в праздник св. кн. Александра Невского епископ все же сослужил (единственный из шести оппозиционных Заместителю Местоблюстителя ленинградских архиереев) в Троицком соборе Лавры еп. Николаю (Ярушевичу). Однако уже вскоре он открыто присоединился к зарождавшемуся иосифлянскому движению. Прот. С. Тихомиров, приехав на Володарскую, рассказал Владыке о поездке 12-14 декабря делегации священнослужителей и мiрян «северной столицы» к митр. Сергию и «горячо убеждал… стоять на такой же непримиримой позиции» к советской власти и политике Заместителя Местоблюстителя».

Впрочем, не нужно было убе­ждать долго человека, полагавшего, что «советская власть - власть без­божная... Поддержать безбожную власть – это, значит, стать самому безбожником». Посоветовавшись с eп. Димитрием (Любимовым), протоиереями Иоанном Никитиным, Василием Верюжским и Феодором Андреевым, Владыка Сергий, по его словам, «сознательно перешел к этой группе духовенства, чтобы вместе с ними встать на защиту истинного Православия и, если потребуется, умереть».[xxi]

13/26 декабря 1927 г. еп Сергий, вместе с еп. Димитрием, подписал акт отделения от митр. Сергия, убедившись, «что но­вое направление и устроение русской церковной жизни, им принятое, ни отмене, ни изменению не подлежит». Вскоре последовали прещения. 17/30 декабря постановлением Заместителя Местоблюстителя и Временного Священного Синода еп. Сергий был запрещен в священнослужении и он, «устрашенный наказанием заявил еп. Николаю, что отмежевывается от раздорников и обещается быть верным сыном Русской Православной Церкви и послушным ее иерархии».[xxii]

После письма митр. Иосифа (Петровых) от 7 января с одобрением отхода от митр. Сергия епископ вернулся к единомышленникам. В результате Заместитель Местоблюстителя и Временный Синод 25 января постановили еп. Сергия оставить «на покое под запрещением и предать его каноническому суду православных епископов». Еще одним постановлением митр. Сергия и Синода от 11 апреля 1928 г. эти прещения были оставлены в силе.[xxiii]

Однако этим указам еп. Сергий не подчинился и постепенно вошел в число руководителей иосифлянского движения. По воскресеньям и в церковные праздники Владыка вместе с еп. Димитрием служил в соборе Воскресения Христова, а в остальные дни – в церкви прп. Андрея Критского. 12 октября 1928 г. еп. Сергий вместе с Владыкой Димитрием тайно хиротонисал во епископа Максима (Жижиленко), но до ареста 29 ноября 1929 г. архиепископа Гдовского, в известной мере «держался в тени». Затем ситуация существенно изменилась, около года епископ Нарвский был управляющим иосифлянской Ленинградской епархией и практическим руководителем движения на всей территории страны.

Позднее, на допросе 17 февраля 1931 г. Владыка Сергий, в изложении следователя,  говорил: «…после ареста епископа Любимова Дмитрия я вступил в управление и стал продолжать руководить организацией т.н. «иосифляне» совместно с епископом Докторовым Василием. В управление и руководители я вступил по указанию митрополита Иосифа Петровых. От митр. Петровых я получал все указания и инструкции. Ко мне со всего СССР приезжали члены нашей организации с просьбой посвящения их в сан священника или архимандрита».[xxiv] Владыка отказался сообщить, кого он посвящал в священный сан, заявив, что не помнит этого.

Еп. Сергия признавали практическим руководителем движения далеко не все иосифляне не только в других регионах страны, но и в «северной столице». У него не было авторитета архиеп. Димитрия, к тому же наиболее радикально настроенные представители иосифлянского духовенства считали еп. Сергия слишком умеренно, конформистски настроенным. Священномученик прот. Викторин Добронравов на предложение Владыки быть его помощником ответил отказом. Согласно показаниям на допросах некоторых иосифлян, «после ареста епископа Димитрия все были удивлены, что аресту не подвергся епископ Сергий (Дружинин); считали, что он продался ГПУ… и его стали бояться». Как показывают архивные документы, эти опасения были совершенно безосновательны.

Недовольство и неповиновение распоряжениям еп. Сергия части ленинградских иосифлян приняло открытый характер в апреле 1930 г., когда Владыка высказался за необходимость проведения требуемой советской властью регистрации приходских советов храмов. Епископ резко критиковал тех, кто «призывал церковников не регистрировать церкви в советских учреждениях и объявлял регистрацию преступной и греховной». В результате этого конфликта целая группа иосифлянских священников перестала признавать Владыку и начала переходить на нелегальное положение.

23 сентября 1930 г. митр. Иосиф показал на допросе: «Разговаривая с Андреевой, я заключил, что Андреева была удручена последним расколом, происшедшим в нашей организации в связи с регистрацией двадцаток, вследствие чего духовенство в лице Викторина Добронравова, Алексея Вознесенского, Николая Ушакова, Николая Васильева и других отошли от епископов Сергия Дружинина и Василия Докторова и прекратили служение в церквах, принявших регистрацию».

Представители радикальной группы даже ездили к Владыке Иосифу к месту его ссылки в Николо-Моденский монастырь, но в вопросе необходимости регистрации и сохранения таким образом легального существования храмов митрополит полностью поддержал еп. Сергия. При этом митр. Иосиф все-таки удовлетворил часть просьб ходатаев, и в десяти заповедях на имя еп. Сергия, предложил ему ограничить свои права в управлении. В этих заповедях митрополит, ради мира в епархии и безопасности самого епископа, предложил ему ограничиться в основном служением в храмах и молитвой. Зная довольно резкий характер еп. Сергия, митрополит порекомендовал ему: «Будьте ко всем равно снисходительны, ласковы, уважительны». В то же время Владыка Иосиф потребовал у о. Викторина и его сторонников прекратить после принятия еп. Сергием заповедей «всякую травлю на него» и категорически отверг все подозрения в отношении поведения епископа.[xxv]

В получившей широкое распространение среди ленинградских иосифлян листовке «Ответ митрополита Иосифа на вопросы духовенства и мирян 13/26 июля 1930 г.» говорилось: «Ни в малейшей степени не следует считать достойнейших моих собратий: Епископа Сергия (Нарвского) и Епископа Василия (Каргопольского) отступившими в чем-либо от чистоты Православия. Я с ними и они со мною, и значит – те кто не с ними – те не со мною.»[xxvi]

После получения заповедей еп. Сергий по поводу решения всех важных вопросов обращался непосредственно к митр. Иосифу. В то же время епископ продолжал рукополагать в священный сан и совершать монашеские постриги. Являясь сторонником легальных форм церковной деятельности, Владыка Сергий оставался в душе убежденным монархистом и поддерживал связь со своими оказавшимися в эмиграции духовными детьми.

В 1931 г. ОГПУ сфабриковало в Ленинграде второй массовый процесс «контрреволюционной монархической церковной организации истинно-православных». Аресты продолжались с 19 сентября 1930 по 22 апреля 1931 гг. Еп. Сергий был арестован 7 декабря 1930 г. Следствие велось более полугода, обвинительное заключение было составлено 30 мая 1931 г. на 76 человек, в том числе 50 священнослужителей. Постановлением Коллегии ОГПУ от 8 октября 1931 г. епископ был приговорен к 5 годам лишения свободы.[xxvii]

Владыка был подвергнут шести допросам − с 17 февраля по 15 марта. Он вел себя мужественно, и не скрывал политических убеждений: «Я считал, что церковь Советская власть стремится уничтожить, разрушает и издевается над святынями, и что сама православная церковь не может оставаться безучастным зрителем всех этих мероприятий со стороны Соввласти, а скорбит и должна бороться за свое существование… Будучи 20 лет духовником великих князей, я был целиком предан им. Государя я считал и считаю помазанником Божьим, который всегда был с нами, с нами молился и вместе с нами вел борьбу с хулителями церкви… За все, что большевики совершили и продолжают совершать, за расстрелы духовенства и преданных церкви христовой, за разрушение церкви, за тысячи погубленных сынов отечества большевики ответят, и русский православный народ им не простит. Я считаю, что у власти в настоящее время собрались со всего мира гонители веры христовой. Русский православный народ изнывает под тяжестью и гонениями этой власти… Я и мои единомышленники считали, что истинное православие через церковь приведет разоряемую большевиками к нашей победе, к победе над врагами и гонителями веры православной».[xxviii]

Отбывать срок Владыку Сергия отправили в Ярославскую тюрьму особого назначения (политизолятор), куда епископ прибыл в декабре 1931 г. Здесь он провел почти четыре года, за исключением трехмесячного пребывания (21 января – 26 апреля 1935 г.) в больнице московской Бутырской тюрьмы, и здесь у него на руках по преданию скончался архиеп. Димитрий (Любимов). После окончания срока заключения власти не освободили еп. Сергия. 7 октября 1935 г. он был приговорен Особым Совещанием при НКВД к ссылке в Марийскую автономную область на 3 года, и 5 декабря отправлен по этапу в г. Йошкар-Ола.[xxix]

Прибыв в этот город, Владыка поселился и прожил последние два года жизни в доме бывшей насельницы закрытого в 1921 г. Царевококшайского Богородице-Сергиева монастыря Анны Михайловны Комелиной на ул. Волкова, 94. Проживая в Йошкар-Оле, епископ служил тайно, местное население чтило его как святого старца. К Владыке приходило довольно много людей – не только жители города, но и верующие из различных районов Марийской области. Бывали у него и иосифляне из Кировской епархии, а с начала 1936 г. стали приезжать духовные чада еп. Сергия из Ленинграда. Нередко Владыку посещали священнослужители, главным образом отошедшие от митр. Сергия. Впрочем, в феврале 1937 г. к ссыльному дважды приходил управлявший в те годы Марийской епархией епископ Варлаам (Козуля). Он просил еп. Сергия примириться с митр. Сергием и вернуться к нему. Епископ обещал «списаться с профессорами» и поступить так, как они посоветуют, но, судя по всему, этого не сделал.[xxx]

Во время проживания в Марийской области здоровье престарелого еп. Сергия уже было подорвано предыдущим тюремным заключением, и он страдал немощностью. Безпокоясь о Владыке, верующие старались помочь, кто чем мог. Ему приносили продукты, одежду и другие необходимые для жизни вещи. Одна из бывших прихожанок прислала Владыке антиминс и облачение со словами: «Как-нибудь уж сохраните, чтобы не попало в руки врагов». Воз­можно, на этом антиминсе епископ и служил дома литургию, так как иосифлянских храмов в Йошкар-Оле не было.

Однако постепенно над еп. Сергием стали «сгущаться тучи». Марийским органам НКВД показалось очень выигрышным сфабриковать дело подпольной «контрреволюционной группы церковников» во главе с известным в стране епископом. 4 сентября 1937 г., через пять дней после ареста служившего тайно местного священника Харитона Пойдо было выписано постановление о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения в виде содержания под стражей в тюрьме Йошкар-Олы еп. Сергию, так как он «являясь ссыльным за к-р. деятельность, …определил себя к-р. монархическо-церковным элементом в городе, среди населения ведет к-р. деятельность, а так же объединяет своим руководством все к-р. группировки ИПЦ в МАССР». 5 сентября был выписан ордер на проведение обыска в квартире епископа и его арест.[xxxi]

Владыку Cepгия схватили у него на квартире 7 сентября 1937 г., после того как допросили всех арестованных знакомых епископу монахинь, которые жили в Йошкар-Оле общиной вместе с бывшей игуменией Богородице-Cepгиевa монасты­ря Магдалиной (Большаковой). Владыка Сергий был допрошен лишь один раз – в день ареста 7 сентября. Согласно протоколу допроса на трижды заданный вопрос о признании виновным в контрреволюционной деятельности новомученик каждый раз отвечал категорическим отказом. Епископ не назвал ни одного имени и не привел ни одного факта, за который могли бы ухватиться органы следствия. Видимо, поняв, что добиться признаний от него невозможно, Владыку больше на допросы не вызывали.[xxxii]

В тот же день – 7 сентября было составлено обвинительное заключение по сфабрикованному групповому делу, в котором говорилось: «Дружинин Иван (он же Сергей) Прохорович, как непримиримый враг существующего строя − Советской власти, на всем протяжении ее существования  вел активную контрреволюционную борьбу за свержение последней и установление монархического строя… Прибыв на место ссылки в город Йошкар-Ола, он активно возобновил свою к/р деятельность, группируя вокруг себя враждебно настроенных лиц к Советской власти преимущественно из духовенства, монашек, которые среди населения города Йошкар-Ола и окружающих деревень вели к/р пораженческую агитацию, распространяли слухи о скорой войне и гибели Советской власти».[xxxiii]

Всего по делу еп. Сергия проходило 19 человек, из них осудили 18: самого Владыку, о. Харитона Пойдо, 15 бывших сестер Богородице-Сергиева монастыря и мiрянку М.С. Булыгину. Все арестованные сестры вели себя на допросах очень мужественно, и виновными в контрреволюционной деятельности себя не признали. Впрочем, в то время особых доказательств вины для расправы и не требовалось. Уже 11 сентября 1937 г. Тройка Управления НКВД по Марийской АССР приговорила еп. Сергия, священника Харитона Пойдо, монахинь Антонину (Шахматову), Анастасию (Задворову) и Евдокию (Стародубцеву) к высшей мере наказания, а остальных обвиняемых − к 10 годам лагерей.

Епископ Сергий был расстрелян 17 сентября 1937 г. в подвале Йошкар-Олинской тюрьмы. Место погребения Владыки и убиенных вместе с ним неизвестно, но предположительно им служит одно из городских кладбищ. В архивно-следственном деле сохранилась фотография новомученика с трогательной дарственной надписью: «Дарю Вам образ лика моего, и в час досуга золотого Вы посмотрите на него и помолитесь за меня. Болящий Е. Сергий».[xxxiv] Реабилитирован Владыка был только в 1989 г.

Подвиг епископа Сергия не был забыт Церковью. Память о нем сохранилась и в сердцах его сподвижников, духовных детей, и среди людей, когда-то просто оказавшихся в кругу его общения. Даже те, кто не знал об исповеднической стезе Владыки, не могли забыть его доброту, простоту и теплое отношение к ближним. Молитвы о епископе Сергии возносились и в марийских селах, и среди жителей пос. Володарский – прихожан когда-то окормляемого им храма, и в Русском Зарубежье. В октябре 1981 г. состоялась канонизация Владыки Русской Православной Церковью Заграницей. В начале 2005 г. возрожденный приход прмч. Андрея Критского провел конференцию, посвященную епископу Сергию, снял о нем фильм; ведется сбор воспоминаний и документов, связанных с жизнью и деятельностью Владыки.

Михаил Шкаровский, СПб

Примечания:

[i] Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБ СПб ЛО), ф. архивно-следственных дел, д. П-83017, т. 1, л. 28-29.

[ii] Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир. Обитель Северной столицы. Свято-Троицкая Сергиева пустынь. Исторический очерк. СПб., 2002. С. 145-146.

[iii] Антонов В.В. Священномученик епископ Сергий (Дружинин) // Православная жизнь. 1996. № 2. С. 3.

[iv] Лавры, монастыри, храмы Святой Руси. СПб, 1905. С. 43.

[v] Коняев Н. «Талант к православию». Приходская жизнь (храм во имя преподобномученика Андрея Критского и святой праведный Иоанн Кронштадтский). СПб, 2002. С. 24-25.

[vi] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-83017, т. 1, л. 31-32.

[vii] Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб), ф. 19, оп. 107, д. 43, л. 1-31.

[viii] Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир. Указ. соч. С. 144-146, 153.

[ix] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-83017, т. 1, л. 30.

[x] Антонов В.В. Указ. соч. С. 3-4; Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир. Указ. соч. С. 146-147; Петроградский листок. 1917. 18 марта. № 66.

[xi] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-83017, т. 1, л. 32; ЦГИА СПб, ф. 678, оп. 1, д. 451б, л. 60, оп. 2, д. 3, л. 19, ф. 1883, оп. 52, д. 15, л. 5.

[xii] Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 815, оп. 11-1919, д. 16, л. 6.

[xiii] Там же, оп. 14, д. 99, л. 26, д. 161, л. 17, 50, д. 737, л. 277, 279.

[xiv] Коняев Н. Указ. соч. С. 27-28.

[xv] Прот. М.П. Чельцов. В чем причина церковной разрухи в 1920-1930-е гг. / Публ. В.В. Антонова // Минувшее Т. 17. М.; СПб., 1994. С. 432.

[xvi] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-83017, т. 1, л. 32об.

[xvii]  Прот. М.П. Чельцов. Указ. соч. С. 447.

[xviii] Прот. М.П. Чельцов. Указ. соч. С. 433-434; Прот. Николай Чуков. Один год моей жизни. Страницы из дневника / Публ. В.В. Антонова // Минувшее Т. 15. М., СПб.; 1994. С. 590-592; Митр. Мануил (Лемешевский) Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы. Т. 6. Эрланген, 1989. С. 108.

[xix] Антонов В.В. Указ. соч. С. 6.

[xx] Прот. М.П. Чельцов. Указ. соч. С. 438-439, 447; АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-83017, т. 1, л. 32об-33.

[xxi] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-83017, т. 1, л. 22, 33-34; Антонов В.В. Указ. соч. С. 6.

[xxii] Митрополит Иоанн (Снычев). Церковные расколы в Русской Церкви 20-30-х годов ХХ столетия. Сортавала, 1993. С. 173-175.

[xxiii] Акты Святейшего Патриарха Тихона. М., 1994. С. 565-566, 587, 605-606.

[xxiv] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-83017, т.1, л. 11-11об.

[xxv] Антонов В.В. Указ. соч. С. 7-8.

[xxvi] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-83017, т. 3, л. 617.

[xxvii] Там же, т. 5.

[xxviii] Там же, т. 1, л. 13об, 22, 26.

[xxix] Государственный архив Республики Марий Эл, ф. 1086, оп. 7, д. 909, л. 3-5.

[xxx] Там же, д. 909, 910; За Христа пострадавшие. Кн. 1. М., 1996. С. 431.

[xxxi] Государственный архив Республики Марий Эл, д. 909, л. 66-67.

[xxxii] Антонов В.В. Еще раз о священномученике Сергии (Дружинине) // Православная жизнь. 1998. № 2. С. 21; Государственный архив Республики Марий Эл, ф. 1086, оп. 7, д. 909, л. 68-69.

[xxxiii] Там же, л. 268-269.

[xxxiv] Там же, л. 270-275, 311-312.